За Китай

Для правительства Японии принятое Соединенными Штатами решение стало болезненным ударом.
Во-первых, японский премьер С. Абэ считал присоединение к переговорам по этому соглашению и доведение их до успешного конца одним из своих крупнейших личных политических достижений. Не секрет, что в японском истеблишменте было серьезное сопротивление идее присоединения к соглашению — как по соображениям политической рациональности, так и по идеологическим мотивам. Противники указывали, с одной стороны, на уязвимость японского сельского хозяйства в условиях неизбежного отказа от большей части мер тарифной и нетарифной защиты внутреннего рынка. С другой — принципиально возражали против отказа от суверенного права в одностороннем порядке менять режим таможенного регулирования, санитарные и иные стандарты и нормы, условия работы иностранных инвесторов, порядок организации государственных закупок и проч. Для того чтобы добиться согласия на присоединение Японии к переговорам и ратификации парламентом их результата (1). С. Абэ пришлось потратить изрядную часть своего политического капитала. И вот теперь оказывается, что он не в состоянии контролировать события, в результате которых все усилия, споры и жертвы оказываются напрасными.
Во-вторых, тем самым японский премьер лишается удобного рычага для продавливания некоторых решений, прежде всего связанных с изменениями в режиме регулирования экономической деятельности внутри страны, которые наталкиваются на политическое и бюрократическое сопротивление. Теперь при принятии соответствующих решений он не сможет ссылаться на международные обязательства Японии и угрозу судебных исков со стороны иностранных партнеров.
В-третьих, в результате радикального решения Д. Трампа в выигрыше оказывается Китай, с которыми у нынешнего японского правительства сложились очень непростые отношения. Предшествующие американские администрации считали Китай слишком амбициозной и одновременно политически чужеродной силой, чтобы позволить ему играть ключевую роль в выработке общих правил ведения бизнеса. Соответственно, они намеренно оставили его за бортом переговоров об условиях взаимного открытия рынков на пространстве огромного региона. Если США теперь самоустраняются из процесса создания многосторонних платформ для либерализации международной торговли и инвестиций, то любые альтернативные усилия не смогут оставить Китай в стороне от этого процесса, и с его мнением придется считаться. Собственно, именно поэтому КНР называют главным политическим бенефициаром решения Д. Трампа о выходе из ТТП, который тем самым помог «снова сделать Китай великим». Для Японии это плохая новость.
Наконец, есть еще и очевидный, хотя и количественно трудноопределимый экономический ущерб. Для японских промышленных, да и финансовых корпораций именно американский рынок является приоритетным в силу его объема (все-таки первая экономика мира, четверть мирового ВВП), и относительно свободный доступ на этот рынок был тем призом, который японские компании получали в случае вступления в силу соглашения о ТТП. Закрытие этого проекта означает как минимум необходимость новых переговоров — теперь уже, скорее всего, на двусторонней основе. И совсем не факт, что в новых условиях японскому правительству удастся сохранить достигнутый в многостороннем формате баланс между сделанными уступками и полученными преимуществами. Тем более что баланс торговых потоков между двумя странами складывается в пользу Японии, и эта тема послужит дополнительным поводом для торга и давления с американской стороны.
Теперь, когда концепция ТТП если и не похоронена окончательно, то во всяком случае отложена на весьма длительный срок, перед японским правительством встает вопрос об алгоритме дальнейших действий. Первое, что в этих условиях оказывается на повестке дня, — это двустороннее соглашение с Соединенными Штатами о свободной торговле и режиме взаимных инвестиций. Эта идея уже прозвучала из уст президента Д. Трампа и встретила согласие премьера С. Абэ. Скорее всего, решение о начале переговоров будет обнародовано после первой официальной встречи двух лидеров, запланированной на 10 февраля в Вашингтоне. Своего рода пропагандистской подготовкой к началу торга служат участившиеся заявления японских представителей о том, что японские компании вносят весомый вклад в создание рабочих мест в США, и звучащие со стороны США напоминания о несбалансированности взаимной торговли. На этом фоне очевидно, что будущие переговоры будут как минимум трудными и, скорее всего, долгими.
Ставки для Японии в этих переговорах будут чрезвычайно высоки. Если администрация займет жесткую позицию, увязав беспрепятственный доступ японских компаний на американский рынок (в том числе через дочерние компании и производства в странах-партнерах США по активно критикуемому Д. Трампом соглашению НАФТА) с открытием японского рынка сельхозпродукции, то и бизнес, и правительство в Японии окажутся в крайне некомфортной ситуации. Учитывая, что свобода действий на территории США — фактически необходимое условие долгожданного возобновления экономического роста в Японии, правительству, скорее всего, придется заплатить немалую политическую цену за то, чтобы предотвратить ухудшение условий работы японских компаний в Америке.
Одновременно японское правительство не сможет уйти от ответа на вопрос о том, какую позицию оно займет в отношении дальнейшей судьбы идеи многостороннего соглашения о либерализации международной торговли и инвестиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Здесь нет дефицита в вариантах возможных ответов на принятое США решение.
Наиболее простой и, представляется, наиболее вероятный курс — сосредоточиться на переговорах с США по выработке текста двустороннего экономического соглашения и, возможно, подключиться к ожидаемым переговорам о внесении изменений в договор НАФТА. Последнее прежде обсуждалось как один из вариантов, но с подключением Японии к переговорам о ТТП потеряло актуальность. Сегодня эта идея может вновь стать предметом серьезного рассмотрения.
Другой вариант — предложение, активно продвигаемое австралийским премьером Малкольмом Тернбуллом: попытаться найти вариант реализации уже достигнутых в рамках переговоров по ТТП договоренностей в ином варианте соглашения с иным составом участников — уже без США. Теоретически это, конечно, возможно, и даже было бы выигрышно с имиджевой точки зрения. Однако на практике это крайне маловероятно, поскольку практическая польза такого рода новой платформы — без США и Китая, который не проявляет интереса к достигнутым без него договоренностям, — выглядит достаточно сомнительной. К тому же репутация и влияние внутри японского политического класса, что для С. Абэ гораздо важнее, чем абстрактный международный авторитет, в большей степени завязана на защиту «национальных интересов», чем на имидж поборника идей свободы торговли и глобализации.
И третий вариант — перенос внимания на уже существующие альтернативы ТТП. В первую очередь это инициированная АСЕАН и активно поддержанная Китаем платформа в виде Регионального всестороннего экономического партнерства (РВЭП) в составе АСЕАН и тех стран, с которыми АСЕАН имеет соглашения о свободной торговле, то есть Японии, КНР, Южной Кореи, Австралии, Новой Зеландии и Индии. Об этом варианте с энтузиазмом рассуждают заинтересованные эксперты, однако с таким составом участников и с соблюдением принципов консенсуса максимум, на который можно реально рассчитывать, — это объединение в более или менее единое целое уже существующих соглашений. Рассчитывать на ту степень наднационального регулирования широкого круга связанных с транснациональной деятельностью вопросов, которую обеспечивал проект ТТП, было бы нереально. Впрочем, позиция, которую продемонстрирует Япония во время очередного раунда переговоров по РВЭП, который должен состояться под ее руководством с 27 февраля по 3 марта в Кобэ, будет своего рода индикатором, насколько серьезно Токио воспринимает этот проект и готово ли японское правительство пытаться превратить его в нечто большее, чем он представляет собой сегодня.
 В декабре 2016 г. – январе 2017 г., то есть уже после избрания Д. Трампом президентом США, правительство провело через обе палаты японского парламента законопроект о ратификации подписанного в начале 2016 г. соглашения о ТТП, несмотря на то, что шансы вступления его в силу уже оценивались как практически нулевые.
Виталий Швыдко -к.э.н., зав. сектором экономики и политики Японии ИМЭМО РАН
http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=8650#top-content

Зато после утраты Вашингтоном интереса к ТТП среди оставшихся участников партнёрства родилась идея пригласить в него Китай. В частности, компенсировать потери от выхода США из игры активизацией экономических отношений с Китаем рассчитывает Австралия. Однако теперь, возможно, всё получится по-другому, а именно: Китай может пригласить оставшихся без США членов ТТП в свой собственный «клуб». По инициативе Пекина начался бурный процесс создания нового международного торгового союза. Речь идёт о проекте Всестороннего регионального экономического партнёрства – ВРЭП (Regional Comprehensive Economic Partnership - RCEP). 
Костяк ВРЭП составляют 10 стран-членов АСЕАН (Бруней, Вьетнам, Индонезия, Камбоджа, Лаос, Малайзия, Мьянма, Сингапур, Таиланд, Филиппины) и 6 государств, с которыми у АСЕАН уже подписаны соглашения о свободной торговле (Австралия, Индия, КНР, Новая Зеландия, Республика Корея и Япония). ВРЭП охватывает 4 экономически развитых государства и 12 развивающихся.

По своему потенциалу проект ВРЭП сопоставим с ТТП: на страны первого партнёрства приходится около 30% мирового ВВП и около 50% численности населения Земли. 

Доля стран, участвующих в переговорах по ВРЭП в мировом экспорте – около 1/3. Ведущие экспортёры (доля в мировом экспорте в 2014 г., %):
Китай — 11,7;
Япония — 3,6;
Республика Корея — 3,3.
Инвестиционный потенциал стран нового объединения также значителен. В 2014 г. совокупный приток иностранных инвестиций в экономики стран ВРЭП составил 28,5 % от мирового объёма, а отток инвестиций — 23,6 %.
Товарооборот стран, входящих во ВРЭП, внутри данного партнёрства в 2014 году
Источник: Asia Regional Integration Center – ARIC

Как следует из таблицы, в 2014 году взаимный товарооборот внутри группы стран, которые мы относим к ВРЭП, составил в общей сложности 4,4 трлн. долл. Для сравнения: страны, входящие в Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА), а именно США, Канада и Мексика, вышли на уровень взаимного товарооборота в 1 трлн. долл. лишь в начале текущего десятилетия. 
Китай является безусловным лидером в группе стран ВРЭП, на него в 2014 г. пришлось 28% взаимной торговли, за ним следовали Япония (15%), Республика Корея (11%). Эти три страны обеспечивали более половины всего товарооборота внутри ВРЭП. 
Интересно посмотреть, насколько важен для отдельных стран, входящих в круг ВРЭП, общий рынок данного регионального партнёрства. Возьмём сначала Китай. Доля стран ВРЭП в экспорте Китая в 2014 году составляла 26%, а доля этих же стран в импорте Китая - 34%. То есть значение рынка ВРЭП для Китая велико. Правда, значение США как торгового партнёра Китая сопоставимо со всеми 15 странами ВРЭП, вместе взятых, но ситуация в торговле с Америкой в свете протекционистских угроз Трампа может для Китая резко измениться. Поэтому Пекин спешно продвигает проект ВРЭП, способный хотя бы частично компенсировать потери Китая на американском направлении. 
Вторая по торговому потенциалу страна, ведущая переговоры о ВРЭП, - Япония. Для неё значение рынка ВРЭП даже больше, чем для Китая. Доля стран ВРЭП в экспорте Японии в 2014 году составляла 45%, в импорте – 48%. Хотя Япония была единственной страной, которая ратифицировала соглашение по ТТП, она вполне может оказаться вторым после Китая локомотивом нового партнёрства. 
Значение рынка ВРЭП для других потенциальных участников партнёрства ещё больше. Перечислю страны, в экспорте которых на рынок ВРЭП приходится (https://aric.adb.org/beta) более 50 процентов (в скобках – доля рынка ВРЭП в экспорте страны в 2014 году, %): Бруней (94); Мьянма (93); Лаос (83); Австралия (76); Малайзия (64); Индонезия (62); Сингапур (59); Новая Зеландия (58); Филиппины (57); Таиланд (56). 
А вот список стран, для которых рынок ВРЭП является критически важным по импорту (в скобках – доля рынка ВРЭП в импорте страны в 2014 году, %): Лаос (95); Мьянма (94); Камбоджа (84); Бруней (81); Вьетнам (74); Индонезия (68); Малайзия (61); Таиланд (58); Филиппины (58); Новая Зеландия (57); Австралия (55). 
Начало переговоров по ВРЭП было положено 20 ноября 2012 г. на саммите АСЕАН в Камбодже. До тех пор пока наблюдался прогресс в проекте ТТП, мировые СМИ почти не уделяли внимания проекту ВРЭП, полагая, что он слишком сырой и не «конкурентоспособный» по сравнению с ТТП. В последний месяц рейтинг ВРЭП резко возрос. 
Всего за несколько дней до президентских выборов США министры стран - участников ВРЭП на встрече в Маниле выступили с заявлением, в котором подчеркнули актуальность достижения нового соглашения в связи с ростом протекционистских настроений в мире. Политики и эксперты полагают, что, воспользовавшись отказом Трампа от поддержки ТТП, Китай перехватит инициативу и создаст крупнейшую в мире торгово-экономическую группировку. 
Некоторые из стран, присоединившихся или планирующих присоединиться к переговорному процессу по ВРЭП, полагают, что им удастся сидеть сразу на двух стульях и участвовать одновременно в двух партнёрствах. На недавнем саммите АТЭС министр внешней торговли и туризма Перу Эдуардо Феррейрес так и сказал: «Китай – наш друг, США – наши друзья, и все остальные – наши друзья». 
Эксперты отмечают, что проект ВРЭП имеет ряд принципиальных отличий от проекта ТТП. В частности, первый из них носит открытый характер (в отличие от ТТП, куда вход Китаю и России был закрыт). Во-вторых, первое партнёрство не требует чрезмерных обязательств от его членов. В частности, нет жёстких норм и правил по части экологии, социальных условий труда, государственных закупок, инвестиционных споров и т.п. (как в ТТП). ВРЭП – преимущественно торговое партнёрство. Концепция ВРЭП не предусматривает требований, значительно выходящих за рамки обязательств в ВТО. Главная идея нового партнёрства - либерализация торговых режимов с учётом национальной специфики и разницы в уровнях развития экономик стран-участников. 
Благодаря своим особенностям ВРЭП со временем может перестать быть региональным и превратится в глобальное партнёрство. 
Конечно, на пути к подписанию соглашения по ВРЭП есть серьёзные препятствия. Прежде всего, бросаются в глаза резкие различия в уровнях экономического развития тех стран, которые сегодня участвуют в переговорах. С одной стороны, это страны с высоким уровнем экономического развития, к которым можно отнести Австралию, Бруней, Новую Зеландию, Республику Корея, Сингапур, Японию. С другой стороны, страны экономически менее развитые: Вьетнам, Индия, Индонезия, Камбоджа, Китай, Лаос, Малайзия, Мьянма, Таиланд, Филиппины. Эти различия осложняют достижение консенсуса по вопросам тарифов, доступу на рынок услуг, порядку таможенного контроля и т.п. Кроме того, некоторые из наиболее развитых стран (особенно Австралия и Новая Зеландия) пытались одно время включить в формат ВРЭП вопросы, связанные с патентным правом, судебным решением инвестиционных споров, экологическими и социальными стандартами и т.п. (всё это – важные элементы ТТП), но потом, правда, согласились не перегружать на данном этапе переговоры и отказались от включения в обсуждаемое соглашение перечисленных выше вопросов. 
Кроме экономических препятствий могут появиться и политические. В частности, территориальные споры между Китаем и Японией могут привести к тому, что Страна восходящего солнца окажется за бортом нового партнёрства. 
Хотя новое партнёрство – открытое, трудно представить, что его участником могут стать Соединённые Штаты. Что касается Российской Федерации, то она на этот счёт никаких заявлений пока не делала. 
Китай неожиданно вышел на роль лидера экономической глобализации. 17 января,выступая в Давосе, председатель КНР Си Цзиньпин дал понять участникам международного экономического форума, что Пекин готов перехватить у Вашингтона знамя глобализации. 26 января китайский премьер Ли Кэцян ещё раз подтвердил приверженность Китая принципам многостороннего торгового либерализма. 
Китайские лидеры хорошо запомнили слова Барака Обамы, сказанные 14 мая прошлого года: основной смысл ТТП в том, чтобы «США, а не страны вроде Китая» определяли правила международной торговли. Теперь для Китая появился шанс сделать ответный ход, заявив, что именно он становится дирижёром международной торговли. 
Пекин планирует завершить переговоры по ВРЭП до конца текущего года, чтобы уже в начале 2018 года подписать многостороннее соглашение.

— Следующий вопрос по поводу традиционных сфер сотрудничества России и Китая. Ожидаются ли какие-то подвижки в энергетических проектах? Могут ли возникнуть новые отрасли взаимодействия помимо вышеупомянутых ранее?
— Энергетическое сотрудничество — это становой хребет экономической части всего комплекса наших отношений с Китаем. Поставки продукции, так или иначе связанной с энергетикой — я имею в виду сырье и продукты его переработки, — значительно превышают половину нашего экспорта в Китай. И на обозримое будущее эта пропорция сохранится. Все это дает основания говорить о выстраивании между нашими странами так называемого энергетического альянса, когда торговля той или иной продукцией уже не набор эпизодических сделок, а программа, как сейчас принято говорить, диверсифицированного сотрудничества, которое рассчитано на долгосрочную перспективу.
В наше время, когда цены существенно колеблются, то падая резко вниз, то незначительно оживая, торговать энергоресурсами — дело довольно сложное. И не надо удивляться тому, что переговоры могут идти долго. Ведь каждая сторона ищет свою выгоду, и никто в ущерб себе не торгует, никто свои интересы в жертву, в том числе политической целесообразности, не принесет. Торговля — это самостоятельная сфера наших отношений. И мы уже давно ушли от необходимости рассматривать ее как некий политический рычаг. Это материальная база, и мы заинтересованы в ее продвижении самой по себе, поскольку она приносит нам ощутимую экономическую пользу, особенно в наше время — полоса турбулентности буквально на всех мировых рынках.
В энергетике у нас наметился целый ряд новых интересных проектов. Один из них я уже упомянул — это «Ямал СПГ». Есть и другие: мы сотрудничаем не только в области нефти и газа, но и в области каменного угля. Россия входит в число основных поставщиков этого энергоносителя на китайский рынок. Сохраняется перспектива и в области электроэнергии, хотя здесь не все просто — многое зависит от колебаний экономической конъюнктуры в Китае. Но это тоже естественный процесс, который просто надо учитывать, планируя поставки.
О чем сейчас необходимо говорить, так это о повышении степени переработки того же углеводородного сырья. И мы делаем к этому определенные шаги — ведем с китайскими партнерами переговоры на уровне компаний о, скажем, газификации каменного угля, о производстве химической продукции на основе углеводородного сырья для ее использования и на китайском и на нашем рынке, а также в перспективе, может быть, и в третьих странах. Одним словом, здесь также происходит техническая диверсификация. За этим, пожалуй, будущее.
Наконец, давайте не забывать и о возобновляемых источниках энергии. В Китае этому направлению, как мы знаем, уделяется очень большое внимание. Лозунги продвижения «зеленой» экономики и энергетики стали одними из основных направлений развития Китая. Живя в Китае, мы знаем, какая здесь высокая степень промышленного загрязнения окружающей среды. Это та неизбежная цена, которую приходится платить за впечатляющие темпы экономического роста в последние десятилетия, которые мы наблюдаем после начала политики реформ.
Для нас это ведь тоже важное направление развития. И когда производство электричества на основе возобновляемых источников энергии, солнечной энергии или ветра по своей себестоимости приблизится к энергии, произведенной на основе традиционных источников, тогда, естественно, вся структура энергетического баланса начнет меняться. Нам важно не опоздать, не упустить этот момент с нашими китайскими партнерами. Ведь в сфере солнечной энергетики Китай является одним из мировых лидеров по производству соответствующего оборудования. И мы в последние годы тоже сделали ряд шагов по развитию этой области энергетики. Так что, как мы видим, у нас довольно широкое поле для сотрудничества.
А то, что переговоры по некоторым проектам идут медленно, является естественным. Хотелось бы еще раз, как и отвечая на первый вопрос, подчеркнуть, что мы не ставим задачу выхода на какие-либо договоренности к каким-то определенным датам или событиям в нашем политическом календаре. Мы давно уже ушли от такого рода калькуляций. Идет сложная переговорная работа, результатом которой будет выход на взаимовыгодные договоренности.
— В нынешних условиях Китай является нашим главным политическим и экономическим партнером. Если бы не было угрозы со стороны НАТО и США, были бы наши отношения такими же или мы «союзники поневоле»?
— Нет, конечно. Во-первых, мы не союзники. Союзнические отношения — это нечто большее. Хотя тот уровень отношений, который сейчас достигнут между Китаем и Россией, характеризуется как наивысший в истории. И это не просто фигура речи, а отражение объективной реальности. Союзнические отношения у нас были в те же 50-е годы. Они тогда основывались на идеологической идентичности и блоковой солидарности. Ни к чему хорошему это не привело. Наш нынешний альянс деидеологизирован. Значит, он целиком и полностью основан на взаимных интересах.
Мы соседи, у нас общая граница более 4 тысяч километров, а также общность внешнеполитических интересов, связанная с тем, что наше отношение к происходящему в мире, наши оценки различных международных событий в значительной мере близки, а по ряду направлений совпадают. Поэтому российско-китайские отношения — это самоценная и самодостаточная сфера, которая устойчива к разного рода внешним колебаниям. Хотя, конечно, все в мире взаимосвязано. То, что происходит вокруг нас, не может не отражаться на наших отношениях.
В этой связи вспоминается фраза, произнесенная одним из бывших лидеров Китая, премьером Госсовета Чжоу Эньлаем 44 года тому назад. Характеризуя в одном из своих докладов современную на тот момент международную обстановку, он вспомнил фразу из классического китайского стихотворения, которую условно можно перевести так: «Собирается ливень в горах, и весь терем продувается ветром». Вот эта формула, мне кажется, как нельзя лучше применима к нынешней ситуации определенной нервозности в связи с довольно серьезными перепадами мировой политики. Но и для России, и для Китая нет ничего, что могло бы как-то кардинально повлиять на их отношения между собой.
Сейчас много говорят о результатах выборов в США, приходе к власти новой республиканской администрации. Пока еще продолжается переходный период от предвыборных и выборных лозунгов к практической политике, к имплементации разного рода обещаний и посулов, которые достаточно щедро и размашисто раздавались республиканским кандидатом на этапе подготовки к выборам. Процесс этот, как мы видим, идет непросто. Многое еще предстоит уточнить, узнать, увидеть. И мы, и наши китайские партнеры так или иначе учитываем это в нашей политике. Но, я еще раз повторяю, отношения России и КНР между собой не являются в данном случае какой-то переменной. Они и для Китая, и для нас в политических уравнениях — величина постоянная.
Не вижу никаких признаков того, что здесь что-то может измениться. Да и для России было бы странно, если бы нашу с вами страну с ее ролью в мировых делах рассматривали как какой-то переменный фактор, который можно склонить в ту или иную сторону.
Что же касается США, то, как мне представляется, нам важно выстраивать отношения на новой основе в отличие от той, которая навязывалась нам прежними американскими партнерами и которая в конечном счете завела наши отношения в тупик, причем не по вине России. Вот что является актуальной политической задачей.
— Возможно, России, США и Китаю стоит развивать трехстороннее сотрудничество для решения международных и региональных проблем. Видите ли вы перспективы сотрудничества в этом ключе?
— Эти перспективы были всегда, и вопрос только в том, как их использовать. Ведь для того, чтобы налаживать сотрудничество не в двустороннем, а в многостороннем формате, нужная какая-то элементарная степень взаимного доверия между участниками. Как раз в рамках зоны взаимного доверия, которая связывает участников той или иной группы стран, можно работать над реализацией неких совместных целей.
Понятно, что сочетание возможностей США, Китая и России в самых разных областях могло бы принести очевидную пользу для оздоровления общей международной обстановки. Но как показывает практика последнего времени, нам с Китаем приходилось выполнять эту задачу вдвоем. Именно российско-китайские отношения стали основным фактором стабилизации международных отношений в условиях их растущей турбулентности по вине, будем говорить прямо, наших западных партнеров, в том числе и прежде всего предыдущей администрации США.
Так или иначе мир необходимо выводить из этой неопределенной ситуации, и, конечно, если появится возможность взаимодействия по линии России, Китая, США — это пойдет на пользу всему миру. Есть проблемы, где соответствующие усилия, совершенно очевидно, могли бы принести пользу. Например, ядерная проблема Корейского полуострова, урегулирование в Сирии, где наши китайские партнеры в последнее время повысили свой профиль и действуют очень конструктивно.
Конечно, совместные усилия могли бы принести пользу. Вопрос только в том, как это сделать? Здесь, я еще раз повторяю, нужно отказаться от вызывающей конфронтационности, характерной для предыдущей администрации США в отношении нашей страны. Пусть даже при сохранении различных несогласий, разного отношения к тем или иным мировым процессам, необходимо искать поле для сотрудничества, а не для конфронтации. Я считаю, что это вполне возможно. Более того, мы все этого ждем, потому что нынешняя международная обстановка не дает повода для расслабления. За стабильность мирового порядка в нынешних условиях нужно бороться.
Я уже не говорю о совершенно очевидных угрозах, таких как международный терроризм. Чем более широким будет международное сотрудничество в борьбе с эти злом, тем больше будет успех. Это совершенно очевидно. И столь же очевидно, что такие страны, как США, Китай и Россия, могли бы взять на себя коллективную лидирующую роль в этом процессе. Мне кажется, что они обречены на такую роль, потому что иначе с международным терроризмом не справиться. Желательно, чтобы это время наступило как можно скорее.
Это не означает, что нам нужно замыкаться в треугольнике. У каждой из наших стран есть свои союзники, партнеры, единомышленники, по отношению к которым мы выступаем в качестве некой активной силы.
— Изменилась ли позиция России по ситуации в Южно-Китайском море? Появились ли какие-то новые оценки? Может ли Россия сыграть определенную роль в нормализации отношений между участниками спора, поскольку у России хорошие отношения не только с Китаем, но и с другими странами региона?
— Наша позиция относительно территориальных споров в Южно-Китайском море не изменилась и не может измениться. Она не может измениться, потому что эта позиция сбалансированная, выверенная и логичная. Мы выступаем, во-первых, за решение любых споров, в том числе в Южно-Китайском море, через политико-дипломатические усилия. Во-вторых, за решение этих споров между вовлеченными странами. Любое постороннее вмешательство по определению будет иметь деструктивный эффект. Игрок извне поневоле становится на ту или иную сторону, что усугубляет спор, а отнюдь не делает возможным поиск взаимоприемлемого рационального решения.
Мы сами в эти споры не вмешиваемся и других предостерегаем от вмешательства. Нужно предоставить странам возможность самим решать споры между собой. Другое дело, нужна благоприятная атмосфера. И здесь, конечно же, наша страна может играть и играет конструктивную роль. Мы дорожим высоким уровнем партнерских отношений со всеми участниками этих дискуссий. В данном случае и с Китаем, и с Вьетнамом, и с другими странами Юго-Восточной Азии.
Мы намерены продолжать эту линию — создание здоровой, доброжелательной атмосферы с тем чтобы возможно было пусть не сразу найти решение, но хотя бы держать горячую фазу за скобками. Что, собственно говоря, и происходит в последнее время. Страны, вовлеченные в такого рода дискуссию, соседи. Они так или иначе выстраивают отношения друг с другом в самых разных областях. Для стран Юго-Восточной Азии Китай по определению является ближайшим соседом и ведущим партнером, и, конечно, все заинтересованы в создании нормальной атмосферы для развития разносторонних отношений.
Не будем забывать о том, что территориальные споры чаще всего снимаются самой жизнью. Общий комплекс отношений участников такого рода дискуссий перерастает по своей значимости сохраняющиеся разногласия в этих вопросах. Они либо их решают, либо отодвигают на такую периферию двусторонних отношений, откуда те не могут оказывать негативное влияние.
Кроме того, в регионе существует целый ряд международных организаций. В частности, ШОС, комплекс разного рода диалоговых площадок вокруг АСЕАН, другие международные объединения. Все они так или иначе открывают возможности для общения, и Россия, участвуя активно в работе этих форматов, тоже содействует оздоровлению атмосферы вокруг любых конфликтных ситуаций, не только в Южно-Китайском море.
— Наше интервью приурочено к Дню дипломатического работника. Разрешите поздравить вас с профессиональным праздником. Ваша жизнь и работа уже много лет связаны с Китаем. Какие особенности этой страны вы бы отметили? Какие черты присущи только китайцам? Чем они отличаются от россиян?
— Я всегда говорил о том, что этот профессиональный праздник — День дипломата — раздвигает свои границы. В особенности применительно к тем, кто работает за рубежом. Это уже не только небольшой так называемый дипломатический состав посольства. Это все мы и наши близкие, которые в силу служебного долга находятся и работают за рубежом. Я вас тоже поздравляю.
Что касается вашего вопроса, действительно, я иногда думаю о том, что мое личное общение с Китаем, начиная с того времени, когда приступил к изучению китайского языка, скоро составит, страшно подумать, полвека. Это, конечно, дает какие-то основания для обобщения. Хотя согласился бы с теми, кто говорит, что лучше всего знают Китай приезжающие сюда на неделю. Чем дольше живешь и работаешь в Китае, тем отчетливее понимаешь, что это какая-то бездонная вселенная, откуда можно черпать и черпать знания, лишь подтверждающие, как мало мы знаем об этой стране. Это, конечно, общие замечания. На самом деле и опыт работы в Китае, и знание китайского языка, и навыки общения с китайскими партнерами — все эти вещи идут в профессиональный зачет, все они помогают нашей работе на всех этажах дипломатической иерархии.
Я искренне завидую своим молодым коллегам, которые имели возможность учиться в Китае, совершенствовать знания китайского языка и которые пользуются всеми плодами открытости Китая, доступности источников информации, широчайшим диапазоном разного рода публикаций о Китае. Я помню времена, когда нам приходилось буквально малейшие цифры и факты выискивать, просеивая информацию в двух или трех центральных изданиях, которые выходили в 70-е годы, когда не было официальной статистики, когда Китай был закрытой страной и не было личного общения с китайцами.
Вспоминая свои молодые годы, могу сказать, что мы старались выстроить нормальные рабочие отношения. Нам всегда это удавалось. Во многом этому помогало знание Китая и интерес к Китаю, который всегда был характерен для наших дипломатов, работающих на китайском направлении. Ведь среди наших кадровых дипломатических работников старшего поколения были переводчики китайской классической поэзии, специалисты по китайской истории, философии, китайскому искусству. Это очень помогает в работе, ведь не все в этом мире исчерпывается политикой.
Действительно, есть некоторые присущие нашим китайским партнерам особенности, которые нельзя не учитывать, усвоение которых тоже нарабатывается опытом. Очевидно, что наши китайские коллеги отнюдь не склонны, что нередко свойственно нашим соотечественникам, начинать дружить с полоборота, с порога бросаться друг другу в объятия. Такого рода отношения быстро начинаются и быстро заканчиваются. Китайцы в этом отношении несколько отстраненные, что иногда на россиян, которые лишь эпизодически имеют с ними контакты, производит ощущение некоторой закрытости. Мне кажется, что китайцы по натуре своей не закрыты, но они просто не сразу открываются.
В Китае люди не склонны к импульсивным решениям. В Китае не очень любят разного рода недоработанные вопросы, инициативы. Известная парадоксальная фраза о том, что «лучший экспромт — хорошо подготовленный экспромт» в очень большой степени применима к китайцам, к их менталитету, к их особенностям выстраивания отношений с партнерами. В том числе и с нами. Вопросы, которые выносятся ими на стол переговоров, детально прорабатываются. Здесь редко, практически никогда, нельзя встретить импульсивные решения, базирующиеся в значительной степени на эмоциях, а не доскональной проработке вопроса. К этому надо быть готовым. Работая с китайскими партнерами, надо настраиваться, что называется, на игру в долгую. Но если выстраивать эту игру серьезно, то можно быть абсолютно уверенным в выходе на компромиссный результат. Наши китайские партнеры — мастера компромиссов, выверенных решений, основанных на скрупулезном расчете. Здесь очень серьезно относятся к любым деталям, любым словам. Что греха таить, нам немножко свойственно облегченное отношение к этому. Для китайцев это не характерно, потому что они исходят из тщательного расчета, и от нас ожидают того же.
Есть и некоторые особенности китайцев, которые могут озадачить. Китайские партнеры не любят говорить «нет». Всегда нужно уточнять, если нам дают уклончивый ответ. Есть два варианта: либо это уклончивый ответ «нет», то есть «больше к этому вопросу не вернемся», либо, как нам иногда хочется надеяться, «со временем, подработав вопрос, есть возможность вернуться к нему опять». Здесь очень важно уловить именно тот настрой, который стоит за ответом партнера. Это тоже нужно нашим соотечественникам всегда иметь в виду.
Многие представители нашего делового сообщества жалуются на то, что вопросы решаются медленно, переговоры идут долго. Здесь нужно учитывать то, что в Китае накоплен довольно серьезный опыт выстраивания рыночной экономики, в том числе с иностранными партнерами. Поэтому здесь, как и на Западе, настаивают на строгом выполнении нормативных актов, регулирующих правил и так далее. Надежда, что это можно как-то обойти, что можно поискать решение на политическом уровне, сегодня не срабатывает. Поэтому лучше это не рассматривать как какой-то рычаг, особенно начиная разговор с китайскими партнерами на ту или иную тему, касающуюся практического сотрудничества.
Наконец, давайте учитывать, что сейчас в Китае мы наблюдаем явное усиление внимания к вопросам регулирования государственного строительства и общественной жизни. В последнее время в Китае достаточно популярен главный лозунг государственного строительства «и’фа чжиго», то есть «управлять государством на основе законов». При этом выстраивается целое направление общественной мысли «госюэ», то есть «учение о государстве», но фактически речь идет о государственном строительстве. И если я правильно понимаю, то в данном случае ведется поиск симбиоза социалистических идей и того, что в мировой практике называется good governаnce, то есть «надлежащее государственное управление» с идейным наследием, связанным с традиционным менталитетом, традиционной культурой, восходящей к учению Конфуция, других столпов классической китайской философии.
— Расскажите о самом необычном опыте, задании в вашей дипломатической карьере или о самом сложном решении, которое вам приходилось принимать.
— За долгое время дипломатической службы у меня, конечно, было немало различных поворотов. Многие из них запомнились. Например, эпоха нормализации наших двусторонних отношений после десятилетий глубокой заморозки. Я был этому свидетелем и в какой-то мере на своем небольшом уровне — участником.
Затем, выстраивание отношений в 1990-е годы, уже в российский период новейшей истории, когда, заложив политическую основу через нормализацию отношений, мы довольно
переключились на глубокое практическое сотрудничество, в том числе в весьма чувствительных областях. Например, атомная энергетика или космические исследования. Это те области, которые, кроме своего материального наполнения, являются своего рода индикаторами взаимного доверия.
Если говорить о более раннем периоде, то мне очень повезло в конце 1970-х годов оказаться здесь, когда в Китае только началась политика реформ и открытости, которая привела к сегодняшним результатам, не просто радикально, а до неузнаваемости изменившим страну. Я вспоминаю годы, когда был здесь в вашем возрасте, и сравниваю с современным Китаем. Это две разные эпохи.
В профессиональном отношении, по крайней мере на китайском направлении, судьба была благосклонна ко мне, всегда позволяла оказываться на каких-то перекрестах. Да и сейчас мы с вами находимся в Китае в очень интересный момент истории, когда осознание КНР своей собственной роли в мировой политике претерпевает изменения, а внутренняя структура всего уклада жизни в Китае перестраивается на основании очевидных улучшений в материальном положении китайцев. Ведь китайские реформы примечательны тем, что принесли пользу практически всему обществу. В принципе, здесь не было проигравших. Все слои населения почувствовали улучшение своего положения от политики реформ. Кто-то больше, кто-то меньше, но страна изменилась вся. Это, наверное, главный итог. Но это не точка, и даже не многоточие. Страна продолжает развиваться. Я завидую тем китаистам, которые увидят, что будет дальше.

«Колебался вместе с партией»
Львиная доля вопросов журналистов на конференции касалась и международной обстановки, которая в последние месяцы только усложняется. Внешняя политика касается Ли Кэцяна в меньшей степени, поэтому в своих оценках внешнеполитической ситуации он не отступал от официальной линии китайского МИДа.
СМИ в первую очередь интересовало видение премьера перспектив взаимоотношений Пекина и Вашингтона, которые вызывают множество опасений после вступления Д. Трампа на пост президента США. Новый хозяин Белого дома во время предвыборной кампании грозился начать торговую войну с Китаем и «агрессивно» решать проблему торгового дефицита США и КНР, который составил 347 млрд долл. в 2016 г.
Отвечая на вопрос о перспективах сотрудничества с США, Ли не отошел от сдержанной реакции Пекина на выпады Трампа. Премьер очень оптимистично отозвался о будущем экономического взаимодействия двух крупнейших экономик мира, несмотря на существующие разногласия. Ли Кэцян сделал упор на взаимных выгодах от сложившегося сотрудничества, которые сложно поколебать предвыборными слоганами. Ли Кэцян прямо сказал прессе, что хочет избежать торговой войны с США, которая, по его мнению, повредит обеим сторонам.
На вопрос о позиции в отношении напряженности в Азиатско-Тихоокеанском регионе Ли Кэцян также ответил в традиционной для Пекина манере, упирая на необходимость диалога по вопросу безопасности в Северо-Восточной Азии. Между тем, КНДР недавно произвела испытание нового ракетного двигателя, аккурат во время визита Госсекретаря США Рекса Тиллерстона в Пекин, а Австралия и Южная Корея обсуждают с Вашингтоном увеличение присутствия американской армии в АТР.
Сдержанно оптимистично Премьер Ли оценил отношения материкового Китая и Тайваня, перспективы трехстороннего сотрудничества КНР, Южной Кореи и Японии, а также кооперацию Пекина и АСЕАН. Тайвань еще несколько месяцев назад чуть было не стал поводом для конфликта Пекина и Вашингтона, когда президент Трамп усомнился в необходимости придерживаться принципа «одного Китая». А отношения трех крупнейших государств Северо-Восточной Азии существенно усложняются ядерными экспериментами Пхеньяна и вопросом о размещении американской противоракетной системы THAAD на Корейском полуострове. Говоря об усилиях Пекина по сотрудничеству с АСЕАН, премьер ничего не сказал о вердикте Гаагского трибунала по поводу конфликта в Южно-Китайском море.
С надеждой на лучшее глава Госсовета высказался и по поводу экономических взаимоотношений с Россией, отвечая на вопрос журналиста ТАСС. Он ни словом не обмолвился о существующих проблемах, о которых спрашивал российский представитель, но не забыл сказать стабильных отношениях «стратегического партнерства» наших стран и хороших отношениях Си Цзиньпина и Владимира Путина. Тем временем товарооборот России и КНР в 2016 г. составил 69,5 млрд долл. и даже показал рост на 2,2%, а Китай сохранил лидерство среди торговых партнеров Москвы.

Ли или не Ли?
Фоном «звездного часа» китайского премьера стали неясные перспективы политического будущего Ли Кэцяна. Несмотря на распределение полномочий в высокопоставленном тандеме, с самого начала правления Си Цзиньпин начал вытеснять Ли Кэцяна из традиционной сферы ответственности: именно он, например, объявил о запуске программы «углубления реформ» экономической системы страны как о собственном проекте еще в 2013 г.
Пока Председатель Си занимался перетягиванием традиционных обязанностей премьера Госсовета на себя, к 2016 г. в иностранных СМИ появились слухи о назревающем конфликте в тандеме Си и Ли. Китайская пресса постепенно стала критиковать курс правительства (читай, премьера Ли Кэцяна) на увеличение долговой нагрузки для разгона темпов роста ВВП. Кроме того, первые лица страны стали по-разному оценивать перспективы реформы неповоротливого госсектора Китая. Си высказывался за сохранение повсеместной поддержки государственных гигантов, а Ли, напротив, заговорил о допущении рыночных механизмов к реформе госсектора.
Возможный конфликт Си Цзиньпина и Ли Кэцяна породил распространенные предположения о том, что Ли отодвинут от власти в следующую пятилетку. А заключительная фраза премьера на пресс-конференции «увидимся еще, если будет возможность» лишь добавила масла в огонь.
Премьер в тумане
Набор вопросов представителей СМИ к главе Госсовета каждый год примерно один и тот же. Ответы премьера – точны и выдержаны и не создают сенсации. Впрочем, пресс-конференция Ли Кэцяна 2017 г. привлекла сильный интерес скорее не из-за своего содержания, а по причине нестабильной фоновой обстановки.
Китай сейчас сталкивается с целым набором разнообразных проблем и существует в атмосфере серьезной неопределенности. Сейчас трудно предопределить исход съезда КПК осенью 2017 г. и то, как распределятся полномочия в руководстве Китая на следующую пятилетку. Будущее китайской экономики и вероятность «жесткого торможения» с учетом всех реальных проблем также предсказать довольно сложно. Баланс сил в АТР постоянно находится под угрозой неожиданных действий Пхеньяна и зреющих конфликтов. То, как крупнейшая экономика мира будет реагировать на этот набор вызовов, повлияет на весь мир. Именно поэтому сейчас как никогда важно прямое общение руководства этого крупнейшего мирового игрока с журналистами, даже несмотря на то, какие ответы даются на поставленные вопросы. Ведь наибольший интерес в выступлениях первых лиц Китая вызывает скорее именно то, о чем они умалчивают или оставляют между строк партийного официоза.