профессор Колледжа Уоррена Уилсона (США)
Дунпин Хань:Память о политическом прошлом
решает судьбы государств и народов.
Роль элиты как раз и состоит в том, чтобы решить, какие воспоминания поддерживать, а что лучше забыть.
Например
китайское правительство поддерживает самые негативные воспоминания
об эпохе Мао, особенно о годах Культурной революции, чтобы оправдать
нынешние капиталистические "реформы".
Воспоминания, которые поддерживает китайская элита,
призваны обслуживать ее политические цели, но тем самым она себя губит.
Ведь
крах Советского Союза начался тогда, когда Хрущев
стал продвигать свои воспоминания о Сталине
в ущерб воспоминаниям о Сталине других людей.
Соответственно крах ждет рано или поздно и коммунистическое правительство Китая.
Манипуляция историческими воспоминаниями в качестве инструмента политики – явление универсальное.
Наивно было бы полагать, что им пользуется лишь китайская или российская элита.
Везде все одинаково – и в России, и в Китае, и в США.
Историческая память – важный политический инструмент, и всякий успешный политик им пользуется.
Конечно, всякое правительство из политических соображений склонно продвигать одну-единственную трактовку истории.
У власти нет необходимости силой навязывать ее стране.
Власть просто внедряет собственную интерпретацию через
подконтрольные ей социальные и политические институты.
С этой же точки зрения я подхожу и к определению отношения к так называемым преступлениям прошлого.
Как определить "преступление"?
То, что одни считают «преступлением», для других вполне может казаться законным действием.
То, что рассматривается как "преступление" сегодня, могло быть законным и оправданным действием в прошлом.
Разумеется, сегодняшнее поколение нельзя считать ответственным за то, что было сделано предшественниками.
Но важен подход к прошлому.
Например,
китайцы не считают современных японцев виновными в том,
что японские военачальники сделали с китайцами в прошлом.
Но если японские лидеры продолжат восхвалять деяния предшественников, тогда китайцам придется призадуматься.
Человеческая природа такова, что мы больше склонны замечать промахи других.
Но Китай простил Японию и не стал требовать материального возмещения.
А при этом в 1894 и 1900 годах он сам выплатил Японии колоссальную контрибуцию – сотни и сотни миллионов,
потому что проиграл в войне.
Как победитель во Второй мировой войне,
Китай имел полное право заставить Японию раскошелиться.
Но не сделал этого.
Государство в силах помешать людям, так или иначе, проявлять свои воспоминания.
Но все же люди продолжают хранить память о прошедших событиях.
Воспоминания делают жизнь интереснее и ярче.
Будущее зависит от того, как мы трактуем прошлое
и борьба за право трактовать прошлое никогда не прекратится.
Егор Холмогоров:стало совершенно очевидно, что на Россию ведется мощная
психологическая атака, направленная на моральное и социальное разрушение.
мне не столько интересен субъект этой атаки.
Может быть, это наши бледнолицые заклятые друзья,
может быть — либеральные центры внутри самой страны,
которые, пользуясь атмосферой «детанта», пытаются сбросить режим «кровавой гебни»,
а с ней до кучи и русский народ с корабля современности.
Атака ведется полностью в порядке общественной инициативы, снизу,
со стороны смелых людей, которые, закрыв глаза в ожидании рокового пенделя,
однако делают шаг вперед и выкрикивают, не глядя на озверевшую толпу быдла и омона: «А король-то голый!»,
«А мы пойдем на Север!» и прочие столь же пророческие вещи.
Движение разрушения выступает как проявление отваги и борьба за правду и свободу слова,
защита от разрушения — как рутинерство и официоз.
И единство, и крепость любого общества основаны на том,
что есть вещи, которые в этом обществе не обсуждаются
и предметом говорения не являются.
Они табуированы либо как нечто сакральное,
либо как нечто скверное.
О таких вещах не говорится, а если речь идет о скверном — о них стараются еще и не думать.
Без зоны необсуждаемого, словесное и дискуссионное прикосновение к которой невозможно, социум нежизнеспособен, поскольку
естественное свойство всякого человеческого обсуждения
есть раздробление, раскол.
Все нулевые годы наша нация потратила на создание хотя бы минимального размера зоны необсуждаемого, того,
что свободно от тотального дефолта значений и ценностей, произведенного в 90-е.
В качестве точки сборки этого необсуждаемого
была выбрана память о Великой Отечественной войне.
Нация согласилась в этом пункте,
отмобилизовалась (как было прекрасно видно по реакции на эстонские кощунства 2007 года).
Результатом стала удивительная и исключительно позитивная сплоченность в августе 2008.
Очевидно, что эта сплоченность была кем-то отмечена,
проанализирована, взвешена и обозначена как объект атаки.
Ибо с начала этого года то в одном, то в другом месте точно черт дергает людей,
и они с упорством, достойным лучшего применения, начинают обсуждать необсуждаемое,
говорить «правду», сообщать, что «всё сложнее»,
предостерегать от «однобокости официозных оценок»,
в общем, на уровне современных коммуникативных технологий повторять подвиг «правдорубца» Хама.
Центром атаки выбрана Православная Церковь, которая, как опять же мы имели возможность убедиться за последние годы,
является основополагающим институтом нашего гражданского общества
и единственным в современной России обладателем безусловного авторитета в классическом значении этого слова.
Не знаю, какая это сила, но эта сила заставила
представителей церковных кругов ввязаться
в околовласовский скандал и успешно его проиграть.
Обсуждение необсуждаемого было втащено на общественную площадку как своего рода контрабанда, по церковным каналам.
Теперь любой мерзавец, который решит объяснить ветеранам, что они уроды и проливали кровь не за то,
может спрятаться за то, что он назовет «мнением Церкви»
и пойди ему докажи, что речь идет не о Церкви и даже не о ее иерархах,
а о достаточно маргинальных внутри самого православного сообщества группах.
Главным поражением стало само начало
обсуждения навязанной им темы.
Каждый счел своим долгом «обозначить позицию»,
и позиции эти оказались несовпадающими.
И каждого более всего не устроила позиция соседа слева и соседа справа.
Авторитет многих уважаемых дотоле священников резко пошатнулся,
сама Церковь предстала перед обществом вместо иерархии, поддерживающей ценности
а ведь память о войне — это не только гражданская ценность,
но и память о ценности самопожертвования, готовности положить душу свою за други своя,
едва ли не как главный их разрушитель.
Разумеется, речь идет не о спонтанном процессе,
а о вполне подготовленной и управляемой
разлагающей деятельности.
Информационные гавкалки самых разных СМИ были настроены на трансляцию и раздувание дискуссии.
В блогосфере неожиданно оказались сотни блоггеров,
ратующих за власовское и псевдобелое дело.
Последний факт более всего показателен для установления заказного характера кампании.
Власоволюбие всегда было в нашей стране чем-то, что несколько хуже труположества,
но чуть лучше калоедения,
и занимались им, как и генерированием всего дискурса о «Гитлере-освободителе», опять же одинокие маргиналы
или говорливые эмигранты,
которых можно было легко опознать и которых все знали наперечет.
Социальный конформизм был здесь естественной защитой общества.
И когда мы видим десятки и сотни ранее неизвестных виртуальных существ,
которые дружно и смело гавкают за власовство,
за прелести перехода на сторону врага и борьбы с оружием в руках против Отечества,
то надо четко понимать, что самим по себе этим людям взяться было неоткуда.
Что в известном количестве их развели и проплатили,
а остальные прибежали как раз потому, что решили, что речь идет о новом модном тренде.
И вот уже мы тратим время, силы и нервы на, прости Господи, Подрабинека.
И вот уже кипят страсти о том, что «Наши» хотят найти Подрабинека и разобраться,
а изряднопорядочные дамочки кричат, что в такой ситуации готовы протянуть травимому «правдолюбцу» не то что руку…
Что это будет за общество, в котором единственное табу состоит в том, что нельзя называть русского русским,
педераста педерастом и далее по списку, представьте себе сами.
Прежде всего понятно, что это будет общество, быть членом которого будет западло.
Аномия, отказ человека от поддержания социальных связей станет естественным выбором человека в ответ на обозначение такого необсуждаемого ядра.
У Иоанна Златоуста есть мысль о том, что измученные безначалием, беззаконием и хаосом люди сами охотно подчинятся антихристу и его железной руке.
Эту мысль можно и инвертировать, измученные ложью и несправедливостью социального порядка люди в конечном счете оказываются готовы ввергнуть себя в море аномии,
лишь бы дальше не подчиняться очевидной мерзости.
И это последнее, что я хочу сказать вам о Власове и Подрабинеке.
Я не хочу спорить ни о том, ни о другом.
Я хочу строить будущее, в котором ни Власов, ни Подрабинек будут невозможны.