Япония

Развитие сотрудничества
Основой для развития экономического сотрудничества между РФ и Японией сейчас является план из восьми пунктов, который премьер-министр Японии Синдзо Абэ предложил президенту РФ Владимиру Путину 6 мая прошлого года на встрече в Сочи. Документ подразумевает укрепление отношений двух стран в области энергетики, малого и среднего бизнеса, индустриализации Дальнего Востока, расширения экспортной базы. В него входит и предложение укреплять взаимодействие в сфере передовых технологий, включая атомную энергетику, и в области гуманитарных обменов.
По итогам визита Путина 15-16 декабря прошлого года в Японию и его встреч с Абэ было принято совместное заявление, в котором отмечалось, что важным шагом на пути к заключению мирного договора может стать начало консультаций о совместной хозяйственной деятельности России и Японии на южных Курильских островах. Кроме того, стороны исходят из того, что это заявление и любые достигнутые на его основе договоренности о налаживании совместной хозяйственной деятельности и само ее осуществление не наносит ущерба позициям России и Японии по проблеме мирного договора.
Контакты на высшем уровне должны остаться такими же тесными и в этом году. Как ранее заявлял японский премьер, он дважды намерен посетить Россию с официальным визитом. Первая поездка намечена на конец апреля - начало мая, однако точные даты пока не определены. Кроме того, Абэ осенью обещал приехать на Восточный экономический форум во Владивостоке.
В связи с этим министр экономики, торговли и промышленности Японии Хиросигэ Сэко на прошедшем 10 марта в резиденции главы правительства заседании совета по развитию экономических связей с РФ заявил о необходимости конкретизировать план из восьми пунктов с учетом намеченных визитов главы правительства в РФ.

История вопроса
Россия и Япония с середины прошлого века с перерывами ведут консультации по вопросу о выработке мирного договора по итогам Второй мировой войны. Основным препятствием для этого остается проблема принадлежности южной части Курил. Итуруп, Кунашир, Шикотан и ряд мелких необитаемых островов Малой Курильской гряды, которые в Японии называют Хабомаи, вошли в состав СССР по итогам войны, однако их принадлежность оспаривается Японией. Как неоднократно заявлял МИД РФ, российский суверенитет над ними, имеющий соответствующее международно-правовое оформление, сомнению не подлежит.
В 1956 году была подписана двусторонняя Совместная декларация, которая прекратила состояние войны между двумя государствами, восстановила между ними дипломатические и прочие отношения. Но вопрос о границе в районе Курил тогда урегулировать не удалось. В то же время в декларации Советский Союз выразил готовность в качестве жеста доброй воли передать Японии Шикотан и Хабомаи после заключения мирного договора.

Поначалу Японию более всего беспокоили, мягко говоря, неортодоксальные взгляды Трампа на роль США в мире: не хочу быть мировым жандармом, а хочу делать Америку снова великой. Хватит охранять Европу с Азией не пойми от чего, когда у нас тут одеяло убежало, улетела простыня и даже подушка задумалась о выводе активов за рубеж. Применительно к Японии все это вылилось в уже порядком подзабытое в Токио требование больше платить за содержание американских военных баз и совсем уж экзотическую рекомендацию обзавестись ядерным оружием. Не то чтобы у последней идеи в Японии совсем не было поклонников, но с учетом не очень давней истории взаимоотношений двух стран в ядерной области прозвучало сие как предложение открыть магазин веревочной продукции в доме повешенного.
Дальше было хуже: разобравшись с внешней политикой, Трамп озаботился вопросами международной торговли. Здесь он обвинил Японию в искусственном занижении курса иены к доллару (не совсем безосновательно), в создании барьеров для экспорта американских автомобилей (к числу барьеров, вероятно, относится правостороннее движение) и злоупотреблении режимом свободной торговли в рамках НАФТА (по словам Трампа, минимальные пошлины на ввоз автомобилей позволяют японским автопроизводителям размещать производственные мощности в Мексике и почти беспрепятственно экспортировать оттуда свою продукцию в США).
Все эти инвективы крайне неудачно совпали с публикацией последних данных по торговому балансу Соединенных Штатов, из которых следовало, что по объему профицита в торговле с Америкой Япония вышла на второе место, обойдя Германию и уступая теперь лишь Китаю. 
Всем упомянутым выше безобразиям Трамп пообещал положить конец, кардинально пересмотрев базовые принципы американской оборонной и торговой политики. Подобные инициативы крайне болезненны лично для Синдзо Абэ уже потому, что он потратил два последних года и значительную часть своего политического капитала на укрепление американо-японских отношений именно в этих двух плоскостях.
Так, в 2015 году Абэ с боями протащил через парламент пакет законов, позволяющих японским Силам самообороны участвовать в военных операциях за рубежом в случае, если японские союзники (50 штатов и округ Колумбия) подвергнутся вооруженной агрессии со стороны третьих стран (той же Австралии, например). Эта спорная с точки зрения действующей японской Конституции инициатива встретила ожесточенное сопротивление оппозиции, но Абэ был непреклонен: нарастающее давление со стороны Китая и непредсказуемое поведение Северной Кореи требовали неотложных действий по укреплению американо-японского союза, а для этого Токио должен был продемонстрировать Вашингтону свою готовность быть более активным его участником.
Годом позже Япония подписала и ратифицировала соглашение о создании Транстихоокеанского партнерства (ТТП) – торгового блока исполинских масштабов, включающего в себя, помимо Японии и США, еще 10 стран Тихого океана с совокупным ВВП 40% от мирового. Прописанное в соглашении снижение тарифных и административных барьеров означало, что Токио придется пустить под нож и значительную часть мелких и средних фермерских хозяйств внутри страны, неспособных конкурировать с зарубежными производителями без запретительных импортных тарифов.
Соглашение готовили несколько лет, фермеры волновались, оппозиция негодовала, но Абэ терпел, не без оснований рассчитывая, что ТТП станет одним из драйверов роста японской экономики. А Трамп терпеть не стал и заявил о выходе США из ТТП в первый же понедельник после инаугурации, похоронив все соглашение целиком. Усилия Абэ пошли прахом, а тут еще и подоспели разговоры об искусственно заниженном курсе иены, который, строго говоря, был почти единственным успешным компонентом абэномики и основным фактором, поддерживающим слабый экономический рост в Японии.
Если для европейских стран избрание Трампа оказалось неприятным сюрпризом и источником неопределенности, то из Японии все это выглядело скорее как знакомый сюжет с падением метеорита в Тихий океан и последующим пробуждением Годзиллы. В последний раз Япония сталкивалась с американским изоляционизмом в межвоенный период, и окончилось это для нее не очень приятно. Поэтому с Годзиллой было решено дружить. Любой ценой.
Тактические успехи
Учитывая описанные выше проблемы, Синдзо Абэ отправился в Вашингтон с двумя задачами. Во-первых, от него требовалось не допустить одностороннего пересмотра Америкой базовых положений японо-американского союза и по возможности сохранить положительную динамику последних четырех лет в двусторонних политических отношениях. Во-вторых, японский премьер должен был предотвратить перерастание антияпонской риторики Трампа в ощутимые экономические потери для Японии.
Первая задача была частично решена уже в ходе визита нового министра обороны США Джеймса Мэттиса в Токио в начале февраля. Мэттис подтвердил важную роль японо-американского союза в обеспечении безопасности и стабильности в Азии, согласился с японской трактовкой основных угроз (Северная Корея и Китай) и заверил японское руководство в том, что США готовы защищать острова Сэнкаку – предмет японо-китайского территориального спора – от посягательств со стороны Пекина в соответствии с положениями статьи 5 Договора о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности между США и Японией от 1960 года.
В Вашингтоне Абэ добился аналогичных заверений и от Трампа. Разговорам об увеличении расходов на содержание американских баз, по словам Абэ, также был положен конец. По всей вероятности, японская сторона просто ознакомила американского президента со статистикой, говорящей о том, что Япония уже сейчас оплачивает 75% этих расходов – намного больше, чем другие американские союзники, такие как Южная Корея (40%) или Германия (30%).
В экономической плоскости японская стратегия сводилась к следующему. Во-первых, Абэ должен был убедить Трампа в том, что активность японского бизнеса в США не сводится к похищению сабинянок и американских рабочих мест. Что и было сделано: в ходе визита японский премьер сообщил американскому президенту, что одни только японские автопроизводители в настоящее время трудоустраивают в общей сложности более полутора миллионов американцев.
Во-вторых, Абэ должен был добиться расположения американского президента, пообещав японские инвестиции в инфраструктуру и промышленность США. Для этого японское правительство подготовило пакет предложений о расширении американской сети скоростных железных дорог с участием японского капитала и с применением японских технологий. Также за неделю до отлета в Вашингтон Абэ встретился с президентом Toyota Motor Corporation Акио Тоёдой, чтобы получить из первых рук детальную информацию об инвестиционных планах компании в США.
Третий пункт был самым деликатным: нужно было, с одной стороны, отсрочить разговор о наиболее неприятных для Японии аспектах двусторонних экономических отношений (курсе иены и тарифах), а с другой – по возможности исключить склонного к демагогии и не любящего нюансы Трампа из участия в этой дискуссии. И то и другое Абэ, похоже, удалось: в совместном заявлении для прессы по итогам визита стороны ограничились упоминанием новой рабочей группы по вопросам экономического сотрудничества, возглавить которую должны вице-президент Пенс и вице-премьер Асо. 
Стратегическая неопределенность
С одной стороны, итоги первого американо-японского саммита при новом хозяине Белого дома должны обнадеживать японское руководство: разногласия в оборонной политике сняты, диалог об экономическом сотрудничестве будет продолжен в более спокойной обстановке без участия Трампа. Личные отношения двух лидеров также выглядят многообещающе: последний раз президент США и премьер-министр Японии вместе играли в гольф в 1957 году, и тогда это помогло добиться доверительных отношений между Дуайтом Эйзенхауэром и дедом Абэ Нобусукэ Киси.
Абэ, похоже, удалось найти путь к сердцу Трампа, у которого пока катастрофически мало друзей на международной арене: японский премьер без устали нахваливал своего партнера, вчистую проиграл ему раунд из 18 лунок и целых 19 секунд жал ему руку под камеры. За подобные вещи Абэ уже досталось от прессы и оппозиции, но тут уж ничего не попишешь – Трампа нужно было очаровать во избежание дальнейших проблем.
С другой стороны, на дне этой бочки меда плещется не одна ложка дегтя. Во-первых, Японии пришлось заплатить за снятие напряженности обещаниями инвестиций в американскую экономику и серьезными уступками – например, необходимостью пожертвовать ТТП в пользу переговоров о двустороннем соглашении о свободной торговле с США, где японские переговорные позиции будут намного слабее. Парадоксальная ситуация, при которой японский премьер говорит о необходимости участия Японии в создании рабочих мест в США (учитывая, что американская экономика растет быстрее японской при уже почти полной занятости), точно не добавила ему популярности дома.
Во-вторых, и в-главных, сам факт, что казавшиеся незыблемыми основы двусторонних отношений, опираясь на которые Япония строила планы на будущее, оказались под угрозой пересмотра из-за итогов американских президентских выборов, весьма настораживает все заинтересованные лица в Токио. И радует все заинтересованные лица в Пекине.
Почившее по милости Трампа в бозе ТТП если и не задумывалось (как проект ЦРУ) как альтернатива нарастающему экономическому влиянию Китая в АТР, то точно стало подобной альтернативой после того, как к нему подключились Япония и США. Сейчас на его месте образовался вакуум, который китайское руководство с радостью заполнит собственными интеграционными инициативами.
Любое возможное ослабление военного и политического присутствия США в регионе также играет на руку Пекину, предпочитающему решать проблемы с соседями в двустороннем формате без посторонних лиц. Если эти процессы зайдут достаточно далеко, то обозначенная в 2009 году доктрина «азиатского века Америки», на которую в Токио очень рассчитывали, станет, по меткому японскому выражению, пеной на воде. 
Трансформация «азиатского века Америки» в «китайский век Азии» – самый неприятный из возможных сценариев для Японии, поскольку в этом случае противостоять Китаю ей придется в одиночку. Отчаянные попытки не дать Америке, по Дилану Томасу, уйти покорно в мрак ночной говорят, помимо прочего, и о том, что к подобному развитию событий Япония пока не готова.

Однако то обстоятельство, что тема совместной деятельности появилась во многом спонтанно и явно без подробной предварительной подготовки, не могло не сказаться на характере и темпах ее последующей разработки.
Подготовленные японским МИДом в первые же месяцы предложения задолго до их официального представления «утекли» в японские СМИ и, судя по этим сведениям, были разработаны с прицелом на минимизацию формального взаимодействия японских участников «совместной деятельности» с российскими официальными структурами. Так, речь шла об удаленном диагностировании российских пациентов японскими врачами, круизах вокруг островов без высадки японских граждан на берег и т. п. В лучшем случае имелось в виду сотрудничество, главным образом технологическое, в разведении и переработке морепродуктов российскими производителями с привязкой к спорным островам. При этом даже использование национальных валют в таких случаях предлагалось ограничить, заменив их некоей коллективной электронной валютой.
Судя по сообщениям прессы, предложения, официально переданные российской стороне на первых межминистерских консультациях по этому вопросу, прошедших в Токио 18 марта 2017 г., содержат именно эти проекты, разбавленные предложениями более общего характера, не привязанными к собственно курильской теме.
Естественно, что хозяйственное значение такого рода совместной деятельности априори не может быть настолько велико, чтобы стать существенным фактором экономики Курил. Да и для целей «мягкого поглощения» островов, об опасности которого любят говорить некоторые эксперты, эти предложения явно недостаточно масштабны.
Что же касается предложений, представленных на консультациях 18 марта российской стороной, то их содержание подробно не раскрывается. Однако некоторые комментарии сахалинской администрации позволяют предположить, что речь, в частности, идет о проектах в области аквакультуры, рыболовства, сельского хозяйства, туризма и транспортной инфраструктуры. Можно быть уверенным в том, что под «совместной хозяйственной деятельностью» российская сторона понимает существенные инвестиции в крупные, в том числе инфраструктурные объекты на спорных островах с масштабным привлечением в эти районы японского финансирования, технического участия, производственной активности.
Вместе с тем публикации, затрагивающие эту тему, не упоминают каких-либо предложений российского МИДа о возможном применении особых юридических схем или специальных законодательных актов, которые позволили бы японской стороне совместить свою экономическую активность на островах, являющихся предметом российско-японских переговоров, с ее принципиальной позицией непризнания российской юрисдикции над ними. Используемая сейчас формулировка о «важности соблюдения законодательства обеих стран» при всей своей бесспорности сама по себе недостаточна для серьезного обсуждения действительно значимых совместных проектов.
Все это позволяет предположить, что в принципе поддающуюся реализации идею совместной деятельности ожидает непростое будущее. Да, по итогам консультаций стороны договорились, что «будет организована профессиональная проработка этих вопросов». Однако создание для этих островов особой юридической платформы, приемлемой для обеих сторон, — крайне сложная и многотрудная задача, требующая долгого кропотливого труда команды квалифицированных юристов и опытных международных переговорщиков и, главное, политической воли для проведения конечных документов через все стадии процесса принятия законодательных и исполнительных актов. Для этого, в свою очередь, требуется чрезвычайно сильная мотивированность обеих сторон в достижении видимого результата.
На деле, однако, этому препятствует во многом разное понимание конечного смысла стимулирования совместной деятельности на этих островах. Российские ведомства рассматривают его как часть обычного делового сотрудничества и гуманитарных связей между двумя странами, а также, что немаловажно, как инструмент замораживания (желательно на неопределенный срок) переговоров по урегулированию собственно территориального спора между двумя странами. И хотя это положение не формулируют жестко и откровенно в официальных заявлениях, в интерпретациях для СМИ оно, как правило, проговаривается достаточно определенно.
Японская же сторона, напротив, рассматривает совместную деятельность на Курилах (а во многом — и не только на них) как шаг к решению, в японской интерпретации, «проблемы северных территорий». Даже те виды деятельности, которые формально можно рассматривать как чисто деловые связи, не говоря уже о проектах с гуманитарным наполнением, рассматриваются там как способ убедить партнеров в «искренности» намерений Японии построить более выгодные для России отношения при условии решения территориального спора к удовлетворению японской стороны.
Вне зависимости от возможных суждений по этому поводу все это нужно, конечно же, иметь в виду, оценивая как итоги недавно прошедших консультаций, так и перспективы реализации предложений, выдвигаемых российскими и японскими ведомствами. Тема совместной деятельности на Курилах не существует сама по себе — она тесно вплетена в достаточно сложную ткань отношений между двумя странами. Более того, сами эти отношения сильно страдают от того, что их участники недооценивают сложность и глубину переплетений их различных сторон и аспектов, и этот недостаток следовало бы общими усилиями исправлять.

Глобальный статус или региональные победы?
И в этом находит отражение существующий разлом между позицией Абэ и взглядами большинства сегодняшних ведущих политиков Японии. Абэ остается продолжателем традиции, заложенной еще во времена восхождения в начале 1970-х на японский политический Олимп Какуэя Танаки (Kakuei Tanaka), пусть он и пробыл премьером всего два года, уйдя под давлением очередного коррупционного скандала, но еще полтора десятилетия оставался наиболее влиятельной фигурой в японской политике. Япония тех лет — успешная, стремительно растущая экономика, перед которой открылись возможности конвертировать заработанный финансовый капитал в капитал политический. На несколько десятилетий целью японского истеблишмента стало движение к статусу глобальной державы, к роли одного из мировых лидеров. На этом пути Япония столкнулась со многими проблемами, частью — неразрешимыми, но один за другим премьеры, министры и влиятельные политики делали новые шаги в направлении поставленной цели.
Но с 1990-х этот путь становился с каждым разом сложнее, экономические кризисы подтачивали финансовую мощь Токио, а изменяющийся глобальный политический ландшафт требовал раз за разом отвлекаться на текущие, более острые вызовы. В итоге к концу первого десятилетия уже нашего века переосмысление миссии Токио в мире привело к все более явному отходу от глобальных задач в угоду интересам региональным, прочно связавшим Японию с Восточной и Юго-Восточной Азией. С падения первого кабинета Абэ в 2007 году череда быстро сменявших друг друга кабинетов все в большей степени сдвигали внешнеполитическую повестку Токио в сторону региональной. Этому поспособствовали и сдвиг в мировой торговле в сторону Азии, и рост Китая (а следовательно, и китайской угрозы). Возвращение Абэ к власти вроде бы вернуло и глобальную повестку — в экономике, международной политике, оборонных вопросах. Но за прошедшие между двумя его премьерствами пять лет фактически сформировалась новая парадигма японской политики, где Япония больше поглощена региональными проблемами и интересами.
Сегодня Абэ выглядит едва ли не последним апологетом глобального статуса Японии. Даже в его окружении часто звучит идея конвертировать глобальную роль в региональные победы, использовав ее как базу для дальнейших договоренностей с оппонентами и союзниками. И диалог с Москвой превращается для японского премьера в проверку состоятельности его повестки во внешней политике. В отношениях с Россией остается огромный пласт вопросов, выходящих далеко за региональные рамки. Ярким контрастом со встречами министров декабрьский саммит Абэ и Путина охватил поистине глобальную повестку — кроме привычных вопросов, тут были Афганистан и Южная Азия, помощь Африке и миграционная проблема Евросоюза.

Но преемники Абэ (кто бы из реальных на сегодня кандидатов не оказался на его месте) скорее всего или свернут сближение с Москвой, разменяв его на еще более тесное сотрудничество с США, либо достигнут взаимопонимания с Россией в региональных вопросах за счет несущественных для Токио вопросов — например, связанных с Восточной Европой. Вопросы за пределами АТР могут превратится для Токио в подчиненные более существенным интересам, станут потенциальными «донорами» для решения наиболее важных задач. И тогда Москва — не говоря уже об Украине — станет редким гостем в стратегических планах Токио, а интерес к происходящему на западных границах России угаснет.

Японский урок
Для Украины более выгодна Япония Абэ, чем та, которая придет на смену. Значительные масштабы помощи в самых разных сферах — от помощи в развитии малого и среднего бизнеса до участия в становлении системы информационной безопасности страны — являются прямым следствием глобальной повестки Токио. Для Японии региональной участие во многих наших реформах будет избыточным и бессмысленным. Да, Токио в любом случае не признает аннексию Крыма до того, как это сделает сама Украина, но такая позиция диктуется собственными интересами, лежащими в Восточной Азии, в территориальных проблемах с соседями. А вот на что-то большее со стороны той, возможной в будущем Японии мы надеяться не сможем.
Но одновременно нам следует извлечь из сегодняшних действий Японии урок. В современном мире происходит локализация интересов даже крупных, влиятельных государств, и она становится все более важным фактором международной политики. Нет, мир не будет дробиться на отдельные, мало связанные между собой политические пространства — современные технологии в области связи и транспорта, объемы мировой торговли не позволят. Но за годы после холодной войны специфические проблемы в отдельных регионах, нередко несущественные для остального мира, выросли до уровня, когда они способны оттянуть на себя большую часть ресурсов даже у стран уровня Японии. В зоне региональной политики Токио — четвертьмиллиардная Индонезия, стомиллионные Филиппины и Вьетнам, экономики той же Индонезии, а также Южной Кореи и Тайваня входят в первую двадцатку. И это не считая КНР, гиганта, который уже сегодня далеко обогнал Японию по большинству показателей. Бывший третий мир масштабом своих возможностей и проблем уже практически не уступает миру первому.
В таких условиях невозможна черно-белая однозначность глобальных отношений времен холодной войны, даже непримиримые противоречия в одном вопросе не станут препятствием для сотрудничества в других — что демонстрирует сегодня Япония в отношениях с Россией. Даже не усталость от украинских проблем, а логика развития современной международной политики будет множить ситуации, в которых страны, поддерживающие нашу независимость, будут строить активное и плодотворное сотрудничество с Москвой, не дожидаясь урегулирования конфликта. И не следует требовать от партнеров (которые к тому же не являются нашими союзниками) беззаветной верности нашему делу — у них хватает и своих.