Украина и украинско-российские отношения

ЦитатаГлава ДНР должен был находиться под постоянным наблюдением службы охраны, специально под него созданной и снабженной специфическими устройствами вплоть до газоанализаторов. Его передвижения должны были планироваться заранее с выездом на место специальной группы разведки. Тем более, что покушения на жизнь Захарченко уже случались, в основном однотипные (попытка подрыва фугаса по пути следования автомобиля). Но в Донецке, как и в других похожих республиках, своя атмосфера.
Незадолго до гибели, Захарченко с супругой и обширной делегацией побывал в Южной Осетии на официальных мероприятиях, посвященных десятилетию войны 2008 года и признания со стороны России. Атмосфера в РЮО всегда была несколько расхлябанной в силу особенностей менталитета и общественного устройства. Простые граждане запросто могут обедать в одном кафе с высокопоставленными чиновниками вплоть до самого президента, который активно пикируется в соцсетях со своими оппонентами, порой – через непарламентскую лексику. Внутри «правящего класса» редко встречается тщательное соблюдение бюрократического этикета и даже форм официального обращения.
В итоге югоосетинские чиновники, привыкшие к чуть ли не панибратскому отношению к вышестоящему начальству, были шокированы тем, «как все это выстроено у донецких». Без разрешения Захарченко никто и повернуться не мог, все обращения через «слушаюсь» и «так точно», везде и всюду – жесткое соблюдения вертикали власти и военного табеля о рангах. Удивительная обстановка не только для неформального Цхинвала (многие беды которого как раз из-за этого), но и для ДНР, которая начиналась как «многополярная» партизанщина с элементами анархизма.
Чисто внешне это выглядит правильно. Воюющее государство (да и любое другое) невозможно без соблюдения очевидных форм государственного управления, включая единоначалие и безусловное выполнение приказов. На укоренение этой системы было потрачено много сил. Но в донецкой атмосфере такая система дала сбой в самом необычном месте – в бытовой психологии.
Все они – Захарченко, Толстых, Моторола, Мозговой, Дремов и некоторые другие, что называется, «простые ребята», - совершенно не понимали (а многие в Донецке до сих пор не понимают) того объема власти и ответственности, который неожиданно на них свалился.
Более того, они не понимали или не желали понимать собственной личной ценности, резко выросшей в силу этой самой власти и ответственности. Добавлял огня в этот психологический перекос и «народный» характер революции, войны и политики.
Как результат, Захарченко отказывался менять привычный для него образ жизни. За последние дни уже все уяснили, что кафе «Сепар» было чем-то вроде полуофициального «дома приемов», куда глава ДНР водил всех приезжих гостей. Там праздновались праздники и поминки (в пятницу это были поминки по Иосифу Кобзону). Он сам заказывал блюда у кассы, вводя молоденьких кассирш в легкий ступор, сам же расплачивался.
Его «кортеж охраны» можно было назвать таковым только с большим напряжением воображения. Охрана сводилась к одному постоянному телохранителю и пары смен других, которые ходили вокруг Захарченко красивой и устрашающей «коробочкой».
То есть одной гранаты было достаточно, чтобы взлетели на воздух сразу все.
Объяснить главе ДНР, что так нельзя, что это неправильно и что его жизнь уже давно не просто его жизнь, а целый клубок политических и военных инструментов власти (и хотя поэтому ее нужно особенно беречь), никто не мог. В том числе – в силу успешно сложившейся системы вертикального управления. Сложно представить себе даже лучшего друга Александра «Ташкента» Тимофеева или ближайшего помощника Александра Казакова, которые вдруг начинают объяснять Бате, что «ходить в народ» без выстроенной системы безопасности не надо, ибо это опасно. Хочешь ехать ужинать в «Сепар» - бог в помощь, только давай за полчаса до туда подъедут люди с миноискателями и газоанализаторами, а машины перед выездами проверят хотя бы «селфи-палками» - что там у них под днищем. А по пути следования пусть кто-нибудь проедется перед твоим недоделанным «кортежем» со специальным аппаратом, фиксирующим постороннее радиоизлучение. Нет такого у госохраны? Завтра привезут из Ростова.
Но куда бы они пошли с такими предложениями? Захарченко даже пленных украинских офицеров привозил обедать в «Сепар», чтобы продемонстрировать им мирную жизнь в Донецке.
В теории с такими речами (только в более категоричной форме) должны были выступать российские специалисты, если уж местные не могут. Но опыт показывает, что и это не всегда работает. В той же РЮО в 2004 году, когда Михаил Саакашвили устроил «репетицию» будущей войны, в кабинете внешней разведки республики приходилось приводить «отпускников» из «Вымпела», чтобы они как-нибудь объяснили тогдашнему президенту Эдуарду Кокойты, что не его это дело – мотаться в форме и с автоматом по горам. «Вымпеловцы» - солидные дяди под 50 с богатым жизненным опытом – грустно кивали головами, а буквально на следующий день можно было столкнуться с президентом РЮО в компании одного сотрудника госохраны и двоих «вымпеловцев» в кафе в центре городе – местной разновидности «Сепара». Этих людей даже жизнь ничему не учит.
С другой стороны, эта нарочитая «народность» была важной частью Захарченко как политика. Он воспринимался населением как «свой парень», который не только республику защитил, но и возобновил работу шахт и производств, увеличив выплаты шахтерам-пенсионерам. К нему можно подойти прямо на улице и что-нибудь попросить. Так же воспринимались (и воспринимаются до сих пор) и многие другие неформальные лидеры и полевые командиры «романтического поколения».
Захарченко по факту командовал своей охраной или, в лучшем случае, не обращал на нее внимания. На деле госохрана в такой обстановке сама должна если уж не командовать охраняемым лицом («сюда не ходи, здесь не стой, с этим не разговаривай»), то хотя бы навязать ему принципы поведения. Психологию Захарченко изменить было невозможно, но те, кто обладал на него определенным влиянием (например, в Москве), должны были объяснить ему, что он теперь не «просто Саша», как он представлялся в 2014-м, а источник власти. И если «просто Саше» можно было геройски не уворачиваться от шальных пуль в Углегорске в прямом эфире, то глава республики Александр Захарченко должен был осознать ценность собственной жизни и подчиниться специально обученным людям хотя бы в вопросах безопасности.
Да, в силу своего характера жить так он не мог, как не могли так жить Гиви, Моторола, Мозговой, Дремов, Мамиев. Потому «народные лидеры», как и первые народные герои из числа молодых харизматиков, были и останутся относительно легкой мишенью в силу своей природы и происхождения. Их невозможно оторвать от родной социальной среды, они никогда не «перевоспитаются» в «настоящих» чиновников и политиков, как бы ни хотели этого добиться московские кураторы, которым удобней и легче работать с чиновниками, а не с харизматиками.
Тем не менее, вопросы к госохране остаются. Она могла бы хотя бы втихую проводить проверки маршрута (правда, не в том случае, когда решение о поездке или мероприятии решалось в считанные минуты).
В то же время, проводить кадровые проверки в ДНР практически некому. «Бригадизация», то есть превращение ополчения в регулярную армию, далась в свое время с большим трудом. А наладить госохрану и контрразведку в полном объеме не удалось до сих пор, причем во многом в силу местных особенностей менталитета и быта. Миллионная республика неожиданно стала испытывать кадровый голод, и «присылкой» командированных россиян эту систему не исправить. Бюрократизация жизни в ДНР порой воспринимается как отход от «народного» характера войны и революции.
В широком смысле гибель Захарченко – это повод не столько для репрессий и розыска внутри «недоглядевшей» госохраны, сколько для философского осмысления того, что ДНР обязана постепенно переходить с «романтических колес» на более прагматичное отношение к жизни и войне, которая тоже – форма жизни.
Да, Александр Захарченко был во многих вопросах романтиком и воспринимал свою должность как «народную», а не бюрократическую. Но уже давно понятно, что в лице современной Украины народные республики имеют серьезного и беспринципного врага, в борьбе с которым излишний романтизм может стать фатальным. В этом же контексте уже перестали казаться безобидными рассуждения об «единстве» русского и украинского народов. Теперь куда более востребован прагматизм поведения, в том числе и бытового. Нет ничего зазорного для командира или политика в организации его личной охраны. На войне есть ценности поважнее «народности» и личных черт характера.
Александр Захарченко был слишком хорош для всего этого именно по своим личным, человеческим качествам. Но повторимся: вокруг него должны были найтись люди, которые могли бы настоять на соблюдении элементарных норм безопасности. И к ним, включая идеологов и администраторов, действительно накопились вопросы.