История нас учит: когда разум и право «спят», наступают хаос произвола и край беззакония.
в последнее время становится особенно ясно, что право, теряющее опору в своих морально-нравственных основах, не способно справиться с современными системными вызовами
Особенность нашего времени в том, что право, на которое мы все уже так привыкли рассчитывать, теряет свой регулятивный потенциал, а правовые конструкции утрачивают былую прочность и надежность.
Если для христианского сознания несомненно то, что «удерживающий» – это Церковь, проповедующая Слово Божье, то для сознания светского единственным претендентом на роль «удерживающего теперь» может быть Закон, понимаемый в самом широком смысле этого слова. При этом светское (а зачастую и религиозное) сознание не может не воспринимать обостренно тот факт, что в нынешнюю эпоху перемен «удерживающий» Закон слишком часто не работает, обнажая «тайны беззакония».
Считаю возможным и необходимым оказаться в своих рассуждениях, что называется, на стыке между узким понятием беззакония и широким понятием тайны оного, она же – действие врага человеческого, противостоящего всей многоликой человечности. То есть человечности как таковой.
опасность беззакония проявляется сейчас в сфере международно-правовых отношений, которые приобретают все более неопределенный, а значит – хаотический, энтропийный (т.е. чреватый необратимым распадом) характер.
мир, как целое, вовсе не насыщен страстью к самоуничтожению. Значит, мир не сам вползает в новое губительное состояние. Его кто-то в это состояние вталкивает.
в Новое время с характерным для него развитием европейской светской научности законодательство начало отделяться от религиозных оснований. Иначе и быть не могло в обществах, где большая часть людей уже была не религиозна или исповедовала очень разные вероучения. Секуляризация права, связанная с отказом от религиозного фундамента правовых систем, привела к появлению целого ряда новых правовых доктрин – от теорий естественного права, выводящих право из разумной природы человека, до различных вариантов юридического позитивизма.
Тем не менее, у многих ведущих интеллектуалов Европы, приверженных идеям прав и свобод человека, не было и нет сомнений в том, что право, нравственность и религия – это внутренне взаимосвязанный соционормативный комплекс
В связи с этим напомню позицию великого европейского философа и ученого Иммануила Канта. С одной стороны, именно Кант обозначил линию на секуляризацию соционормативной сферы, когда заявил, что мораль не нуждается в религии. Однако он же сказал, что «мораль неизбежно ведет к религии», благодаря чему она расширяется до идеи Бога как «обладающего властью морального законодателя вне человека».
Что же касается вопроса о том, как эти нормы соотносятся с кантовским понятием права, то я бы сказал, что они соотносятся как конкретное с абстрактным
Когда религия с ее верой в «божественный разум» сдала свои позиции под бременем научных открытий, ей на смену пришел секулярный культ разума, а точнее – рационализма, не связанного этическими рамками.
Но примерно со второй половины XX века начало приходить осознание того, что подобный безграничный рационализм таит в себе смертельную опасность. Ибо, отрицая принципиальную конечность возможностей человеческого познания, он не знает никаких пределов, в том числе пределов человеческих.
Гордыня разума приняла угрожающие формы:
В свете этих опасностей становится понятно, что кантовское определение свободы как первоначального права, присущего каждому человеку
в силу его принадлежности к человеческому роду, вовсе не так абстрактно и безгранично, как может показаться, на первый взгляд. Ведь оно включает в себя такие ограничения права человека, которые обусловлены его принадлежностью к человеческому роду и связаны с необходимостью сохранения человечества.
Не меньшие опасности для нормального правового развития несет в себе и тенденция к отделению человека от социума, к ослаблению социальных связей, атомизации индивидов и т.д., характерная для нынешнего общества потребления.
Особенно наглядно эта тенденция к разобщению проявляется сейчас в разрушении института семьи.
речь идет о том, что под флагом борьбы с архаичными традициями, нарушающими права отдельных членов семьи, разрушаются отношения между супругами, а правовая защита ребенка ведет к подмене института семьи институтом опекунства, а также к прочим эксцессам, которыми так богата практика ювенальной юстиции.
Однако не менее опасны по своим последствиям те разрывы социальной ткани, которые происходят на более высоких уровнях социальности, т.е. на уровне общества и государства. Либеральная социально-правовая философия, по сути, исключает из своего рассмотрения понятие общества и полностью концентрируется на индивиде. Здесь наиболее ярким примером, видимо, является тезис, неоднократно высказанный бывшим премьер-министром Великобритании Магарет Тэтчер: «
Общества как такового не существует. Есть отдельные мужчины и женщины, и ещё есть семьи».
Думаю, что было бы неверно (как иногда предлагается) сводить решение этой проблемы к перенесению акцентов с защиты прав различного рода меньшинств на приоритетную защиту прав большинства.
Рационализм в праве наиболее ярко проявляет себя в форме юридического позитивизма, отождествляющего право с позитивным правом (т.е. законом в широком смысле этого понятия).
Права человека в позитивизме – это все, что человек таковыми заявляет, или все, что можно уговорить людей считать таковыми. Однако это равнозначно признанию того, что права человека, в сущности, являются чисто процедурными феноменами.
Сам Фукуяма в этой связи предлагает вернуться к юснатуралистским теориям права античных философов и юристов, в основе которых лежали представления о глубинной связи между правом человека и природой человека, связи между человеком и Космосом, человеком и Землей как общим домом всего человечества.
В связи с такой постановкой проблемы хотел бы предложить всем нам задуматься о том, не слишком ли легко была в свое время отброшена гениальная догадка о глубинной взаимосвязи права с природой человека? И не дает ли единая природа, общая для всех народов мира, естественную основу для создания системы универсальных прав человека?
обновленный юснатурализм
(латинск. –
Jus naturale) исходил из того, что человеческий разум, лежащий в основе права, ограничен природой, в том числе природой самого человека, в отличие от абсолютного метафизического божественного разума. Однако с момента принятия французской Декларации прав человека и гражданина термин «естественные права» вышел из моды и был заменен более общим понятием «права человека». Естественный подход к разуму и праву был отвергнут, поскольку, де, природа слепа и неразумна, пусть в ней и есть некоторое место осмысленному началу.
история показывает, что существует тесная связь между природой человека и понятиями права и морали
В идеологической плоскости такой подход означает поиск синтеза в понятии права идей либерализма (Д.Ролз) и коммунитаризма (Ч.Тэйлор).
В этой связи хочу напомнить, что для русской философии конца ХIХ-начала ХХ веков (с ее учениями о соборности, всеединстве, всечеловечности и т.д.) было характерно стремление соединить идею абстрактного, обезличенного формально-правового равенства с идущей от раннего христианства идеей ответственности каждого не только за себя, но и за других.
А такое правопонимание не может быть выстроено лишь на базе либерально-индивидуалистического подхода, т.е. без учета идей и принципов
солидаризма как миростроительного проекта,
в подтексте ее лежит понимание того, что секуляризация права и морали зашла слишком далеко и что такой отрыв от христианских корней означает тот «
уход в пустоту», о котором в свое время предупреждал Ясперс. Признавая опасность такого отрыва, Хабермас подчеркивает, что «секулярное большинство не должно выносить решения по важным вопросам прежде, чем оно прислушается к возражениям оппонентов». А прислушаться надо уже потому, что именно христианская культура стала тем истоком, из которого пришли в мир правовые по своей сути идеи
равенства людей перед Богом и
достоинства человека как существа, созданного по образу и подобию Бога.
И т.д