Армейские байки

Цитата: Mike Smith от 08.11.2008 13:41:52
+100. X-Guard'у - респект и уважуха!  :)
Ну и если по биглеровским меркам - однозначное КЗ!

Спасибо всем...  Я этого не достоен...  :-[

Я "Биглера" регулярно читАЛ, но писать туда - не писал... Не так много в моей жизни было событий и ситуаций, которыми можно было бы поделиться... Некоторые не очень интересны, а некоторые "ИМЕЮТ СПЕЦИФИКУ"... "Чуфьства хумора" не все поймут, если даже рассказывать... Но две-три статьи я здесь (а не на "Биглере"!) точно опубликую... Многоточий только будет много... Это мой стиль - я многое не договариваю... Все мои посты "пестрят" многоточиями...  :-[

Всё было, как всегда... Автобус с заиндевевшими окнами привёз нас на точку, мы переоделись в "удобную" форму, прошли "фейс-контроль" и "бутербродно-чесночный запах"... Дальше - вниз! Те же самые рожи! Журнал... Роспись... Неровная... Они уже спят, а я ещё не проснулся.. Ну ладно... формальности!

Срываешь с бобин пломбы, ставишь на стойки... Ещё спишь... Жмёшь несколько клавишь на панели... "Дыр-дыр", "Шхру-шхру"... Комплекс проставил маркеры начала "работы"... Всё! Бобины уже просто так не снимешь (без объяснительной)... На них уже магнитные маркеры проставлены... Начало сеанса и смены... Зашифрованные... И уже "учтёные"... Вяло, по телефонной связи доложил стандартную скороговорку... "Приступить к ..." Да... "Я такой-то приступил..."

Бобины слегка дёргаются по сантиметру в минуту - проставляют маркеры... Через двадцать шесть минут - сеанс связи с одним из "КА"... "Сброс информации"...

- Серёга, я пойду покурю...

- Иди, Макс. Не опаздывай!

Возвращяюсь... "Янтарь такой-то" или "Фотон эдакий" (кто их знает) уже "беременные" приближаются к нам...

- До сеанса шесть минут! Приготовиться!

А чего готовиться?! Старая советская транзисторная электроника отработает даже если мы всю смену будем курить! Главное - бобины вовремя менять!

- Приход! Сеанс номер "такой-то"!

Истерически "захаркали" АЦПУ, печатая "логи", бобины на всех стойках взвыли и жадно начали глотать сотни метров лент... Кружки бобин со свистом "слева" мягко перетекали "направо"...

- Две минуты, восемнадцать секунд! Сеанс "такой-то" принят!

- Есть! Сеанс "такой-то" принят! Сеанс закрыт!

- ... сдать!

- Есть! ... Сдал!

Снимаешь ленту и её копию... Сдаёшь в окошко... Отрываешь кусок ленты от принтера. Ставишь росписи в журнале и на бумажной обёртке к лентам... "Сеанс прошёл!"...

Что там?! Что "они" там увидели?! Нам знать не положено!

Курить и удаляться с поста тоже не положено... Но если очень хочется... То МОЖНО!

Под конец смены звонок: "Объект такой-то на вашем проходе!"

В какой уже раз НЛО фиксировать! Как же они нас всех заебали! Вступили бы, наконец, в контакт! Ну ладно, щас мы вас "зафиксируем и посчитаем"... Явно не земного происхождения... Параметры траектории "такие-то"... АЦПУ уже "харкают", фиксируя... Лентопротяжки "запели", всасывая метры лент... Как же вы нас, инопланетяне, заебали!!! Сколько можно?! Почему именно в моё дежурство?! Ну почему ИМЕННО в моё дежурство?!!!

- Отбой! Американцы запустили какую-то метериологическую хуйню... Там у них, на Аляске, хуй знает, какая власть вообше... Не придупредили! В общем, ленты сдать! Панику не поднимать!

Ладно... Боже! Как хочется спать... Как меня эти "тарелочки" заебали...

А ведь было и без "отбоев"... Я ФИКСИРОВАЛ НЛО! В журналах... Бобины сдавал в окошки...

Я уже не удивлюсь словам на ломанном русском: "Земляне! С вами говорят альфа-центаврцы!"

Тьфу! Блядь! Только не в наше дежурство!!!

Цитата: X-Guard от 08.11.2008 10:58:31
А вот ещё такая история (совершенно реальная, т.к. "ваш покорный слуга" был её непосредственным участником).......

Блин, X-Guard, вполне можешь написать продолжение про похождения Ш.Холмса в России.
Я серьезно!  8)

Если у вас чешется спина, позовите вестового. Вестовой притащит в вашу каюту жестяную ванну, наполнит ее теплой водой, умастит благовонной Оде Колонь и повесит на спинку стула чистый махровый халат. Вы сядете в этот микроброненосец с сигарой в зубах и отмокнете душой и членом. Так делали на старом буржуазном флоте. Как в качку вестовой выносил полную ванну, историки не пишут. Наверное, они боятся испортить эту пастораль грубой картиной выливания мыльной воды в иллюминатор.

Ведь иллюминатор на корабле должен быть идеально чист – это закон. Впрочем, закон гласит, что весь корабль и люди на нем должны быть безупречно чисты.

Итак, о помывке личного состава на кораблях и протирке иллюминаторов. Помывка личного состава – это устойчивое флотское выражение, внесенное даже в корабельный устав. Человек, который придумал «помывку», обязательно должен чесаться каждую минуту, когда на кораблях читают и цитируют внесенное им в главную книгу Флота это крайне филологофобское слово.

Впрочем, читающие его тоже чешутся, и не всегда из-за Устава – просто по природе своей. Человеку свойственно мыться. Даже в море и даже соленой морской водой, так как пресноводная баня случается на корабле всего раз в неделю. А если у корабля нет опреснителя воды, то моются на нем только водой забортной.

Вы знаете средство, которое пенится в морском рассоле? Я знал только одно – шампунь «Московский», который пропал с прилавков вместе с Советским Союзом. Как все советское, «Московский» отличался кондовой способностью применяться в любых условиях. Однажды, после Дня Нептуна, я отмывал им с себя мазут и понял, что ему по силам вспениться даже в керосине.

Но что делать, когда этого железного тюбика нет под рукой, а ты не борту японской рыболовной шхуны, на которой не найдешь доброго куска хозяйственного мыла? Конечно же, мыться. Мыться в любых условиях – даже в отсутствие пресной воды…


Однажды Владивостокский ученый попал в такую ситуацию. «Мару» было крайне маленьким и имело запас чистой воды только для камбуза. Наш ученый, приняв первый соленый душ, тут же начал чесаться. Проходя мимо кают-компании, он увидел стоящий на полочке здоровенный симпатичный флакон, на котором был нарисован иллюминатор с плещущимся в нем голубым морем. Решив, что, если он отольет немного этого шампуня для себя, то никто не заметит, морской биолог побежал в душ. После помывки его кожа скрипела и стала белее. Это радовало. Пугал лишь появившийся зуд в области зада, но и он скоро прошел. И так, отливая понемногу из красивого бутыля с иероглифами по чуть-чуть, наш ученый нес многодневную трудовую вахту в море, пока не стало совсем плохо: нежные участки кожи воспалились, грубые стали отчаянно шелушиться, а чесотка на голове случилась непереносимая. Не понимая, в чем дело, биолог взял остатки чудного японского шампуня и пошел в душ, чтобы отмыться основательнее обычного. Вылив на голову остатки жидкости, он начал втирать их в голову и вдруг услышал: «Нету-нету, не надо это исупорудзовать!»

Протерев глаза, ученый увидел японского рыбака, зашедшего в душ. Глаза японца были круглы и выпучены, как глаза глубоководного окуня, вытащенного на берег.

- Сейчас обвинит меня в краже, - вздохнул ученый. Но японец, взяв флакон в руки, провел по иероглифам пальцем и перевел их на русский  – «Жидкость для протирки иллюминаторов».

- Ни турогай это – стекурянным станешь! – заботливо сказал матрос.

(c) navalbro

Служба…. Морская служба!
Романтика моря, походы, штормы, штили, флотская дружба и все такое прочее… Об этом много писали в посредственных книжках и показывали в дурацких фильмах, где патетика заслоняла действительную жизнь во всех ее проявлениях и обличиях.
Если говорить о кино, то, пожалуй, флотская служба и людские отношения показаны естественнее всего в двух-трех современных фильмах - «Торпедоносцы», «Командир счастливой щуки» и «72 метра», хотя, конечно, последний совершенно несъедобен в своем техническом невежестве, незнании писанных и неписанных законов службы, на базе чего, собственно, и строится фильм. Но там удачно показан флотский экстрим, со всей лирикой и трагедийностью ситуаций и отношений! Далеко за реальными примерами ходить не надо – «Комсомолец», «Курск»! Да и не о фильмах и книжках здесь речь.
В моряки подаешься в молодости и, действительно, из-за романтики подвигов, любви к морю, любви к морякам, и особенно девушек, представляешь, как стоишь на мостике в кителе с золотыми погонами, при кортике, с морским биноклем на груди…. Только чаще кортик-то лежит в рундучке, и далеко не у каждого на груди бинокль.
Морскую службу выбираешь сам и хочешь иметь ее на всю жизнь, но в конечном итоге она чаще имеет тебя! И если ты без сожаления принимаешь последнее, значит, ты - моряк. Это я так …, перед травлей.
Послужить пришлось и мне, и всяко, и разно, но Бог милостив, и вся она прошла по не очень медвежьим углам.
Я моряк. И посчастливилось мне ходить на Черном, на Баренцевом морях, в войну тралил на Балтике, а потом снова Север.
Сам я питерский мальчишка, но волею судеб забросило меня для начала на «королевский» флот, и не куда-нибудь, а в Севастополь. А куда еще военный моряк мог попасть на Черном море? В Новороссийск? Одессу? Ну, уж нет! Слава черноморья - ушаковский Севастополь!
И мечталось, конечно, служить, как раньше говорили, «за веру, царя и отечество, не жалея живота своего», и, естественно, на эсминцах или, на худой конец, на крейсерах.
Мечтал, мечтал, однако, умечтали меня в штабе флота на батарею береговой обороны. Меня?! Корабельного артиллериста, молодого красивого, смелого и на берег?! Да уж, не служба это, службишка. Но не на гражданке - рапорт об увольнении по собственному желанию не подашь!
Утешало одно – какое прекрасное место выбрано для батарей! Не с точки зрения фортификации, секторов обстрела и прочего – это очевидно, а природы….
Мыс Фиолент. Он вдается в открытое море, опираясь с левой, западной, стороны на мыс Херсонес со старым маяком, которому очень-очень много лет. А с другой - опирается на скалистое балаклавское побережье со старинной генуэзкой крепостью Чембало. Здесь все пронизано стариной, духом Византии, Греции, торговыми путями, завоеваниями, переделами, богатством.
Кто хоть раз побывал там, не может не вспомнить красоту обрывистых крымских берегов, сплошь поросших кустарником и мелколесьем, весенними тюльпанными коврами, раскинутыми по склонам, и срезами слоев горной породы. Невысокие горы обрываются в море, а их структура напоминает бисквит с прослойками крема разных цветов. Тут и белый, и коричневый, и светло-желтый.
А какое там море! Разное оно! Бирюзовое, малахитовое, темно-зеленое, голубое. Светло-зеленое у берега, где дно выложено местами светлым камнем, далее темное – камни в ракушках и водорослях, потом опять светлое, и так полосами, которые окончательно темнеют на больших глубинах. Не место, а рай.
Потом был Север. Перед войной перевели меня в Полярный. После Крыма, конечно, небо в овчинку. Крым как первая любовь, как объятья любимой женщины – нежные, жаркие, душистые, опьяняющие!
Север же показался мне скупой и неласковой мачехой, с его голыми скалистыми берегами, сопками, тундрой. Часто штормящим и вечно холодным морем! И уж попав туда, не забалуешь! Одним словом – Заполярье. Полгода – день, полгода – ночь, девять месяцев зима. А уж если в шторм попадешь, то получишь по полной программе за все грехи сразу – вывернет на изнанку до самого жвака-галса.
Однако, служить там было лучше всего. Ходить приходилось много, было чему поучиться, да и начальства поменьше, самостоятельности побольше, и на погонах позаметнее, поскольку невелика драчка за теплые места – служить надо, а не шаркать по паркету.
Война. Маркизова лужа, Ирбенский пролив, Лавинсааре...
Ох, и потралил я этих рогатых и безрогих целых четыре года войны и еще три после. После окончания боевых действий, чтобы не попасть под каток сокращения, пришлось снова возвращаться к «мачехе» на Север.
Служба, служба…. Всякое бывает, и смешное, и грустное, а иногда и то и другое вместе. Вот и рождаются тогда на флоте всякие шутки, байки, которые понятны зачастую только морякам, всякие хохмы и розыгрыши.
Все, наверное, знают про «точить лапу якоря» или «бегать за чаем на клотик», «за боцманом в шпигат» - это все флотские шуточки над салагами, до службы видевшими море во сне или на отдыхе – матросские розыгрыши, порой даже не очень безобидные.
Но бывают курьезы и серьезные, а иногда и на грани жизни и смерти, однако, после таких форс-мажорных обстоятельств, когда «пронесло», все надрывают животики от хохота, а потом эти случаи обрастают «подробностями» и превращаются во флотские байки.

Байка первая - «Запоздалый выстрел…»

Командовал я на батарее береговой обороны четвертым орудием на моем любимом Фиоленте. Пушки были старые, еще шестидюймовки КАНЭ времен первой мировой, но в прекрасном состоянии, с современными по тем временам приборами управления стрельбой. Тогда на флоте был еще порядок.
«Королевский» флот – королевская служба, малина, если, конечно, не думать о карьере офицера (а кто о ней не думает в молодости – все мы Ушаковы, Нахимовы, Лазаревы, Эссены).
Малина, только с продвижением ни «НО», а сплошное «Тпру». А так представьте себе приблизительно 280 солнечных дней в году, тепло, красивое ласковое море в 200 метрах, крабы, рыба. За фрукты и рассказывать – только слюнки потекут. Десять минут от батареи, и тут тебе виноград, абрикосы, инжир, сливы – ешь, хоть лопни. А помидоры, а баклажаны, а татарские чебуреки…
А какие девушки в Севастополе – черноволосые, черноглазые, стройные статные, взгляд как выстрел! Бровью поведет – пиши, пропало! И что главное - все любят моряков и никто сухопутных. А как любят…! Их любовь, как южный вечер – теплая, терпкая и пряная, а какая пьяная – как настоящее виноградное вино из «Чауша» или «Изабеллы»! Вот и послужи в таких условиях.
Но это, конечно все наполовину шутки. Работа – есть работа. Служба по боевому расписанию, изучение матчасти, учения, а уж политзанятия – это уж как «Отче наш».
Уж и гонял я своих матросиков и в хвост, и в гриву, и днем и ночью так, что пушка наша для них была не то, чтобы мать родная, но книжка читанная-перечитанная вдоль и по'перек. И стреляла наша батарея - будьте любезны, сплошные благодарности от командования, включая командование Черноморским флотом.
Все работало, как отлаженный часовой механизм.
Настала весна, склоны мыса покрылись тюльпанами, солнце нежно грело наши головы, зацвели фруктовые деревья. Море до горизонта гладкое, нежно-полосатое, только у берега бьется небольшая волна прибоя, пеной разбегаясь по камням, словно волосы Афродиты.
А запах! Запах йода, водорослей, акаций и разогретой зелени под уже горячим солнцем. Жить приятно и хочется, да так долго, как только можешь себе представить.
И вот в такую жизнь вползает чем-то неприятным весенняя проверка с зачетными стрельбами по мишени. Вроде бы и волноваться не чему и не за чем – все, как и без проверки, но какой-то холодок все же забирается под китель.
Проверяли, проверяли, но, вроде бы все обошлось, проверяющие снизошли, гайки подконтрили, в политграмоте убедились, и последнее – стрельбы. Завтра.
С утра мы нашу «дамочку» обползали, обгладили, ублажили. Дальномерщики «глазки» дальномерам протерли, с управленцами огнем «снюхались», в кранцах первой подачи снаряды сверкают…. Ждем-с. Погода…! Видимость – до Босфора и обратно!
Приехали отцы-командиры. Приняты доклады о готовности к стрельбам. На горизонте в дымке показались едва видимые буксируемые щиты.
Поступают привычные команды целеуказания. Спокойно работают наводчики. Подается в казенник снаряд, закрывается поршневой замок, ждем сирены….
Сирена! Первое – пли! Второе – пли! Третье пли! Грохот, откат орудия, открывание замка, звенящее выпрыгивание дымящейся гильзы….
Смотреть попали – не попали некогда.
Командую: - Четвертое – пли! -
Комендор дергает за шнур… Не пли… Дерг еще – опять не пли! Третий раз – тишина!
Стоим, смотрим ошалело на пушку, друг на друга и не знаем, что делать.
Десять секунд – выстрела нет, двадцать секунд – выстрела нет, тридцать секунд – молчок!
Я уже не помню, сколько времени положено ждать по наставлениям, однако это время прошло.
От командира «фитиль», почему не стреляем - картину портим!
Доложил. Приказано разрядить орудие. Разрядить…, а я не могу – в животе холодно, ноги не слушаются, язык тоже, а предательская струйка пота медленно ползет по спине. В горле пересохло, и слова пересохли вместе с ним.
Пока снаряд в казеннике, так и черт с ним, а, вдруг, замок откроешь, и каааак …., и, кто тут рядом, - всех уже и не будет. И тут я вспомнил и папу, и маму, и бога, и душу, и абрикосы с виноградом….
Пока я это все вспоминал и каждый, наверное, тоже, пока струйка текла по позвоночнику - время текло и тикало. Тикало, тикало и дотикало, а потом… А потом как жахнет! От неожиданности, аж, присели. Уши заложило напрочь – рты-то не открыли, а эта зараза чугунная зашуршала и улетела.
Стоим, дуралеи, и «мама» пискнуть не можем…. Ножки трясутся, ручки трясутся, глухие как пни, глаза выпучены, какая там, к черту, выправка – шпана черноморская.
Сколько стояли - не помню, а потом нас разобрал такой хохот, что плевать нам на начальство, на пушку, что вокруг что-то орали старшие офицеры – все равно не слышим. Нам было наплевать на все, кроме того, что эта стерва все-таки улетела, а мы все живы, молоды и здоровы! Что солнце светит, тюльпаны цветут и тысяча лет впереди…
Стрельбы на этом были закончены, а мы пошли менять белье.
Но стрельбы, вообще-то, прошли на отлично: с первого залпа три орудия щит накрыли двумя попаданиями, а мы чуть не врезали в сам буксир….. Мы постарались!


Байка вторая –«Иду на таран»

Вскорости после наших «удачных» стрельб, я, получив благодарность от командования Севастопольской военно-морской базы «за проявленные мужество и находчивость…», был отправлен на переподготовку.
Ну, про мужество еще понятно – все-таки не бросил мальчишек и не спрятался в каземате, а вот при чем тут находчивость? Но начальству виднее.
Короче, я так наследил, наверное, на Черном море, что меня с честью и благодарностью решили убрать с «королевского» флота и подальше, переделав из артиллеристов в механики.
И как уж мне не хотелось становиться «духом», кто бы знал!
После ускоренных курсов командиров БЧ-5 в Кронштадте путь мне был дальний, на Север, в стольный град Полярный.
И потянулась череда полярных дней и ночей, коих прелесть я так и не познал, за исключением полярных сияний, которые, как гигантский калейдоскоп, расцвечивают небо причудливым и изменяющимся рисунком, всполохами и перемигиванием.
Служба складывалась благополучно, и, вскоре, я уже был дивизионным механиком в дивизии охраны водного района. «Поутюжить» пришлось вдоволь и летом, и зимой, в ведро и в снежные заряды. Бывало, что и мины вытраливали еще времен первой мировой.
Бывало и спокойно – это когда выпадала в хорошую погоду сторожевая служба. Болтаешься малым ходом туда-сюда, вахту отстоял и до следующей.
А бывало и покруче. Примешь топлива под завязку, продуктов под самый подволок, где можно только разместить, и вперед куда-нибудь к Новой Земле. Кто знает Заполярье, тому не надо рассказывать сколько дней в году штиль, и что такое пройти Маточкиным шаром в октябре-ноябре. Наслужишься по горло и не надо никаких тебе ревущих сороковых. Везде хорошо, где нас нет. Но люди везде живут, работают и даже веселятся.
Однако нигде, как на Севере, больше я не встречал той людской простоты и надежности в отношениях, той крепкой дружбы, о которой не принято много говорить. Наверное, условия заставляют людей держаться друг друга и подставлять свои плечи, когда бывает трудно, не думая, чем за это тебе заплатят. Ты даже не задумываешься, а чувствуешь спинным мозгом, что, случись у тебя, – всегда найдется такое же плечо, на которое ты обопрешься. И в таких условиях мало места стяжательству и чинодральству – не до жиру.
Да и звезды на погонах, хоть и не падают с неба, но увеличиваются в количестве и величине, если, конечно, не произойдет какой-нибудь форс-мажор. Хотя бывает и здесь по-разному, но дышится легче – меньше дураков.
И, конечно, не обходилось без курьезов и тут.
Ранним летним утром возвращались мы в базу после сторожевой «прогулки». На море была легкая зыбь, над нами с гомоном носились чайки и бакланы, что-то гортанно крича, может быть ругаясь, что мы их потревожили в столь ранний час, а может кок что-то выбрасил за борт.
Наш шестисоттонник входил в бухту, несколько раз тявкнул сиреной и, подвалив к пирсу, спокойненько ошвартовался. Командир убыл с докладом, а мы, после подъема флага, начали привычную службу, начиная с приборки.
Командир где-то запропастился, и к полудню на «пароходе» из офицеров остался я, старпом, штурман и, кто помельче.
Боцман вяло приглядывал за приборкой и не гонял матросов, а просто мягко порыкивал – ему было лень, как и матросам, шевелиться после моря.
Вахтенный офицер неустанно зевал, хотя и вахта уже была не собачья, и туман разошелся, и солнце довольно высоко для этих широт, и даже тепло пригревало. Ото всех веяло какой-то ленцой. Лень было говорить, лень шевелиться – все было лень…
В нескольких кабельтовых от нас на другой стороне бухты у пирса стояла баржа – давно уже стояла – ее использовали, как плавучую «канистру». От нее заправлялась всякая мелочь вроде торпедных катеров, охотников и т.д. На ее палубе, валяясь, грелись матросы, не занятые на работах и, конечно же пацаны с удочками.
День был такой – 13 июля, понедельник, солнце, и безветрие.
Вдруг, прибегает рассыльный с приказом перешвартоваться на дальний пирс поближе к другому берегу.
Посвистали всех наверх - баковых на бак, ютовых на ют, по местам стоять, со швартовых сниматься.
Мои «духи» запустили дизеля, а я поднялся на мостик – справятся без меня.
Старпом, прикуривая, как-то мимо меня буркнул:
- Механик, слушай, а чего это командира до сих пор нет? Потом искать будет, а мы у другой стенки – ворчать станет, что не дождались.-
Я лениво закурил, с удовольствием затянулся дымком:
-Ты, Игнатьич, старпом – тебе и видней.-
- Добро, командира нет, будем швартоваться сами – поглаживая бороду, решил Игнатьич.
Отвалили от пирса, развернулись рулем и машинами и малым вперед пошли к другому пирсу.
-Что-то мы плетемся, механик, как беременные мухи, давай-ка класс покажем, а то стыдно как-то без куража, а? – предложил старпом.
- Лево на борт, средний вперед- последовала команда Игнатьича.
Рулевой: - Лево на борту-
Старпом: - Одерживай…, так держать!
Рулевой: - Есть, так держать!
Старпом переводит машинный телеграф на полный вперед.
Я смотрю на старпома, и что-то мне становится не по себе – глаза у него прищурились, горят недобрым, борода торчком, пальцы вцепились в ручки телеграфа, а тралец наш уже идет узлов под 12-13, а до баржи-то не так, чтоб далеко, а совсем даже рукой подать ….
- Послушай, старпом, ты не горячишься, а? Пора бы задним подработь! Как бы нам, это… - пытаюсь я шевельнуть Игнатьича.
- Ты кого учишь, трюмная душа? Не боись, «дед», успеем, вот как раз, сейчас и малым назад начнем. – Ехидно подшучивает он надо мной и переводит телеграф на «стоп» и «малый назад». Но тральщик продолжает идти вперед, не замедляя ход, а за кормой от винтов и буруна не видно.
Тут уж старпом понимает, что что-то не так и переводит телеграф на средний назад, а реверса машин как не было, так и нет, и мы идем, почти не снижая хода.
Вдруг из люка машинного отделения появляется вихрастая рыжая башка моего моториста и орет, что у него нет воздуха на реверс - весь «истратили», когда отваливали и маневрировали машинами, а больше не успели накачать компрессоры. Приплыли, ребята, твою мать…!
Шли бы потихоньку на мягких лапах – времени бы хватило. А так почти полным ходом прем на баржу с бензином…
Тринадцатое, понедельник и рыжая башка моториста – не много ли сразу в один день и в одном месте!?
Чувствую, что дело плохо – сгорим мы все заживо по собственной глупости и скатываюсь с мостика кубарем в машину. Только свалился и понимаю, что «духи» мои все-таки реверснули дизеля и, похоже, уже на полный назад, потому как тралец задрожал как эпилептик и, оседая на корму, покатился почему-то вправо.
Старпом понял, что не успеть ему, как «Титанику», без циркуляции и положил руль круто на правый борт….
Солнце, гладь морская, и мы гордо еще полным ходом, ложась на правый борт, поднимая винтами ил со дна бухты, начинаем прощальную циркуляцию для нанесения мощного таранного удара по этой ржавой «канистре» с бензином.
В мгновение ока на барже всех как ветром сдуло. Все это рыбачье воинство неслось как ошалелое, побросав удочки и червяков, подальше от «нефтеналивайки», оглядываясь и спотыкаясь.
Наша «коробочка», оседая на корму, с сумасшедшей пеной от винтов лениво катиться вправо. Ну, настолько лениво, что, кажется, делает нам одолжение.
Все, что можно было сделать, уже сделано, и мы стоим в ужасе, затаив дыхание, и ждем, когда наш форштевень пробьет борт этой старой лоханки, а ее содержимое вознесет нас всех на небеса обетованные. Время остановилось, сердце тоже, глаза вылезли из орбит на стебельках, а руки побелели, сжимая поручни…. Про себя попрощались с женами, детьми, любовницами, собаками, кошками, рыбками…
Ну, и что бы вы думали? Наше ленивое корыто передумало летать по воздуху! Стало оно все круче и круче забирать вправо и гасить скорость, а через несколько десятков секунд или минут – не помню, не считал, не видел, не слышал – мягко, в одно касание, как бы заигрывая перед знакомством, нежно чиркнуло своим левым бортом борт бензиновой лоханки и шаловливо отвалило в сторону, оставляя «наливайку» качаться, на разведенной нами волне.
Вздох облегчения и обращение к несусветной маме пронеслись по мостику.
Да, ребята! Бог видит все, а дуракам везет…!
Мы успешно перешвартовались, а появившийся «отец родной», никак не мог понять, почему это у его офицеров и матросов такие возбужденные, таинственные, загадочные и хитрые рожи. Но никто не проговорился и, к счастью, никто из начальства не видел наших экзерсисов.
А вечером была грандиозная пьянка посвященных во здравие старпома - самого «лихого» шкипера на всем Севере, черт бы его побрал со всеми его потрохами и нами вместе.
Никто ничего не видел, однако, еще долго по Полярному ходили то ли слухи, то ли байки о залихватской швартовке одного из тральцов, но никто не помнил, какого именно и под чьей командой.
Но каждый год своим тесным кругом «причастных» мы всегда празднуем 13 июля, как день рождения всея команды ТЩ-108..

Автор: Владимир Словесник

Корабль-призрак

«Ммм… это случилось однажды со мной во время перехода от Гибралтара к острову Молекула. Ну, знаете, наверное? Малые Гибриды… на Юге…ну, там за Австралией…» - так обычно начинают свой рассказ бывалые сейлеры – морские волки. С вашего разрешения, я буду проще: - «Ммм… это случилось однажды со мной во время перехода от острова Сан Люсия к острову Гренада. Ну, знаете, наверное? Карибы… на Юге…ну, там под Америкой»…

Пронзительный сигнал внезапно прервал ночную тишину экстренного 16-го канала Ви-Эйч-Эф. Пять героических морских пограничников – элитное подразделение вооружённых сил Сэн-Винсента молили о помощи, а таинственное судно продолжало следовать своим курсом, медленно растворяясь в темноте.
Утренние газеты были полны различными предположениями и догадками о случившемся. Ясно было одно: ужасное проклятье Карибского моря – «Корабль-призрак» опять здесь. Жители острова бурно обсуждали происшествие минувшей ночи. Банальная паника перерастала в глобальную истерию. Началась массовая стихийная незаконная эмиграция населения в США, Европу и Канаду, а так же беспредел и суициды на местах. Премьер-министр и правительство попытались уйти в отставку согласно конституционному порядку, но времени на соблюдение этих формальностей не было, так как Бритиш Эрлайн наотрез отказала в задержке вылета.
Из секретного рапорта, перехваченного барбадосской разведкой, следовало, что 2-го Октября, где-то через час после заката, военно-морским флотом Сэн-Винсента визуально было обнаружено неопознанное парусное судно, двигающееся со скоростью 6-8 узлов в Южном направлении на расстоянии 2-3-х миль от берега. Была объявлена боевая тревога. Операцию назвали «To stand and be afraid».
При ближайшем рассмотрении судно оказалось огромным катамараном под странным красным флагом с белым рыцарским крестом (Мальтийский флаг. Прим. автора). На палубе мелькали лохматые, бородатые тени в причудливых одеждах и грозно размахивали руками. Звучал Глас Апокалипсиса (Сборник группы «Ленинград». Прим. автора). На секунду пограничники растерялись, но этого было достаточно, чтобы упустить свой единственный шанс для атаки. Почти мгновенно, каким-то чудом они оказались в кильватере катамарана и тут же, один за другим, отказали их оба двигателя. Ошеломлённые и взволнованные, они тихо плакали под бескрайним звёздным небом в открытом океане, а таинственное судно продолжало следовать своим курсом, медленно растворяясь в темноте.
(… ну, это я, конечно, приврал чуть-чуть…. Зато, красиво. Прим. автора)

Территориальные воды государств-островков Карибского моря от Доминиканской республики до Тринидада и Тобаго не охраняются никак и никем. Вообще, такого понятия, как «территориальные воды» здесь, похоже, в природе не существует. Во-первых, бюджет «Банановой республики» позволить себе такую роскошь не может. Во-вторых, всё государство с горы видать. Ну, и наконец, охранять-то, по большому счёту - нечего.
Представьте моё удивление, когда, проходя вблизи острова Сэн-Винсент, я вдруг увидел патрульный катер, направляющийся прямо к нашему катамарану. То, что он патрульный догадаться было не сложно: быстроходный, весь на «правильных» навигационных огнях, мигалка, фара-искатель - и прямо к нам. А, надо сказать, уже стемнело и мы, в общем, спешили, чтобы не поздно добраться до уютной бухточки на соседнем островке заночевать. Команд ни каких с этого катера не поступало, поэтому мы как шли своим курсом, так и идём. Подойдёт типа – там разберёмся. Ну, стоим на палубе, курим, наблюдаем, конечно… И ведь ни кто заранее не вспомнил, что у нас за кормой две мощные рыболовные снасти тянутся. Ну, такие, «на кита»: леска с полпальца толщиной, блёсны, крючки соответствующие… и всё это едет в метрах 30-40 за нами. Рыбачим так.
Эти придурки начали к нам с тылу прорываться. Мы когда сообразили уже что к чему, давай им кричать, мол фишинглайны там, не лезь в хвост, к борту подходи… руками машем для наглядности… а они прямо по блёснам!!! Эх, лески были хорошие, но на пограничный катер явно не рассчитаны – натянулись они как струны и полопались со свистом. Затем вдали чего-то хрустнуло, и наступила тишина. Двигатели заглохли, народ засуетился, мигалки и прожектор погасили. Видать, крепко наши удочки на винты намотало!... «Стоп машина, руки в верх» - ни кто не кричит. Им, похоже, уже не до этого - так мы и идём себе, как шли. Была мысль, конечно, развернуться, подойти, узнать как дела…, но мы её сразу и единогласно решили считать «правильной, но не верной».
Так и растворился потихоньку в темноте за кормой грозный патруль-пограничник.

Такая, брат, история.


* - дополнения другого очевидца событий:
Катер на самом деле прилип конкретно, я после этого в течении часа наблюдал их огни на одном месте. Затем они двинулись в сторону острова и скрылись под берегом. Никаких специальных сигналов по рации они не передавали. Время было часов 9 вечера, в этих широтах это полная темнота, мы шли с положенными ходовыми огнями. В последний момент я включил всю элюминацию на катамаране, и мы пытались фонарями осветить наши снасти, но эти перцы их не заметили. Должен сказать, что поимка на крючок погранцов оказалось плохой приметой, в течении 6 дней после этого мы не поймали не одной рыбы. Вот такая хрень.

аффтар: fist mate

САМОЕ ГЛУПОЕ САМОУБИЙСТВО

 На мой крестьянский взгляд умных самоубийств вообще не бывает. Ну разве когда бойца моджахеды окружили, а патронов нет. Дёргает боец колечко на последней гранате и уходит в мир иной, заодно подсадив по пути парочку алахакбаровцев до их любимого аллаха. По сути это не самоубийство, а перевод собственной смерти из разряда мучительных в геройские. В остальных случаях самовольный уход из кино, под названием жизнь, есть ба-аальшая глупость. Хотя одни глупости глупее других. А этот случай о самой глупой из них.
 
  В начале 1970-х нынешний ПИЯФ был ЛИЯФ - Ленинградский Институт Ядерной Физики. Работало там много разного народу, в основном люди солидные. Но были и несолидные. Рыжик был из несолидных, хотя сам себя он считал вторым по значимости в науке, сразу после Эйнштейна. Было ему полных 24 года, и значился он лаборантом. Как его в действительности звали, я забыл. Кличку свою он получил за редкую веснушчатость и лисий цвет волос. Наш гений любил покритиковать Общую Теорию Относительности (правда без особой логики и какой-либо алгебры на бумаге), зато утверждал, что располагает доказательствами существования эфира, как некой абсолютной системы отчета, но все, кому он показывал свои работы, над ним смеялись.
 
  Однако дома он находил своим изысканиям безоговорочную поддержку в лице мамы и некоторых друзей детства. Такие авторитеты укрепляли его в мысли, что его просто не могут понять вследствие "их скудоумия" и зазнайства. Так или иначе, но через год наш самородок не считал никого достойными, чтобы показывать им свои гениальные работы. А ещё он был известен тем, что каждый год поступал то в Физтех, то в ЛГУ, где неизменно получал на вступительных экзаменах двойку или по физике, или по математике, в зависимости от того, какой экзамен был первым. Не помогала даже профильная характеристика с места работы.
 
  Похоже, что у Рыжика были весьма большие проблемы с зашкаливающей самооценкой, в пух и прах разбивавшей принцип здравой социальной адаптации и оценки реальности. Знаете, бывает - мама внушает бездарю, что он нечто особенное в этом мире. Бездарь верит. Хочет стать Ломоносовым, а становится невротиком. Хотел бы стать автослесарем, может жил бы счастливо.
 
  После армии вернулся Рыжик в свой институт. Отслужил парень, а ума не набрался, хоть вроде должен был распрощаться с юношеской сопливостью. Тяжёлый случай. А тут ещё угораздило Рыжика влюбиться. В МэНээСку, в молодую младшую научную сотрудницу. Ох тётка была! Красоты неописуемой и при этом умная - редкое сочетание. На мой взгляд, после Кюри-Складовской молодым женщинам в экспериментальной ядерной физике не место. Говорю так не из-за махрового сексизма-мачизма, а с точки зрения элементарной биологии. Мамками им быть. У мужика в этом плане получше устроено - половые клеточки каждые три месяца меняются, а вот у представительниц прекрасного пола - как с момента созревания наделались, так и сидят до самого климакса, излучение ловят. Но наша красавица на такую сторону личной гигиены плевала и работала с жутко радиоактивными солями радия.
 
  Давай Рыжик за этой красавицей ухаживать. А у девки диссертация в голове, да и взгляд на жизнь был посолиднее ювенильного максимализма. Надоел ей Рыжик своими приставаниями. И вот в очередной раз Рыжик улучил момент и давай этой даме в любви до гроба клясться, да руку и сердце предлагать. А дама решила его дурь в конструктивное русло перевести. Ну и говорит ему, что мол выйду за тебя замуж, как только ты физиком станешь. Поступай в универ, отучись, а там подходи, если желание сохраниться.
 
  Тому бы за книжки сесть, да к экзаменам подготовиться. А зачем? Невротика труд тяготит. Попёрся Рыжик в университет, как всегда уверенный, что и без книжек умный. Сочинение сдал, а на математике схватил "банан". Вот и вернулся на работу после второго экзамена. Давай опять к своей "невесте" клеиться. Тётке это уже порядком надоело, и она ему в глаза прямо высказала всё, что о нём думает. Типа - ты тупой лодырь с воспаленным самомнением, плюс маменькин сынок, а не мужик. Таким и давать противно, не то что замуж идти.
 
  Резанули Рыжика эти слова. Первый раз за всю жизнь он осознал, что его внутренний мирок с реальным миром не совпадает. Что о его "значимости" люди диаметрально противоположное мнение имеют. И навалилась на Рыжика фрустрация, или в обиходе полное крушение надежд. Опять же, Рыжик был сынок маменькин, а поэтому никаких реальных методов борьбы с фрустрацией он не знал. Всю жизнь за него мама боролась со словами, подобными "не верь, мой сыночек, все они врут от зависти к тебе, такому умному и значительному". В данной ситуации эти слова не сработали. Ну какая зависть у пославшей его дамы сердца?
 
  Другие мужички самостоятельный выход из подобных проблем быстро находят. Вариантов много, от "куплю бутылку и забуду", через "уйду к другой", до "учиться-учиться-учиться", или "бороться-искать, найти и не сдаваться". Короче обидный эпизод, но не конец жизни. У Рыжика же наступил конец жизни, потому как сама жизнь смысл потеряла. Смысл его жизни был насквозь невротический, выдуманный. Вот он рухнул, и оказалась калечная Рыжикова душонка, как улитка без раковины под палящим солнцем. Невыносимое состояние. Мамочка это видела. Ей бы сынулю-переростка к психиатру сводить, так нет. Она с "маменькиной мудростью" посыпала ему соль на рану - если ты, мое сыновье великолепие, об этой дуре не забудешь, и я тебя любить перестану! Я тебя тоже буду презирать!
 
  Самый сильный спусковой крючёк на глупости. Психологически у любого взрослого мужика любовь к женщине - это прокрутка второй раз своей детской любви к матери. А тут из-за дешёвой материнской ревности такой болезненный удар одним и тем же макаром в одно и тоже место. Решил Рыжик всех наказать. Возлюбленную свою и мамочку в первую очередь, ну и себя тоже. Да и вообще весь мир, за то что он такое говно и Рыжика не оценил. Решил Рыжик показушно сдохнуть, и чтоб все вокруг него бегали да жалели.
 
  Абсолютно детское желание "несправедливо" наказанного мальчика - желание сделать истерику и скандал вокруг обиды. Помните, как дети орут в магазине, когда их мамка на выход за руку тянет? Рёв их, это последнее средство мамочку наказать - пусть все окружающие видят, какая мамка у меня плохая. Рыжиково инфантильное подсознание включило тот же самый механизм.
 
  Так как нашему "ребёночку" шел двадцатьпятый годик, то орать благим матом было не солидно. Окружающие бы не поняли. Поэтому Рыжик взял из маминой домашней аптечки шприц и тихонько пробрался в лабораторию к своей отринутой любви. В специальном сейфе его любовь хранила радиоактивные материалы. Материалы были строго учётными, и всякое их использование регистрировалось в специальном журнале. Расход-наличие и записи сверялись ежедневно. Только учёные народ в чём-то простецкий и комбинацию от сейфа записали на корочке той самой тетрадки.
 
  Так вот Рыжик стащил ампулу с солями радия и сделал соответствующую учётную запись. Странички в журнальчике пронумерованы, прошиты, а прошива опечатана - не вырвешь. Будут начальство и следователи читать. Запись была довольно пространной, страницы на две. Там Рыжик подробно описал, какое всё дерьмо, и любовь его в первую очередь. А кончался сей опус фразой о том, что жить с подобным к нему отношением, ну совершенно невозможно, и поэтому Рыжик добровольно умирает, пустив себе радий по вене. Ну а кого винить в этой смерти - смотри вышенаписанное.
 
  Накатав сию обидку, Рыжик и вправду открыл ампулу и сделал себе внутривенный укол её содержимым. Для пущего подтверждения серьёзности ситуации, наш страдалец положил пустую ампулу и шприц в контейнер с радиоактивными отходами, что стоял в том же сейфе, покрыл этот натюрморт раскрытым журналом и поехал домой.
 
  Одного этот дурак не знал - сколько Кюри он хапнул, и что его ждёт. Кюри - это не та женщина, с которой ядерная физика начиналась, а тех Кюри, точнее милликюри, в которых радиоактивность в честь той женщины меряют. А хапнул он немного. Совсем недостаточно, чтоб быстро и мученически, сдохнуть. Но всё же достаточно, чтобы в конце-концов сдохнуть. Хоть бы в этом вопросе книжки почитал.
 
  На утро пришла зазноба на работу. Открыла сейф, взяла журнальчик и обомлела. Побежала к начальству. Начальство разозлилось, но подумало, что это всего лишь "пугалка", так сказать безобидная месть Кота Леопольда. Но на всякий случай сообщило куда надо о факте пропажи радиоактивных материалов послало на дом к Рыжику своего дозиметриста, в помощь спецгруппе КГБ.
 
  Приехали ГБ-шники обыск делать. Да обыскивать нечего - фонит от самого Рыжика и от унитаза, куда тот писал. Ну и чуть от кроватки, где тот бессонной ночью потел, ожидаючи смерти. Правду, значит, написал. Дезактивировали унитаз, засунули в спецконтейнер постель, а самого Ромео загрузили в ментовский "бобик", в одиночестве заперли в заднем отделении и наказали сидеть на противоположной от водителя стороне. Чтоб не облучал хороших людей почём зря. Сами в другую машину сели и поехали всей гурьбой в ВМА на ВПТ*. Там Рыжика сдали в надежные руки офицеров медицинской службы.
  __________
  * в клинику Военно-Полевой Терапии; военно-полевая терапия, наука о лечении токсических и радиационных поражений (в боевых условиях от химического или ядерного оружия)
 
  Военно-полевые терапевты такому подарку очень обрадовались. Это же какая удача - получить столь чистый эксперимент по инкорпорированной (внедренной в тело) радиации без сопутствующего внешнего облучения. Что там крысы-собаки, редкая возможность представилась на самом человечьем организме эффект посмотреть! Позвонили в институт, уточнили "дозняк". Очень удачно всё складывается - и химически, и по активности, и по времени всё известно. Удачно для врача-экспериментатора, не для Рыжика. Для Рыжика как раз плохо. Хроническая лучевая болезнь. Сразу не сдохнешь, а будешь долго-долго мучаться.
 
  На первый день всё было в норме. Сразу после беседы с пришедшим из соседней клиники Психиатрии дежурным специалистом, Рыжик под предлогом "я всё понял, больше не повториться" стал проситься домой. К тому же маму на отделение не пустили. Рыжик плакал, говорил, что ещё ночью пять раз пожалел о своём поступке. Почему-то у него сформировалсь твёрдая убеждённость, что держат его здесь исключительно из-за попытки самоубийства. Мол отпусти такого - повесится или с крыши спрыгнет. Стал он уверять психиатра, что врачи напрасно о нём так плохо думают. Да, было дело, когда домой ехал после злополучного укола, в метро хотел под поезд бросится, но раздумал. Всё-всё-всё, клянусь, больше никаких суицидальных мыслей на всю оставшуюся жизнь. Ха, тоже мне Анна Каренина! Да кому тут интересно твоё душевное состояние? Не о суициде речь... Своё дело, мил человек, ты уже сделал. Рыжика обнадежили, что у него всё ещё впереди.
 
  Не обманули. Мучения начались со второго дня. Дело в том, что радиация убивает самые быстроделящиеся клетки. К примеру костный мозг и выстилку кишечника. Последняя у нас полностью обновляется за 24 часа. Старый эпителий мы съедаем-перевариваем, а новый за один день наращиваем. Так вот этот процесс у Рыжика притормозился, и пошли язвы, где только можно. Рыжику мементально сделали полный кровообмен, да и притом не раз! Сменили всю его собственную грязную кровь на чистую донорскую. Потом стали колоть лекарства, тяжелые соли связывающие, давай делать разные ферезы да диализы - специальными аппаратами кровь от поступающего из тканей радия чистить. Только поздно уже. Много радиации вывели, но всёже много осталось. В основном в костях. А в костях у нас как раз эта самая кровь делается.
 
  Не заставила костная радиация себя долго ждать - стало Рыжиково кроветворение угасать. Потихоньку. При острой лучевой болезни дело совсем подругому обстоит: бахнул ядерный взрыв, облучил человека за секунды. Костного мозга много передохло. Передохло - кроветворение стало. Но не надолго - после паузы кроветворение медленно восстанавливается. Если успеет восстановиться - выживет человек, здоровым станет. Поэтому и зовут такую болезнь острой. Один раз стукнуло, а остальное отходняк.
 
  При радиоактивном заражении тела ситуация прямо-противоположная. Сначала почти никакой реакции нет. А вот дальше - чем больше времени проходит, тем тяжелее ситуация. Идёт не восстановление, а постепенное угнетение. В конце-концов или костный мозг совсем перестаёт кровь делать, и тогда каюк. Или же начинает делать вместо нормальных кровяных клеток гемобластозные. Тогда каюк чуть позже, уже от рака крови*. То что Рыжику каюк, полевые терапевты не сомневались. Интересен был вопрос, каким образом?
  __________
  * Прим. Автора: Специалистов прошу не возмущаться, что в дальнейшем все неоплазии раками называю. Мы все с третьего курса помним, что рак, это опухоль эпителиального генеза, а за "рак крови" - так вообще безоговорочный банан на экзамене... Не для медиков писалось, вот и хотелось попроще - скучные термины по возможности стараюсь заменять бытовыми понятиями.
 
  И действительно пришел каюк самым необычным образом и не сразу. Полтора года шло прогрессирующее угнетение кроветворения. Переливали кровь, делали трансплантации - пересаживали донорский костный мозг. Чем больше времени проходило, тем хуже работал трансплантант. Наконец в крови появились бластозные клетки - белокровие. Кроветворению капут и счёт пошёл на месяцы.
 
  Ситуация получается дважды дурацкая - рак крови надо давить препаратами, угнетающими деление костномосзговых клеток. А деление костномозговых клеток уже угнетено до крайности лучевой болезнью. Кольнёшь лекарства - обостриться "лучёвка". Отменишь лекарство - обостриться лейкемия. Замкнутый круг. Для контроля за Рыжиковым кроветворением приходилось делать частые пункции грудины - высасывать капельку костного мозга. Эту капельку размазывали по стеклу, сушили-красили и смотрели под микроскопом. Ни у кого сомнений не было, откуда придёт смерть.
 
  А она пришла не оттуда. От рака, точнее раков и не крови. В обычной жизни так не бывает. Бывает рак, но единственный и последний. У Рыжика в дополнение к белокровию по непонятной причине молниеносно развилось ещё четыре разных рака. Точнее, два рака и два предраковых состояния. Они бы тоже 100%-но в настоящие раки перешли, да Рыжик, гад, не дал - помер. После ВПТ "пятираковый" труп долго был героем сезона уже на кафедре Патанатомии.
 
  Первый рак имел чудное название интраэпидермальная карцинома. Развился он на левом локтевом сгибе, как раз в том месте, куда Рыжик радий вколол. Метастазики обнаружились в лёгких, лимфоузлах и печени. Второй рак назывался остеосаркома. Злючий был рачок - больше всех метастазов накидал. Развился он на грудине, как раз в том месте, где Рыжику постоянно костномозговые пункции делали. За какие-то пару месяцев на грудине выросло нечто, напоминающее по форме хомут или громадную подкову от коня-тяжеловоза. Потом от этой опухоли-подковки росточки пошли по всем костям и органам, где "успешно" боролись за место с метастазами вышеупомянутой карциномы. Похоже, о подобном повороте событий никто из паталогоанатомов не догадывался. Борьба раков за существование - Дарвин отдыхает. Плюс малигнизированная тератома - развился у хлюпика самый мужской рак, рак яиц. Ну и злокачественная нефрома - рак почек. Это тоже понятно - на почки много работы свалилось по фильтрации радия. В дополнение пятым раком шло белокровие, или в народе - рак крови. Хотя вроде это уже не считается, ибо от сюда и ожидали смерть.
 
По-моему самоубийство длинной в два года - самая глупая глупость!


Автор: Андрей Анатольевич Ломачинский

Народу, видимо, не интересна тематика РЭБ. А может наоборот, слишком секретна...  Посему как все-таки байку помещу сюда:

Давненько, в начале 80-х, еще будучи школьником услышал такую историю. Услышал от молодого парня отслужившего срочку в ВВС, стрелком на бомбардировщике, где-то на ДВ. кроме всего прочего, рассказывал он про полковые учения, когда их полк в полном составе(две эскадрилии чисто бомберов с боевой нагрузкой и эскадрилия РЭБ) ходил на Камчатку бомбить несчастных "условных противников". Соответственно у ПВО всех разновидностей то-же были учения. Особо запомнилось его гордость, что полк дошел, отбомбился как положено, развернулся и вернулся на базу, условно "потеряв" только один бомбардировщик и то, только потому, что командир экипажа был молодой, растерялся при перестроении и буквально на пару минут вышел из строя. А по остальным машинам ПВО-шники просто не смогли навести зенитные ракеты, РЭБ не дала.

Цитата: Alamir от 14.11.2008 09:04:29
Народу, видимо, не интересна тематика РЭБ. А может наоборот, слишком секретна...  Посему как все-таки байку помещу сюда:

Фигассе не интересно. Очень даже. Помещайте байки, но без особых подробностей!  8)

Еще одна байка от того парня - стрелка с бомбардировщика.
Взлетная полоса их аэродрома была "чуть не пять километров". Ну что-бы бомбардировщик с полной боенагрузкой и полными баками мог без проблем взлетать. На том-же аэродроме базировались истребители. И вот у летчиков-истребителей считался особым шиком такой фокус. Высота стоек шасси метра полтора и когда и самолет разгонялся как следует, то просто убирал/поджимал шасси не меняя этой самой высоты в полтора метра. Так и несса, все ускоряясь, над взлеткой (благо её длина позволяла) а потом свечкой вверх...

Ладно, вот еще одна ... Как раз авиационная  :) От непосредственно участвовавших..  ;)

Прилетели к нам как-то звено залетных МиГ-25-х с соседнего аэрподрома Шаталово. Какую они задачу решали нам не известно, но поговаривали, шо есть у них такое упражнение в КБП (курсе боевой подготовки), как посадка на незнакомом аэродроме. Особенности задачи в том, шо летчики должны были провести послеполетную и предполетную сами, бо по условиям игры техников с ними быть не должно. Ну а наши, местные, в МиГ-25-х ни шиша не понимали, потому условия были максимально приближены к боевым...
Не успели наши братья истребители скинуть тормозные парашюты на пробеге, по аэродрому пронесся слух: шаталовцы прилетели и будут сидеть у нас тут от получаса до двух... Народ начал кучковаться возле эскадрильских домиков и чесать репу на предмет - как бы трухануть братьев залетных на предмет спирта. МиГ-25-е матчасть хоть и незнакомая, в здешних местах можно сказать - редкостная, но кто ж в авиации не знает, шо это самый вместительный в СССР спиртоносец! 250 литров практически готовой к употреблению водки на борту. Прилетело звено. А это уже 1000 литров на круг. Ежели литров по десять на кажную эскадрилью слить, то никто и не заметит, а нам - радость к банно-стаканному дню. Суббота - на носу. Пока мы тут кумекали-соображали, наш инженер эскадрильи, выпускник академии им.Жуковского, оказался самым быстрым и проворным. Не успели мы разработать план и обсудить все условия договора с залетными, глядь, а он уже взргомоздился на эскадрильский зилок и погоняя матюками бойца-водителя умчался в направлении КДП, где пристроилось на постой звено МиГ-25-х. Короче, минут 15 у нас ушло на поиск и мытье подходящей емкости - знающие коллеги-технари порекомендовали взять обыкновенное ведро...
Не успели мы сполоснуть ведерко, смотрим - зилок подъехал. Инженер идет, грустный, не солоно хлебавши, с пустой бутылочкой в руке... Спрашиваем:
- Ну как? Налил?
- Послал на....
- А что ж так?
- Сказал, шо ежели б с ведром пришел, то налил бы...

Мораль:

1. Не лезь поперед коллектива, даже если ты начальник
2. Не пропускай занятий в академии им.Жуковского. Там конструкцию истребителя МиГ-25 проходят все, даже самые тяжелые бомбардировщики. И кто не сачковал, доподлиинно знают, шо размер сливной горловины спиртового бака там аккурат под ведро заточен и минимальная доза, которую можно слить, не расплескав драгоценный нектар - как раз 10 литров...  ;)

Хоть тема и называется "Армейские байки", но в ней и "гражданке", думаю, есть место, если байки тем более связаны с флотом, и если их рассказчик - Ваш покорный слуга, который был их почти очевидцем...

..или "век живи и век учись, а всё равно дураком помрёшь!"

На судостроительном/судоремонтном заводе, на котором я когда-то работал, конструкторы "за рюмкой чая" много всяких подобных "баек" рассказывали. Глупостей совершали много, разные люди и по разным причинам... Вот несколько:

1. Пригнали к нам на завод какое-то судно. Нужно было обновить трубопроводные коммуникации, переделать трюмы под другие типы грузов и к тому же капитально перебрать "движок". Судно было бог знает какого года постройки, явно раза три уже ремонтировавшееся, а судовладельцы менялись, как перчатки. Т.е. "бэкграунда" по перестройке судна почти никакого — вся тяжёлая работа ложилась на дефектологов, они и должны были вынести окончательный приговор... Слава богу удалось через третьи руки добыть хоть какие-то чертежи на основные узлы и механизмы. Короче, фронт работ был намечен. Оставалась одна загвоздка — это цилинровые поршни для движка. Их надо было выточить заново — работа на "раз плюнуть" для завода, но судовладельцу этого "ржавого корыта" было так жалко денег, он так хотел выжать из этого "корыта" всё по максимуму, пока оно окончательно не развалится, что он нашёл какую-то китайскую судоверфь, которая согласилась сделать буквально за копейки эту работу, да ещё и авиационным (sic!) фрахтом в контейнере пригнать цилиндры к тому сроку, когда подходил график их монтажа. Ну чё, наш конструкторский отдел только пожал плечами: желание заказчика — это закон! А после развала Союза брались за любые заказы и шли на самые идиотские требования, лишь бы хоть как-то заработать... Переслали китайцам чертежи, а сами стали "пилить и резать" трубопроводы и переборки... Контейнер с "грузом" пришёл почти вовремя... Только очень быстро обнаружилось, что на английских чертежах узлов движка все измерения были даны в дюймах, а не в метрической системе... Китайские "умельцы", наверное, на это не обратили внимания, и сделали всё по честному. Но в сантиметрах... Ну что ж, зато "за копейки"... А скупому судовладельцу пришлось заплатить дважды, уже дав заказ нам, а так же за лишний простой своего "корыта" в нашем доке...

Это был пример глупости "по жадности"...

2. Кстати, про кабели и трубопроводы на судах. Если их все вытянуть в одну линию, то может получиться суммарно от десятка до сотни километров, в зависимости от типа судна и его водоизмещения. Замена трубопроводов и кабельных коммуникаций на судне — самая неблагодарная и грязная работа, т.к. проходят они в таких местах, что добраться до них очень трудно, а документации на них после ремонтов практически никто не составляет: в смету просто вписываются типы кабелей и труб и общий метраж + стоимость работ по их замене (в тарифных таблицах всё имеется). Так вот на одном рефрижераторе надо было заменить трубопроводы под хладагенты, а на рефрижераторе вы можете себе представить, сколько может быть всяких труб, трубок и трубочек! В том случае, как рассказывали конструкторы, был очень тяжёлый случай: чтобы добраться до трубопроводов, надо было или основательно "пилить" переборки, снимать с фундаментов узлы и механизмы, или поставить судно в док, разбирать днище и уже снизу в доке до них добираться. Судовладельцу всё объяснили на пальцах: почему это надо делать и почему это будет столько стоить. Ну что поделаешь, Заказчик согласился, ведь рефрижератор с "гнилыми" трубопроводами — это потенциальный "убийца" всего груза, который может стоить больше остаточной стоимости самого судна. И не важно, что груз всегда застрахован, клиента-то ведь уже не вернёшь... Ну что ж, чертежи слава богу тогда уже были, так что судно поставили в док и начали срезать днище, чтоб добраться до трубопроводов. Срезали внешний корпус с днища — нет трубопроводов! Точнее они были когда-то, но все проржавели в труху и рассыпались от одного прикосновения рукой. По ним давно уже ничего не перекачивалось! Такие трубы не могли бы выдержать давления даже в одну атмосферу! Бригадиры прибежали к начальнику цеха с квадратными глазами... По телефону вкрадчиво спросили у Заказчика: "а Вы уверены, что ваше судно перевозило грузы с включенными холодильниками в штатном режиме?" Заказчик назвал нас "идиотами" и сказал, что больше никогда с нами не будет иметь дела. Наши дефектологи быстро сообразили, к чему всё "катится", остановили работы, сфотографировали всё это "бл@дство", составили протоколы осмотра и дефектоскопии и пригласили Заказчика. Тот, громко возмущаясь и поливая нас "всякими нехорошими словами", всё-таки прилетел и пошёл "на экскурсию" в док... Ему эффектно продемонстрировали, как то, что раньше было трубами, рассыпается в труху от одного прикосновения... Говорят, что такого шока на лице заказчика на заводе еще не доводилось видеть... Ну, не буду томить. Оказалось, что на одном судоремонтом заводе из "очень южно-американской страны" решили слегка сыкономить. Молодцы! Ничего не скажешь! Инженеры там были хорошие! Только не очень честные... Они рассчитали, что если слегка переделать... э-э-э... "перекроссировку" труб внутри основного корпуса, то можно по вдвое меньшему количеству труб устроить циркуляцию хладагента. Рассчеты показывали, что давление надо было только увеличить слегка, но в пределах нормы, ускорив циркуляцию потока и всё! "Подкрученные монометры" ничего особо подозрительного не показывали... Счет, как оказалось, выставили тогда "по полной программе", с учетом работ между внешним и внутренним корпусом... А те "злосчастные" трубы просто заварили, перенаправив потоки фреона по альтернативным маршрутам... Самое интересное, что те самые "альтернативные маршруты" через год-два сами бы "рванули" от механической усталости и превышенной нагрузки. А что такой взрыв трубопроводов с хладагентом на рефрижераторе, я вам лучше не буду рассказывать — это страшно! Как Заказчик выяснял отношения с бывшим владельцем судна, с представителем компании, который должен был следить за работами, и с "очень южно-американским ремонтником" и как всё закончилось, история умалчивает — завод предоставил в суд только свои фотографии и протоколы, в качестве обоснований... А тогда (раньше), похоже, много людей "наварилось" — кому взятки, а кому экономия... Так что не надо всё сваливать на наших "русских умельцев", которые только и умеют, что "ржавчину и дырки закрашивать"! Полно таких "умельцев" и в других странах... Вы уж поверьте "бывшему судоремонтнику"... "Вскрывая трупы" на судоремонтном заводе, можно такие вещи увидеть! Это вам не автосервис, со своими "фишками" и "заморочками"... Это такой "клондайк" для баек...

Так что иногда "глупости" бывают "умышленными"...

3. После развала Союза и потери планового заказа на судоремонт от советских пароходств, пришлось иметь дело с клиентурой со всего Света... А клиентура была уже "натаскана" на "Диком Западе", не то, что наши "ваньки"... Опытных менеджеров и юристов было мало. Очень мало... Английский язык многие знали в рамках школьной и институтской программы... А ведь в английском языке столько много ньюансов! Особенно в "деловом английском"... И не надо тут кичиться "великим и могучим"! Как "великий и могучий" Пушкина и Достоевского хорош в одном, так и "великий и могучий" Рокфеллера и Билла Гейтса хорош в другом... Короче, в один из договоров "прокралась" фраза "про полное удовлетворение Заказчика". Вроде бы нормальная деловая фраза, не так ли? Но, с одной стороны, "полное удовлетворение" можно рассматривать в контексте "полное удовлетворение требований" по списку, по смете, по договору, а с другой стороны: до полной "сатисфакции"... Короче, одно слово было пропущено... И в итоге, пришлось затирать сварочные швы вручную до абсолютной гладкости, как говорят судостроители — "под корпус", пока Заказчик "полностью не удовлетворился"... Говорят, что "американские шатлы" так не "вылизывали", как то судно... Дорого это тогда стоило заводу! Лишних почти сто пятьдесят тысяч долларов (дополнительные рабочие часы + простой судна + занятый док + потерянные заказы, которые в этот док должны были встать). Вот сколько может стоить всего лишь одно пропущенное слово в договоре!... Потом уже на заводе ввели категории качества и результатов работ: "А", "Бэ" и "Цэ"... Тарифы составили, таблицы и стандартные "обсосанные" юристами и профессиональными переводчиками формулировки...

Это пример классической "глупости по незнанию и неопытности"...

И последний пример еще одной глупости из категории "окаменелости и стереотипности мышления", или что означает термин "упущенные возможности".

4. Это было еще раньше, до судостроения, когда я работал в морском торговом пароходстве. У нас была серия "систершипов", которую у нас упрощённо называли "капитанами". Это были старые балкерные сухогрузы большого водоизмещения ещё советской постройки, все имена которых начинались с "Капитан такой-то". К моменту развала Союза, они уже порядком устарели, как физически, так и морально — тогда все торговые флота Мира активно переходили на "малотонажники" универсального типа и на контейнеровозы, которые из-за своей гибкости по типам грузов были весьма востребованы мировой логистикой и приносили (разумеется тогда) баснословные прибыли... Пароходство стало терять клиентов и заказы, т.к. мировая экономика стала более "адресной", оперативной и гибкой. Мало кому уже были нужны "крупнотонажники" с большим водоизмещением под тысячетонные партии грузов одного типа... В пароходстве стали ломать голову, кому бы "сбагрить" этих "капитанов". Провели несколько удачных аукционов в Саудовской Аравии, "сбагрили" четыре судна, а дальше никак! Потребности узкого сектора рынка были удовлетворены, дальше можно было продать, только резко сбросив цену на суда, даже ниже их остаточной себестоимости... Наши агенты ломали голову, ночами не спали, искали потенциальных клиентов, встречались, вели переговоры, торговались и т.д. и т.п. Расходы на командировки, телефонные переговоры, факсы и гостиницы для потенциальных покупателей стали угрожающе расти, а сделки так и не доводились до подписи... Менеджеры уже просто не знали, что такое придумать, чтоб "спихнуть" эти "корыта". Были испробованы все способы, вплоть до полукриминальных схем через оффшоры на Кипре... Ничего не шло! И тут — удача!!! Какой-то "наш бывший" из Израиля соглашается купить аж целых два парохода по остаточной стоимости + ещё за свой счет перегнать их из портов, где они будут находиться в момент подписания договоров + оплатить билеты на самолёт экипажам до дома из портов дислокации!!! Фантастика!!! От такого нельзя было отказываться!!!

Договоры быстро подписали, деньги поступили на счета пароходства немедленно, акты по приёмке-передаче собственности подписывались прямо в портах представителями и агентами фирм, экипажи были немедленно сняты с бортов и переправлены домой. Суппер!!! Менеджеры получили премии и внеплановые отпуска. Все довольны!

А в чём "фишка" и "мораль", вы спросите?... Таки да, евреи умеют делать деньги, за это я их и уважаю...

А было всё до гениальности просто! Этот "наш из бывших" нанял самые дешёвые команды прямо в портах, где стояли пароходы, чуть ли не "шпану" из филипинцев и бразильских аборигенов, загрузил балкеры металлоломом под самые "небалуйся", превышая все мыслимые нормы, на что "нормальные" экипажи и офицеры (капитаны и старпомы) ни за что не подписались бы, и сделал "one way ticket"... Оба парохода, гружёные под завязку металлоломом сделали по одному рейсу в порта толи Германии, толи Польши, и были проданы "с потрохами" вместе с грузом на судовервях, которые принимали металлоллом... Как потом приблизительно посчитали наши менеджеры, каждый такой рейс "в одну сторону", с учетом расходов на покупку пароходов и все попутные расходы, принёс "ушлому еврею" по двести тысяч чистой прибыли... Локти, правда, уже было поздно кусать...

Ну вот и всё... Примеров "глупостей" на флоте можно приводить до бесконечности. Но стоит ли?...

Автономке конец, путь на базу далек…


Случилось это не так давно, лет пятнадцать назад, где- то в середине восьмидесятых, и само- собой, как и все, что происходит на флоте- чистая правда.

Лейтенант Валя Поспелкин закончил училище не с красным дипломом, и синим лицом, а, как и большинство с синим дипломом и красным лицом. То есть крепким середняком, таким, из каких и получаются настоящие флотские инженеры. Но видно лицо его было покраснее других, и посему распределили Валю к месту будущей службы не спрашивая его согласия. На Камчатку. Край конечно благословенный, но уж очень далекий. На удивление Валя не сильно обиделся, хотя и не очень собирался на Дальний Восток, назначение принял как должное, а чтобы не особо скучно было одному в краю вулканов и гейзеров, быстренько женился после выпуска на своей однокласснице Марише, добросовестно ожидавшей его, все пять лет учебы в училище. Оба они были коренными севастопольцами, а посему никуда отдыхать не поехали, а весело проплескались месяц отпуска в теплом Черном море, а, после, подхватив чемоданы, вылетели в далекие края.

До того, на Камчатке Валя не был. Стажировку проходил на Севере, и был приятно поражен красотами места, где ему предстояло служить Родине. Более практичная, как и все женщины, Мариша, тоже повосхищалась видами Авачи, но, спросив у торговавшей в аэропорту бабушки цену ведра картошки впала в легкий ступор и приходила в себя всю дорогу до Рыбачьего. На эти деньги в родном Севастополе можно было купить мешок картошки, и еще на остальные овощи осталось бы. В штабе флотилии, изучив предписание Вали, почесали затылки и отправили его в дивизию носившую славное прозвище «банановой». В советском военно-морском флоте было несколько дивизий атомных подводных лодок носивших титул «банановых». Корабли этих соединений ходили не как все на три месяца под воду нервировать супостата, а по-особому. Например, дивизия, в которой предстояло служить Вале, посылала корабли в далекую вьетнамскую базу Камрань. Лодка торжественно провожалась в автономку, уходила, погружалась, чапала в подводном положении около месяца до берегов Вьетнама, там всплывала и швартовалась в базе. Месяцев шесть- семь корабль и экипаж парились на жарком тропическом солнце, неся боевое дежурство по большей части у стенки пирса, потом снимались с якоря и таким же манером в подводном положении возвращались в родную базу на Камчатку. Такая автономка носила название «бананового похода» и длилась в среднем месяцев девять, почти как у дизелистов. Вот в такой дивизии и предстояло служить нашему герою.

В отделе кадров дивизии лейтенанту обрадовались как родному. Лейтенантов во все времена не хватало. Ни диплом, ни личное дело никто не изучал, вместо этого кадровики торжественно сообщили Вале, что его экипаж сейчас на контрольном выходе перед боевой службой, и что у него еще есть, пять свободных дней перед их приходом, и что он должен радоваться тому, что попал в такой боевой экипаж. Сообщение Валентина, что с ним приехала молодая жена, немного покривила сладкие лица кадровиков, но они совладали с эмоциями и отправили молодого офицера в политотдел. Душевный замполит второго ранга тоже как- то с большой внутренней теплотой отнесся к зеленому лейтенанту и изучив его бумаги в течении буквально пяти минут выправил Вале бумагу, по которой тому должны были предоставить комнату в офицерском общежитии. В общежитии к бумаге отнеслись с пониманием, и через два с половиной часа Валентин и Мариша оказались в немного запыленном номере с двумя казенными кроватями, колченогим столом с парой стульев, шкафом довоенных времен и даже отдельным туалетом. Супруги были поражены четкостью и сервисом военных органов, ибо по рассказам очевидцев, такое умильное отношение военных органов к молодым офицерам было, мягко говоря, нетипичным.

Все прояснилось через шесть дней, когда из морей вернулся Валин «пароход». Выяснилось, что милосердие штаба было совсем небескорыстным. Просто-напросто, Вале предстояло через еще пять дней уйти со своим кораблем на боевую службу, в самый настоящий «банановый» поход. А политорганы просто подстраховывались. Командир Вале попался, правда, очень боевой. Гроза врагу - отец матросу. Вдобавок ко всему, по причине нервной семейной жизни, капитан 1 ранга придерживался мнения адмирала Макарова, гласящего, что в море - дома, что и внедрял среди своих подчиненных в приказном порядке. Офицеру Вале пришлось принять это как должное, и сообщить обалдевшей от известия Марише, что скоро он ее покинет примерно на девять месяцев. Так и случилось. После шести бессонных напряженных ночей Валя чмокнул жену в щеку, сунул ей в карман свое трехмесячное жалованье и умчался служить Родине в далекий Индийский океан.

Корабль, на который попал Валя, был, мягко говоря, не новым, проекта 675 с грозным прозвищем «стратегический забор». Бродить по морям несколько месяцев подряд старичку ракетоносцу было уже не под силам, а вот стоять на взводе у пирса в Камрани, он годился, да и пульнуть ракетами мог еще о-го-го! По дороге в солнечный Вьетнам, Валю, как и положено, дрессировали по полной катушке на предмет знания специальности и устройства корабля. Юношей Валя был совсем не тупым, поэтому уже через месяц неторопливого перехода уже умудрился сдать зачеты на самостоятельное управление и заступить на вахту ГЭУ совершенно не дублируясь старшими товарищами. Благополучно прибыли в Камрань. Пришвартовались. И потекло боевое дежурство. Текло оно достаточно однообразно, без всплесков и неожиданностей. За все это время Валя даже несколько раз написал письма жене в Севастополь, догадываясь, что она одна надолго в Рыбачьем, не задержалась. Время бежало день за днем, день сменял ночь, и вскоре подошло время идти обратно на Камчатку. Экипаж воодушевился. Всем чудились отпускные билеты, горы инвалютных бонов, и свидания с близкими.

За два дня до отхода корабля Валя загремел в базовый госпиталь по банальному аппендициту. Правда, гнойному, с осложнениями, но от этого не лучше. Хирург, взрезавший живот лейтенанту категорически отказался выдать молодого офицера на корабль. Вале и, правда, было хреновато, но и он самоотверженно стремился на борт родного крейсера. Но… Совместное желание Вали и его командира натолкнулось на стальное упрямство доктора, и командир, всплеснув руками, быстренько соорудил своему «раненому» офицеру продаттестат и приказом по кораблю откомандировал его в госпиталь. Через день крейсер ушел домой. Без лейтенанта Валентина Поспелкина.

В тропическом климате швы зарастали плохо. Вся больничная «радость» затянулась без малого на месяц. Наконец все срослось, и Валю снабдив необходимыми документами, выпроводили за ворота военной лечебницы. Командир базы, контр- адмирал со следами «тропической лихорадки» на лице принял Валю очень радушно. Усадил, поговорил о здоровье, а потом сообщил, что его судьбу уже решили. На смену Валиному кораблю через недельку притащиться другой корабль из его - же дивизии, и Вале предстояло отдежурить с ними еще месяцев семь м только тогда вместе с кораблем вернуться на Родину. Прикинув в уме, что, его первая автономка затянется уже до восемнадцати месяцев, Валя прослезился, но за неимением другого выхода был вынужден согласиться и ответить молодцеватым «Есть!».
Так и случилось. Пришел другой «стратегический забор» и опытный тропический офицер Поспелкин доложившись уже осведомленному о его похождениях командиру, заступил на боевую вахту. Экипаж его принял нормально, все знали об оставленном в далеком порту лейтенанте, да и на этом корабле оказались знакомые офицеры. Шатко - валко, но следующие семь месяцев Валя как- то пережил. Да вдобавок ко всему в один из дней на него свалилась целая пачка писем от супруги. Из первого он узнал, что Мариша беременна, из следующих понемногу ознакомился с ходом беременности, а из последнего выяснилось, что он ведь уже и счастливый отец мальчика, названного ввиду временного отсутствия отца и без его согласия Сережей. Естественно Валя только ножками не стукал в ожидании отхода в родную базу. И, наконец, этот день настал! Корабль под звуки оркестра оторвался от берегов социалистического Вьетнама и направился к своим берегам. Валя вздохнул с облегчением и … И все сломалось в один миг. Точнее сломалось не все, а только сдохли от безмерной старости испарители корабля. Оба. Без всякой надежды на восстановление своими силами. А без питательной воды, как известно, атомные подводные лодки в море находиться не могут. Пришлось в аварийном порядке возвращаться в Камрань. Когда Валя снова оказался на знакомом пирсе, он чуть не зарыдал от тоски. В Камрани запчастей для испарителя не оказалось. После длительных переговоров с штабом флота, по поводу корабля, командованием было принято соломоново решение. Кораблю продолжать дежурство у пирса, а ему на помощь вскорости, месяца через два, придет плавучий ремонтный завод - ПРЗ, все починит, и вот тогда домой! После такого известия, офицер Поспелкин выпросил у товарища пол-литра «шила» и накачался до свинячих соплей, не взирая на неподходящий для пьянок климат. Все стало известно командиру корабля, но тот отнесся к Валиному горю сочувственно, и никаких репрессивных мер не принял, а даже наоборот пообещал что- нибудь придумать. И вскорости придумал!

Попытка переброски Вали на родину посредством авиации не удалась. Что- то с особистами не завязалось, и рассчитывать пришлось только на своих флотских. В Камрань заглянул по дороге домой корабль Краснознаменного Черноморского флота, БПК с совершенно незапоминающимся названием.

Положив в карман флягу с «шилом» командир подводной лодки отправился с визитом к своему надводному собрату. За чашкой «чая» была достигнута договоренность, что лейтенант Поспелкин будет откомандирован со всеми надлежащими документами на БПК в распоряжение его командира, тот менее чем через месяц отшвартуется в Севастополе, где Вале выдадут отпускной билет на десять дней и предписание на возвращение в часть. По прибытии в Севастополь Вале предлагалось немного понежиться в лоне семьи, затем на свои деньги возвернуться в Рыбачий, получить все причитающиеся довольствие и уже на законных основаниях убыть в очередной отпуск. Или в два очередных…если отпустят.

На БПК Валю приняли как родного. Выделили каюту, вестового. Приодели поизносившегося офицера в тропическую форму, и даже оформили не как «пассажира», а как полноценного члена экипажа на вакантную должность какого- то ракетного офицера. Поход в надводном положении Вале не был в диковинку, после первого курса он уже выгуливался на учебном «Перекопе» в Болгарию, но Индийский океан пересекать ему еще не приходилось. В море Вале особенно не докучали, и он круглыми днями слонялся по кораблю, познавая службу и быт надводников. Через неделю, его попытался захомутать замполит, и тогда Валя сам попросился стоять дублером на вахте в родной БЧ-5 на ПЭЖе. Ему разрешили, и политрук отстал.

По дороге в Севастополь предстоял заход в еще одну из немногих заморских баз Советского Союза - Аден. Пополнить запас топлива и провизии. В Адене стояли недолго. «Миролюбивые» йеменцы в очередной раз выясняли отношения друг между другом, поэтому над городом местами вздымался дым, и периодически слышалась стрельба. Аврально загрузившись, БПК поднял якоря и вышел в море. И вот когда Валя рассматривал с кормы, тающие в морской дали берега Йемена, и предвкушал скорую встречу с семьей случилось непоправимое. В Главном штабе ВМФ кто- то из стратегов стоя над картой с циркулем и линейкой поразмыслил немного и, ткнув отточенным карандашом в точку обозначавшую местонахождение Валиного БПК твердо отчертил новый маршрут боевого корабля. Через час в адрес командира БПК ушло радио гласящее, что БПК необходимо изменить курс и следовать вокруг африканского континента для встречи с группой наших кораблей в назначенной точке. Координаты точки прилагались. Новость эту лейтенант Поспелкин узнал на обеде в кают- компании и чуть не подавился. В панике Валя бросился к командиру корабля, и тот остудил его в один момент. Мол, так, товарищ лейтенант, пока мы домой тащились, ты был пассажир, и не более того. Но теперь, когда корабль нежданно приступил к выполнению неясной пока до конца боевой задачи, лейтенант В. Поспелкин становиться полноправным членом экипажа со всеми полагающимися обязанностями. А посему ему выдаются зачетные листы на самостоятельное управление и допуск несения вахты на ПЭЖ, а, принимая в учет месячную стажировку, время на сдачу ему дается две недели. Когда на глаза у Вали навернулись слезы, командир несколько сменил тон и сочувственно добавил, что ничего другого ему не остается, заходов больше не планируется, а бездельников, да еще в таком мелком звании он на борту не потерпит. И еще утешил тем, что он приказал переделать приказы по кораблю и теперь после окончания похода государство сполна заплатит Вале бонами Внешторгбанка за каждые сутки, проведенные в море. В этот вечер Валя второй раз надрался в своей каюте до бесчувствия. Офицеры БПК и до того относившиеся с большим сочувствием к бедному лейтенанту, прониклись к нему еще большим состраданием и утешали, как могли. Связисты умудрились организовать весточку жене, механик разом подписал все зачетные листы, а начальник вещевой службы, заприметив штопаные - перештопаные носки Вали полностью обновил его гардероб. Кают- компания, принимая во внимание бедственное положение офицера Поспелкина и полное отсутствие в его карманах денег сбросилась и снабдила его сигаретами, обязав каждого отдать Вале по три пачки из своих личных запасов.

Потекли боевые будни. В стремлении занять время и перебить дурные мысли Валя яростно и настойчиво изучал устройство надводного корабля, пролез его с носа до кормы и совался во все дырки какие можно было только найти. Скоро его знания корабля сравнялись со знаниями профессиональных надводников, а в некоторых случаях стали и выше. Вахту Валя нес самостоятельно, а механик даже ставил его в пример некоторым своим нерадивым подчиненным. Вообщем он стал совсем своим на борту БПК, и понемногу начал приходить к выводу, что служба на надводном корабле тоже не мед, несмотря на постоянное наличие солнца, и свежего воздуха. В свободное от вахт время Валя наловчился вырезать из деревяшек, которые он разыскивал по всему кораблю, шахматные фигурки, и тратил на каждую максимум времени не торопясь и не халтуря. Долго- ли коротко- ли, но Индийский океан остался за кормой, его сменила Атлантика со своим неудержным и суровым характером, а корабль все резал и резал волны приближаясь к своей точке якоря. На рандеву БПК не опоздал. В назначенный день встреча состоялась, но кроме очередного удара судьбы ничего больше Вале не принесла. Вместе еще с несколькими боевыми кораблями на место встречи подтянулось несколько транспортов и танкеров, с которых на БПК в спешном порядке начали перекачивать мазут и грузить продовольствие. А на совещании собранном, на флагмане командирам объявили, что им предстоит отрядом кораблей следовать через всю Атлантику, обогнуть Южную Америку, пересечь Тихий океан, попутно поучаствовав в учениях Тихоокеанского флота, и завершить свой путь в бухте Золотой Рог города Владивостока. Нетрудно представить состояние нервной системы совсем охреневшего Валентина, если даже офицеры - надводники впали в полный транс. Поспелкин с разрешения командира связывался с капитанами всех гражданских судов, но никто из них не следовал в родные порты. Один, правда, следовал на Кубу, и был согласен доставить потерявшегося лейтенанта в Гавану, но что он там будет делать Валя не представлял и был вынужден с горечью отказаться, в глубине души опасаясь оказаться на сахарных плантациях, так как не видел теперь для себя ничего невозможного. Сердобольный командир БПК обратился к командиру отряда кораблей по поводу судьбы Поспелкина, и тот решил вопрос быстро и просто: порекомендовал лейтенанту- бродяге служить Родине там, куда его забросили морские дороги, то есть на его БПК и нигде более, пока обстановка не даст возможность вернуться на родные подводные лодки. Но, тем не менее, незапланированный офицер в составе отряда заинтересовал адмирала, и он направил запрос в кадры флота по поводу Валентина. Кадровые органы флота ответили, что офицер с таким данными действительно проходит службу в рядах ВМФ на Камчатской флотилии, но как он оказался посреди Атлантики им неведомо, но уж если его и занесло в такую даль, то сам бог велел сидеть на корабле и ждать когда эскадра придет во Владивосток. Суетиться не надо! Спешка нужна только при ловле блох! А вот придут в порт назначения, там с ним и разберутся соответствующие органы. Валя написал жене совсем уж упадническое письмо, в котором честно признался, что теперь уже совсем не знает, когда окажется не только дома, а вообще на суше. Передал письмо гражданским морякам, и в третий раз за свое титаническое плавание напился в хлам и в пьяном виде раз десять за ночь свалился с койки в каюте, разбил голову, набил кучу синяков и окончательно смирился с происходящим. За пьянку его проработали по полной форме, а, заодно принимая во внимание его тяжелое морально- психическое состояние приставили к нему замполита БЧ-5 для предотвращения попыток суицида. Замполит порядком достал Валю задушевными беседами, пытался влезть за ним даже в гальюн, вдруг он там петлю мылит, а окончательно допек Поспелкина всевозможными психологическими тестами, которые он извлекал из своих политзакромов в ужасающем количестве. Доведенный опекой неугомонного политработника, Валя по всем правилам обратился к командиру корабля с письменным рапортом, в котором униженно просил отцепить от него политрука, а взамен клялся, что топиться, стреляться и вешаться до схода с их корабля не будет. Командир внял просьбе лейтенанта, и замполита от него отстегнули, к величайшему сожалению последнего, желавшего на основе своих наблюдений за Валентином написать научную работу и свалить с ее помощью на берег, преподавателем в училище.
Плавание тем временем продолжалось. Валю уже давно все считали в доску своим, и если механик и драл своё офицерство за грязь в котельном отделении, то доставалось и ему наравне со всеми. Сам Валентин уже как, то смирился со всем, жену вспоминал как что- то очень далекое, и начал замечать за собой, что понемногу забывает черты ее лица. Про сына и говорить нечего, как он выглядит, Валя даже представить себе не мог.
Эскадра успешно миновала два океана, отстрелялась ракетами, отпулялась торпедами и, наконец, повернула к Владивостоку. Валя уже давно ничему не веривший, смотрел на такое развитие дел философски, и говорил всем, что когда до Владивостока останется день ходу, корабли получат новое радио и их повернут еще куда- нибудь к черту на рога, но только не домой. Но на этот раз мрачные предчувствия Валентина не сбылись. Эскадра упрямо продвигалась все ближе и ближе к родным берегам. И вот, наконец, настал день, когда на горизонте показались ночные огни Владивостока. Постояв на рейде ночь, с раннего утра корабль облепился буксирами, и через час уже привалился к пирсу. Обалдевший от счастья Валя Поспелкин разглядывал простиравшийся перед его глазами огромный город и никак не мог поверить в то, что он, наконец, на Родине, и в то, что наверно он скоро увидит жену, сына, маму и вообще всех. В последнем он еще слегка сомневался. А на дворе стоял июль месяц. Не по тропически, а по- нашему тепло и хорошо. Заканчивался двадцать пятый месяц автономного похода лейтенанта Валентина Поспелкина.
Офицеры БПК устроили по поводу возвращения шумный банкет, в одном из близлежащих ресторанчиков, на котором не раз с шумом и смехом поднимался бокал, за их самих, их поход, и за приблудшего к Летучего «Голландца» Валю. Вновь была пущена шапка по кругу и Поспелкинну собрали на билет, на самолет до Петропавловска-Камчатского, куда он и вылетел на следующий же день, закинув за спину мешок с нажитым добром. На память офицерам ставшего почти родным БПК Валя оставил в кают –компании, искусно вырезанные им шахматы, в которых пешками были лейтенанты, слонами-старлеи, конями - каплеи, офицерами-капитаны третьего и второго ранга, королями-капитаны 1 ранга, а своенравными королевами - адмиралы. Причем мундиры фигурок и особенно их знаки различия были вырезаны особо тщательно, и с соблюдением всех мелочей и типичных сопутствующих признаков вроде живота, бутылки в руках и прочего.

В штабе дивизии на Поспелкина посмотрели как на призрака, создание восставшее из мертвых. В отделе кадров вообще считали, что Поспелкин уже давно служит где- то на Черноморском флоте, а к ним просто никак не дойдет приказ о его переводе. Командир корабля был более информирован, и по его сведениям Валентин должен был находиться с каким- то надводным кораблем на ремонте в Адене. Появился Поспелкин вовремя, так как, пока он бороздил моря и океаны, его экипаж успел сделать еще одну автономку и сейчас сдав корабль, собирался в отпуск. Финансист экипажа, получив от Вали гору бумаг и выписок из приказов слегка офанорел. По самым скромным подсчетам Поспелкину полагалась огромная сумма в инвалютных рублях, и это не считая получки почти за два года. В финчасти претензии Вали на финансы тоже не вызвали особого восторга, особенно в части касающейся валюты. Но, научившийся заходить во все двери Валентин Поспелкин на поводу у них, не пошел, а пробился на прием к командующему флотилией. Не желавший сначала и слова слышать от сопливого лейтенанта, адмирал по мере рассказа развеселился, а под конец даже посоветовал Поспелкину написать мемуары и отправить их в «Морской сборник» в рубрику «Ходили мы походами…». Потом адмирал возмутился тем, что не был в курсе того, что лейтенант из вверенной ему флотилии больше двух лет колобродит по всему свету, а он ничего об этом не знает. Был незамедлительно вызван командир Валиной дивизии и корабля, устроен разнос по поводу махрового сокрытия сего возмутительного случая и строго указано на недопустимость таких фактов в будущем. Затем настала очередь начфина флотилии, которому разгоряченный адмирал дал команду выплатить Валентину все до копеечки, под его личную адмиральскую ответственность. Затем взгляд адмирала снова упал на командира Валиного корабля. Адмирал сообразил, что лейтенанту подошел срок получать очередное воинское звание, а об такой мелочи, конечно, забыли, и грех было бы не воспользоваться случаем взнуздать подчиненных еще разок для профилактики. Гнев военного начальника возрастал, по восходящей, и следующим пунктом должен был стать погром организации службы на Валином корабле. Но оказалось, что командир Валиного экипажа был тоже орел не промах, и прямо в кабинете адмирала вручил Поспелкину погоны старлея. После чего выяснилось, что конфликт исчерпан, все наказаны и вообще все в порядке. Напоследок адмирал посоветовал, а это то же самое, что и приказал, отпустить Поспелкина в отпуск за два года, чего Валя втайне желал, но на что совершенно не рассчитывал.

В общежитии Вале сказали, что жена его уехала при первых признаках беременности, а комнату его естественно кому- то отдали, сдав вещи коменданту. Они сохранились в целости и сохранности, и, получив ключ от нового номера Валя, наконец, впервые за два года облачился в гражданскую одежду. С отпуском и деньгами его на удивление не обманули, и через неделю торжественно отправили отдыхать. Билетов на самолет естественно было не достать, и Валя, наотрез отказавшись ждать неделю- другую в аэропорту допосадки взял билет на пароход и отчалил во Владивосток. Там он заглянул на свой БПК вставший на завод ремонтироваться, раздал долги, попьянствовал с друзьями и, дав чудовищную по своим размерам взятку администратору аэропорта, купил билет на самолет в день вылета.

Дома его встретила жена, со скуки за два года превратившаяся из жгучей брюнетки в роскошную блондинку, упитанный годовалый сын, привыкший только к неподвижному папе на фотографии и агрессивно воспринявший его живьем, радостные родители и теща, абсолютно уверовавшая в то, что ее зять непутевый гуляка, а не примерный семьянин и опора супруги. Так закончился первый автономный поход лейтенанта Валентина Поспелкина. Первый, но далеко не последний… Но зато какой!

(c)  Павел Ефремов

Когда к власти пришел Горбачев, его жена взялась "лечить" Россию от пьянства. Была развернута весьма широкая и активна деятельность: вырубались виноградники, резко сокращалось время работы торговых точек спиртным, вводились ограничения на количество спирного (две поллитры в одни руки в месяц. Из-за недоступности спирного, народ переходил на суррогаты и травился еще больше). Официальная пропаганда навязывала обществу здоровый образ жизни и рекомендовала проводить безакогольные свадьбы, юбилеи, праздники и пр. Для продвижения идеи абсолютно трезвого образа, тогда еще советского человека, повсеместно создавались “Общества Трезвости“. По определению, люди, втупавшие в такое общество, становятся убежденными трезвенниками, как монахи, принимающие постриг, удаляются от мирской жизни.
И вот, однажды, в городе Кировске (тот, который в Мурманской области) произошел трагикомичный случай.
Колебаясь (или колеблясь) с линией партии, группа энтузазистов решила замутить такое же общество в Кировске. Написали Устав, нашли помещение для своих посиделок, выбрали председателя, собрали членские взносы. Зарегистрировали общество и решили отметить это событие. Как? Не мурдствуя лукаво, решили отметить с размахом (а какой может быть размах без спиртного), мол уж коли потом пить горькую никогда не придется, то это будет как прощание навеки (вот сегодня последний раз выпьем и все, ни-ни).
Короче, уважаемое общество ужралось до такого состояния, что его председатель умер от алкогольной интоксикации.

Заполярный Отелло

«После дальнего похода экипаж ПЛ вместе с женами собрался в ресторане отпраздновать возвращение. Все основательно подпили. Опрокинув очередную стопку, немолодой капитан 3 ранга крякнул:
-Ну, а теперь мужики, по бабам!!!!
Сидящая рядом пьяненькая жена возразила:
-Зачем по бабам? У меня муж в автономке!»
(флотский анекдот)


Не побоюсь быть банальным, но тема любви бесконечна как конец питания с берега после долгого-долгого плавания. И как всем известно, это святое чувство шествует по миру в сопровождении целого сонма пороков, присущих не всем, но знакомых каждому. Надеюсь перечислять нужды нет. А теперь представьте маленький городишко, с населением чуть более двадцати тысяч, да и то треть из них матросы живущие в казарме. Городок, где мужья по меньшей мере три-четыре месяца в году бороздят глубины Мирового океана в полной оторванности от женского пола. Городок, где женам работать негде, и они еле дождавшись лета и подхватив детей, катапультируются на Большую землю с мая на сентябрь, оставляя мужей на произвол судьбы и командования. Городок, где развлечений немного: походить по магазинам, совершить вояж в гарнизонное злачное место-ресторан «Мутный глаз» или позаниматься бытовым пьянством с друзьми (муж в отсутствии жены), или подругами (жена в отсутствии мужа). Идеальная среда для приключений, усугубленная ежегодным пополнением населения в десятках неокольцованных лейтенантов жаждущих любви и ласки, причем немедленно.
На первенство в этой истории претендовали все четыре флота, все флотилии и мало-мальские военно-морские базы. Не суть важно. Если эти события и имели реальную основу (в чем лично я не сомневаюсь), то все участники ее молчали, молчат, и будут молчать. Ибо даже в наше нелегкое время аналог этому проишествию надо поискать.
Супружеская чета Муравьевых нравилась всем. Она-красивая натуральная блондинка, ноги от коренных зубов, на удивление добра и приветлива. Чем, как известно не особенно страдает подавляющее большинство красивых женщин. Он-статный, подтянутый, мужественный капитан-лейтенант, тоже не обделенный мужской привлекательностью. Семья жила душа в душу и поводов для сплетен не давала. По магазинам Стас и Лариса ходили держась за руки как пионеры, порознь их почти не видели, и вообще их пара излучала просто ауру любви и благоденствия. Идиллия одним словом. С годами чувства не слабели, а только крепли на зависть окружающим. За семь лет между ними ни разу не пробежала черная кошка. Единственное, что Стас посматривая вокруг, понемногу, глубоко в себе начал мучиться вечным спутником семейного счастья-ревностью. Будучи по природе человеком выдержанным Стас не позволял этому пороку выплеснуться наружу давя все сомнения в себе. Хотя кто знает, какие бури бушевали в глубине души подводника, видя восхищенные взгляды мужчин направленные на жену, и слушая комплименты и любезности сослуживцев на праздничных саммитах. Но тем не менее внешене заметно не было, и даже Лариса сомнений и тревоги мужа не замечала, да и не хотела. А вот Стас незаметно созревал, прямо как прыщ перед тем, как лопнуть.
Корабль уходил в море на контрольный выход. Схема отработанная и привычная.Десять дней тревог и нервотрепки плюс десять бессонных ночей. Рано утром Стас попрощался с женой, поцеловал спящего сына, и пообещав вернуться через десять суток отправился выполнять конституционный долг. Моря выдались нелегкие, то тут, то там намертво отказывалась работать матчасть. Стас служил в «механических силах» и порядком намучился днем и ночью латая капризную технику. Тем обиднее было решение старшего на выходе командира дивизии на седьмой день идти в базу, по причине массовой неисправности технической части корабля. Злость и раздражение Стаса скрашивала лишь одна мысль: теплый бок жены стал на три дня ближе. А так, как на мужское достоинство и силу соскучившийся каплей не жаловался, то весь путь домой провел на подъеме, рисуя в мыслях одну картину за другой.
По традиции в базу вернулись поздно вечером. Когда чехарда с выводом ГЭУ закончилась, Стас даже не опрокинув традиционную стопку спирта за прибытие, словно жеребец поскакал домой. Смакуя процесс возложения головы на пышную грудь законной супруги Стас домчался до дома, рывком поднялся на третий этаж и затормозил перед родной дверью.
Было начало второго ночи. « Мои спят»-подумал Стас. « Не ждут» и представил как неслышно разденется и запрыгнет в постель к Ларисе ,удивление той, и все последующее безобразие…Как можно аккуратнее вставив ключ дрожащий от нетерпения Стас тихонько повернул его и протиснулся в прихожую. Механиком каплей был отменным, замок регулярно смазывал, и тот его не подвел.
К большому разочарованию жена судя по всему не спала. Из за неплотно прикрытой двери спальни падал луч света и что-то слышалось. Что именно Стас не понял, и не раздеваясь, даже не снимая фуражки на цыпочках подкрался поближе. Под ложечкой засосало. Сквозь створ двери его глазам предстала картина не снившаяся даже в самом страшном сне. Горел ночник. На его супружеском ложе бесстыдно раскинув ноги и раскидав по подушке белокурые волосы лежала женщина. Все остальное закрывала фигура обнаженного мужчины ритмично задиравшего зад к потолку. Женщина стонала во весь голос, его жена стонала как, как никогда не стонала с ним. Стас был убит на месте. Вся жизнь рухнула в одночастье. Сколько он простоял в полупарализованном состоянии неизвестно. Но когда Стас очнулся за свои поступки он уже не отвечал. В милицейский протоколах это называется «…в состоянии тяжелого душевного потрясения…».Охваченный пламенем мщения за поруганную супружескую честь Стас начал судорожно искать кобуру на поясе. Ее естественно не было. Кортика тоже. Стас ринулся на кухню. Первое, что попало под руку была вилка. Красивая мельхиоровая вилка из набора подаренного им на свадьбу. Зажав в крепкой офицерской руке неуставное холодное оружие Стас метнулся обратно к спальне. Ворвавшись как торнадо в обитель изменщицы, перехватив для верности вилку второй рукой, униженный офицер от души размахнулся и …Рука оскорбленного военного не дрогнула. Вилка описав широкую дугу почти полностью погрузилась аккурат посередине движущихся ляжек прелюбодея. Описать раздавшийся после удара крик я не решусь. Ветеран войны приехавший в гости к сыну, в квартиру по соседству, переживший блокадный Ленинград и штурм Берлина рассказывал, что проснулся с криком «Бомбы!!!» и поднял на ноги всю семью. Причем в отсутствии бомбежки и пострадавших его убеждали всей семьей минут сорок. И хотя спать он потом лег, но в отсутствии погибших и разрушений сомневался до самого отъезда. У соседей сверху описались дети, и чуть не наложили в штаны родители по причине непередаваемого ультразвукового воздействия. А овчарка других соседей выла до утра, оплакивая чью-то собачью жизнь.
Оставив орудие мщения торчать в анусе осквернителя, Стас резко развернулся и почти строевым шагом вышел из спальни. У него оставалось одно желание: покинуть ставший чужим дом, хорошенько надраться и утром забрать вещи. О содеянном Стас как то не задумывался. На удивление в прихожей уже горел свет. И еще в ней стояла Лариса собственной персоной, в домашнем халатике и с полотенцем на голове. Красивая и соблазнительная. Для потерявшего все жизненные ориентиры Стаса потрясений на этот вечер оказалось достаточно. Со стороны это напоминало детскую игру «замри». Онемению Стас не подвергся, но слова из себя выдавил с большим трудом.
-А там кто?
Дрожащая рука показала неопределенно назад.
-Да твой брат Сережка с женой. Его же к нам перевели. Я им спальню уступила, пока тебя нет. А сама с сыном.. Да, что за крики-то там?
-Я…понимаешь…тут…вилка…
-А я мыться ходила. Днем напор слабый, а ночью ничего. Слушай Стасик, у них кажется что-то случилось…
-Ага.-только и сказал Стас и грохнулся в обморок..
То, что брат переводится к ним, что у него жена тоже блондинка, что приехать они должны были именно сейчас Стас конечно помнил, но красная пелена упавшая на глаза заслонила все, да и кто бы мог подумать!
В итоге все закончилось лучше, чем можно было ожидать. Задницу Сереже заштопали. Военврач в госпитале с трудом выдернув вилку долго выражал восхищение богатырским ударом, а закончив операцию похлопал Сергея по филейной части и обрадовал:
-Геморроя не будет никогда! У тебя там труба, без сучков и задоринок. Нефтепровод!
Помолчал, и хмыкнув записал в журнале, что больной сел на гвоздь. Сидеть на стуле по человечески Сергей разучился надолго. Первое время плакал, когда шел в гальюн по большой нужде, и рыдал когда возвращался. Потом привык. Сейчас и не помнит наверное времена, когда сравнивал унитаз с электрическим стулом. Сережиной жене Лене расклинившиеся ноги сводили четыре медсестры и хирург. Свели с трудом. А заикалась она всего три месяца. Да и то только в постели. В общем все закончилось хорошо. Как говориться малой кровью. Ячейка общества не распалась, семья сохранена.
Жизнь продолжалась. Стас и Лариса так-же гуляли держась за руки и воркуя словно голуби. Солнце так-же светило, и корабли так-же уходили в море. Вот только Лариса стала убирать по шкафам все острое, вплоть до зубочистки, а Стас приходя домой звонил в дверь по пять минут, и ждал пока ему откроют.
Что касается Сергея и его жены, то они хоть и простили Стаса, но ночевать у брата никогда больше не оставались…

Цитата: Mike Smith от 16.11.2008 18:52:39
Заполярный Отелло

«После дальнего похода экипаж ПЛ вместе с женами собрался в ресторане отпраздновать возвращение. ....

У этой истории много начал, но .. Представленная во многих ипостасях, эта история, абсолютно, правдива..

Когда топоры плавают...


Те, кому довелось послужить на подводной лодке командиром отсека, знает: такой собачьей должности больше не существует. Гора никому не нужной документации, в основном служащей прикрытием известного места начальников и самого командира отсека. Пять- шесть бравых морячков из всех боевых частей, формально ему не подчиняющихся, которых надо вычислить и поймать по приборке, и заставить вылизывать родной отсек. И еще множество мелких "приятных" обязанностей типа развешивание всевозможных бирок, и выслушивание визга старпом по поводу и без повода. Песня! И при всем этом такое издевательство сверх твоих должностных обязанностей. Вроде как внеклассные занятия, но с оценками в дневник по полной форме и ремнем по филейной части за их качество. Не соскучаешься!
Особую головную боль вызывает вроде бы незначительная мелочь- аварийный инструмент. Всем знакомы алые пожарные щиты с непременным ящиком с песком, ломом, топором и остроугольным ведром на гвозде, незатейливо разбросанные там и тут во всех береговых военных и гражданских организациях. Аналог существует и на флоте. Под гордым названием "Отсечный щит аварийного инструмента". Ну, и несколько с другой комплектацией. Нет песка- есть здоровенная кувалда. Нет ведра- есть асбестовые рукавицы и коврик. Нет багра- зато лом с резиновой изоляцией и симпатичным флотским названием ЛИ-1. Лом изолированный. Ну и всякие чисто корабельные прибамбасы, вроде банки с олифой, гвоздей и прочей крайне необходимой подводнику мелочевки. Включай двухметровые деревянные, аварийные брусья. Все это хозяйство должно быть аккуратно разложено по всему отсеку, дабы в минуту опасности подводник свободно и непринужденно выхватил со щита пластырь и заткнуть образовавшуюся течь или пробоину. Все как по писаному! Но жизнь вносит свои коррективы. И они на удивление не запланированы ни в одном руководящем документе Главного штаба ВМФ.
Просто на флоте воруют. Практически все. И большинство не со злого умысла, а просто так, по надобности. Ну, взял, ну попользовался и бросил. И так всегда. Исключая конечно интендантов с их тайными закромами, тут уж если что вынес, то и сьел. Никуда не денешься- физиология. А насчет остального очень точно выразился мой незабвенный замполит Палов: " воровства в отдаленных поселках подводников нет- есть перемещение материальных ценностей внутри гарнизона, от одного военнослужащего к другому...". А на корабле такое дело развито до безобразия. Особенно в отношении тех самых аварийных щитов. Вызывает дежурный по кораблю матросов наверх лед с пирса скалывать, где лом взять? Ясное дело на щите, да на том какой поближе к выходу. Взял, вынес, подолбил, и забросил подальше, чтобы не тащить обратно и не перенапрягаться. Хилый матросский организм не перегружать. Нужен мичману топорик или пила в гараж, не навсегда, на время, засунул в портфель, унес. Поработал на славу частной собственности, а обратно нести передумал- перемещение материальных ценностей внутри гарнизона... Уже в курсе. Так и уходят из отсеков нажитые его командиром нехитрые ценности, что - куда. И гвозди прикупленные за собственные деньги, и зубила выкрашенные из дома принесенной краской и все остальное, включая малые аварийные упоры, придуманные адмиралом Макаровым и не предполагавшим, что они могут с успехом заменять автомобильный домкрат. Да и мало ли, что дома пригодиться. Вот и прячут к вечеру ближе все свое аварийное имущество командиры отсеков куда подальше, от шаловливых рук. До утра. А ночью заползает на корабль невыспавшийся дежурный по живучести с единственной задачей- наскрести пяток замечаний для записи в свой журнал, утром предъявить их НЭМСу и с чистой душой отправиться спать. И если дежурный по кораблю еще не вылез из песочницы, и мочит штаны при любом кто выше его в звании на одну звездочку, то все. Перво- наперво сразу щиты. А там конь не валялся. Ни один, ни в одном отсеке не укомплектован. Дежурное замечание есть. Живчик наскребет еще немного, чирканет в вахтенный журнал и дальше двинет. А утром... Командир замечания прочитает, старпома лицом в дерьмо ткнет, даст время на устранение, и в штаб. А старпом, получив спросоня клизму, проснется, озвереет, и начнет сечь вокруг. Командиры отсеков засуетятся, начнут припрятанный на ночь инструмент из сейфов и выгородок вытаскивать, и на место втыкать. Через час все нормально, все на месте. Старпом командиру доложит, тот кивнет, а на вечер вся история повторяется по новой. И так всегда. В один прекрасный момент командиру надоедает ежедневно выслушивать в штабе одно и то же. Он устраивает общекорабельную истерику. Всех на борт, в 22.00. весь экипаж строится на вечернюю поверку, потом оба старпома из носа в корму проверяют готовность отсеков, щиты, печати, чистоту. По полной флотской программе. А потом, после устранения замечаний, может и домой отпустит. Каждый такой всплеск вынуждает командиров отсеков не прятать кровное добро на ночь. Вот тут - то оно и пропадает, в самом большом объеме. Ведь когда экипаж постоянно на борту и работы больше. А где работа, там и инструмент. Круговорот.
По молодости я одних топоров на собственные средства прикупил десяток, не меньше. Ломы и не считал. Идешь вечером по поселку домой, глядишь, бесхозный лом с лопатой у стенки дома притулились. В руки и пошел. А утречком на пароход. И в загашник. На будущее. И так постоянно. То купишь, то сопрешь. Надоело. И тут пришла мне в голову одна идея... Правды ради скажу, не моя. От кого- то слышал, даже не помню. Но понравилась она мне сразу. Настоящий советский моряк придумал! Позвал я своего самого надежного отсечного бойца матроса Андреева и поставил генеральную задачу: вот тебе Андрейка доски, вот пила, вот нож, вот краска. Сотвори мне из всего этого аварийный инструмент, да не простой, а деревянный. Покрась, номер отсека выведи, и на щит повесь. Андреев идею сразу правильно воспринял, и даже с большим воодушевлением. Ведь за выкраденный из отсека инструмент, я его больше всех за уши таскал, как самого старослужащего. Две ночи, подальше от чужих глаз, морячки моего отсека под Андрейкиным руководством пилили, выстругивали и красили в трюме аварийно- деревянную имитацию. А на третье утро, мы торжественно водрузили на свежевыкрашенный щит, деревянный топор, деревянное зубило, фанерную пилу, рядом пристроили лом из лопатного черенка заботливо обтянутый резиной и аварийные упоры. Те, правда не очень получились, но в чехлах из пластиката даже вблизи казались настоящими. И даже в банку гвоздей деревянных насыпали. Короче заменили все, кроме асбестовых рукавиц. Да их и не тащит никто. Редко то есть тащат. Выкрасили на славу, по всем инструкциям. Железо, точнее, то, что вместо него- почернили, дерево- красным цветом. Везде белым цветом номер отсека вывели. Я ради такого случая опись новую изобразил. Каллиграфическим почерком, тушью и пером выводил. Старался. Обтянули мы всю эту красоту пластиком и стали наблюдать. Первое время мой щит вскрывали по пять раз за сутки. Хвать, а это муляж! Бросят рядом и все. А то и на место поставят. Со временем привыкли, что мой аварийный инструмент в хозяйстве бесполезен, и постепенно покушения на мой щит прекратились. Моему примеру никто не последовал, то ли по природной лени, то ли по другим причинам, и остальные командиры отсеков продолжали припрятывать на ночь все свое отсечное хозяйство. Мое же было всегда на месте, в полном и идеальном порядке, днем и ночью. Старпом постоянно ставил меня в пример остальным, и я даже забыл, что такое рыскать по окрестным пирсам в поисках завалящего, ржавого топорища. Так продолжалось достаточно долго...
Продовольствие грузили аврально. То есть, как всегда неожиданно и не по плану. Часам к десяти утра из штаба прискакал очумевший от всевозможных ЦУ командир. Выстроил экипаж, взахлеб расписал наши будущие подвиги в глубинах Баренцева моря, и в конце "предложил", домой на обед не ходить, а погрузить пяток КАМАЗов с "хлебом насущным" на будущий победоносный выход. Мы само- собой с "радостью" согласились. Что не сделаешь ради нежданной боевой готовности. Окрыленный преспективой смыться в моря от береговой тягомотины, командир взял на себя бразды управления погрузкой продовольствия на борт крейсера. Отстраненный от руля старпом тихо радовался за себя, прячась за спиной у начальника, и посмеивался над неуклюжими действиями давно отвыкшего от такой текучки командира. Экипаж же молодцевато перекидывал ящики и мешки на ракетную палубу для дальнейшего погружения их в ненасытное чрево провизионок. В моем десятом отсеке тоже была провизионка. Деликатесов в ней естественно не хранили, а заваливали доверху банками с консервированной картошкой, или в лучшем случае теми же банками с маринованными помидорами или огурцами. Когда на пирс подъехала машина с этими продуктами, начальник приказал прекратить грузить все остальное, и быстренько забросать мой отсек банками, так как трап всего один и тормозиться нам никак нельзя. Борт КАМАЗа откинули, и народ приготовился к массированной бомбардировке моего отсека картофелем. Но видно тыловские ребята были не на шутку озабочены сохранностью жестяных емкостей с картофелем, так здорово замотали ящики с ними металлической лентой, что размотать или расцепить их не представлялось возможным. Поступательное движение снеди внутрь корабля тормознулось. Командир занервничал. Вскарабкался в кузов, осмотрелся. Попробовал увлечь собственным примером. Не получилось. Ящичная оплетка не поддавалась. Как истинный полководец начальник принял решение в стиле Александра Македонского, рубить гордиев узел своим мечом. То есть топором. Аварийным. Тем, что ближе. А ближе всего мой, в десятом отсеке. Куда и грузят. Грозный взор отца- командира остановился на матросе выползающем из люка моего отсека.
- Юноша!!! Рысью вниз, топор с аварийного щита мне!!!
Моряк оказался молодой, необстрелянный минер из породы "меня мама родила лишь назло соседу", мысли его догоняли действия минут через пять, так, что я и воздуха вдохнуть не успел, как он уже вынырнул обратно из люка с моим условным топором в руках. Судя по его очумелой физиономии, он чувствовал, что дело нечисто, но почему, понять еще не мог.
- Молодец!!! Кидай на пирс!!!
Моряк уже ощутил, что за топорище у него в руках и обречённо оглядывался по сторонам, не зная, что делать.
- Тебя что, парализовало? Кидай!!!
Матрос нехотя размахнулся и кинул. То ли от нервной дрожи, то ли рука сорвалась, но топор, описав дугу плавно пролетел мимо пирса и упал в воду. Командир расдасадованно махнул рукой.
- Балда безрукая, новый сам ковать бу...
И замолчал. Идеально черный топор, с ярко-красным топорищем и белоснежной надписью "10 отсек" плыл по волнам губы Ягельной так, как будто все топоры только для этого и предназначены. Гордо резать волны, невзирая на стихию и ветра. Пирс начал помаленьку хихикать, потом все громче и громче. Командир сначала набычился для взрыва эмоций, но вдруг сдулся и прыснул сам. Через несколько секунд заливался уже весь пирс, включая водителей машин и гражданских моряков со стоящего рядом буксира. Наверно плавающих топоров никто из них никогда в жизни не видел. Включая меня самого.
Топор по приказу командира потом отловили. Он еще долго махал им над моей головой, сначала на пирсе, затем в центральном посту. Следующим была очередь старпома, теперь у него в каюте. Самое интересное, что мой топорик мне вернули. Но инструмент заставили выставить настоящий, и первое время проверяли мой отсек каждую ночь. Со временем все это сошло на нет, а вскоре и вовсе заглохло. И я снова выставил свой реквизит. А вы говорите, топоры не плавают! Чушь собачья! Плавают, и еще как!!!

Цитата: Mike Smith от 17.11.2008 00:17:34
Когда топоры плавают...

МЕГАЗАЧЕТ!!!

Я командир.


Лето. Июль. Воскресенье. Корабль стоит левым бортом у 11 пирса Оленьей губы. Правым бортом к тому же пирсу прислонилась матка диверсантов. Длинная, как кишка, модернизированная "азуха". Скука. Неделю назад вернулись из десятидневных морей. Отвоевали на славу. Сдали задачу, попутно поучаствовали во флотских учениях, а напоследок пальнули торпедой. После всего этого от нас отстали. И забыли. А через две недели заступать в боевое дежурство, вот экипаж особо и не напрягают. К тому же Оленья губа место глухое, и не каждому проверяющему хватит терпения в выходной полчаса трястись на "козле" с единственной целью – узнать как мы тут.

Вчера подзалетел нести вахту по ГЭУ и одновременно вахтенным инженером- механиком. Вахта в базе сама по себе спокойная, а уж в таком отдалении от родного штаба попросту восхитительна. Дежурным по кораблю заступил молодой лейтенант, дежурным по БЧ-2 такой же молодой старлей. Старший на борту – командир. Однако, наш каперанг сидеть на корабле явно не хотел. Вечером сменил старпома часов в двадцать, долго шлялся по пирсу, ковырялся в своей "девятке", благо полярный день в разгаре. Потом вызвал меня, и попросил дать команду приготовить сауну. Парились мы с командиром часа два. За все это время телефон в центральном посту ни разу не звякнул. В родном Гаджиево он давно бы разрывался на части и норовил соскочить со стола. А тут никому не нужны. И слава Богу!

Утром нервы командира не выдержали. Пошатавшись по пирсу с полчаса, он вызвал меня наверх.
- Паша, я поехал домой. "Буба" приедет в шестнадцать часов. Я не думаю, что кто-нибудь сюда заявится, но если вдруг – сразу посылай за мной мичмана Земляева. Он с машиной, я с ним говорил. А так сболтнешь, что я в штабе тринадцатой дивизии и скоро приду. Усек?

Мне было все ясно, не в первый раз. Да и командира тоже можно понять. Ведь на флоте все устроено на перестраховке. Раньше самым старшим на корабле оставался дежурный. И вдруг – бац! Что-то случилось. Неважно, что. Сразу из штаба негласная директива – оставлять на борту каждый день одного из командиров боевых частей. Через некоторое время – бац! Снова проишествие. Теперь уже на борт садят командира и страпомов. Постепенно негласное указание оформилось в каких-то бумагах и пошло-поехало. К тому же старпомы обязательно должны быть сдавшими зачет? на самостоятельное управление. Не сдал – не сидишь. Вот и выходит, что если есть хоть один не сдавший старпом, то командир должен сидеть через день. Одуреть можно.

Командир уехал около десяти утра. Самым главным начальником на борту нашего крейсера остался я. Подремал немного в каюте. Надоело. Взял у матросов спининг, пошел на пирс половить рыбу. Как-никак, северный рыболовный сезон. К моему удивлению на пирсе рыбу ловили еденицы, да и то только матросы и мичмана с нашего корабля. Никого с соседнего корабля не было. Пристроился, закинул. За полчаса выудил пару-тройку красноперых морских окуньков. Вдруг слышу за спиной шум. Оглянулся, а у нашего трапа, какой-то офицер на верхнего вахтенного орет, командира требует. Встал, подхожу. Ни на кого из наших дивизионных начальников офицер не похож. Мы-то их всех в лицо знаем. Подхожу ближе. Каперанг. По манере разговора видно, что не из последних начальников. Представился.

- Товарищ каперанг! Вахтенный инженер-механик капитан-лейтенант Белов. Вы по какому вопросу?
Каперанг рывком повернулся. Кипит, но взгляд не держиморды, а нормального человека.
- Капитан 1 ранга Зимин! Каплей, где твой командир?
Я действовал строго по инструкции.
- В штабе тринадцатой дивизии. Только что ушел.
Каперанг видно был из бывалых.
- Каплей, не дуй мне в уши! Я, не только что на свет родился! Командир в штабе, в воскресенье? Сам-то соображаешь, что говоришь? Дома?
Я молчал как молодогвардеец. Каперанг понял, что правду из меня не выдавишь.
- Слушай, Белов. Как я понял, вас не предупредили. Так слушай: через полчаса на пирсе будет начальник штаба Северного флота с каким-то маршалом. Они не к вам, они на матку. Там сейчас весь пароход драют. Но твой командир тоже на пирсе их встретить должен. Я с твоим командиром вместе учился, предупредить хотел. Вашей дивизии эта проверка не касается, но если выплывет что, а Ваньки на борту не было, вклеют по первое число. Дошло? Оповестить его успеешь?
Стало понятно, почему соседей нет на пирсе. Аврал. А за полчаса Земляев только доехал бы до Гаджиево. О том, чтобы командир успел, не могло быть и речи.
- Нет, товарищ каперанг. Не успеем.
Каперанг наморщил лоб.
-Да... Слушай Белов, есть идея! Начштаба в должности недели три, с ТОФа перевели, командиров в лицо почти не знает. А ты вроде потянешь...
Каперанг отступил на шаг, критически осмотрел меня, и уже с уверенностью заявил:
- Потянешь!
Я сперва не понял.
- Что потяну?
- Да за командира сойдешь! Не юноша, животик есть, мордоворот, что надо! Сойдешь! Давай вниз, найди РБ с надписью "Командир" и – на пирс. Да своих бойцов предупреди, а то подставят ненароком. А я пошел. Мне этим орлам тоже не с руки на глаза попадаться. Да не бзди, каплей! Что, хулиганом не был? Действуй!
Каперанг развернулся и быстро-быстро почесал с пирса. А я вдруг подумал: а почему бы и нет. Похохмим! А может, они просто мимо пройдут и не поздороваются.
Спустился вниз. Ключ от своей каюты командир всегда оставлял дежурному. Обьяснил ему ситуацию. Ключ-то дежурный, конечно, дал, но было видно, что с неохотой и с опаской. Открыл командирскую каюту и накинул его РБ, благо мы с ним были одной комплекции. Вернувшись в центральный пост, собрал вахту, офицеров и мичманов. Проинструктировал. Что-то стукнуло в голову, и я вызвал кока-нструктора Василия.
- Вася, забацай десяточек бутербродов и кофе завари. Может, заглянут, так в грязь лицом не ткнемся. Не пропадет.
Василий, опытный и тертый мичман, кивнул и ушел. Не зайдут, сами сжуем.
На пирсе было уже пусто. Наших я приказал срочно загнать вниз, соседей и так не было. Только верхние вахтенные. Командир матки, стоя около рубки своего корабля удивленно уставился на меня, долго разглядывал, хотел что-то спросить, но не успел. На корень пирса въехал одинокий "уазик". Подкатил прямо к трапам кораблей. Остановился. Из машины вышли вице-адмирал и самый настоящий маршал, старенький, но бодрый. Нового начальника штаба флота я в лицо не знал. Он меня тем более. А так как командир соседей дожидался гостей на борту, а я по незнанию ритуала вылез на пирс, представляться первому пришлось мне. Отчеканив несколько шагов по направлению к командованию, я вскинул руку к пилотке и вспомнив уроки срочной службы, гаркнул:
- Товарищ маршал! Командир ракетного подводного крейсера стратегического назначения "К- ..." капитан 1 ранга Светланов!
Маршал повернулся, подслеповато прищурился и протянул руку.
- Здравия желаю, командир!
И повернув голову к адмиралу, спросил:
- Николай Григорьевич, мы к этому молодцу в гости?
Адмирал тоже подошел, поздоровался со мной за руку.
- Нет, товарищ маршал. Нам на тот корабль. Извините командир, я еще всех вас по имени-отчеству не знаю. Будем знакомы: Николай Григорьевич.
Ничего не оставалось делать, как протянуть руку и представиться.
- Светланов, Иван Александрович.
Адмирал обратился к маршалу.
- Товарищ маршал. Пойдемте. А вы, Светланов, занимайтесь своими делами.
И они направились к трапу матки. Маршал недовольно ворчал:
- А тот командир, что поздороваться не вышел, гордый, стоит ждет, когда мы к нему?...
За дальнейшим я наблюдать не стал и быстренько спустился в центральный пост, правда, предупредив верхнего вахтенного, чтобы тот зорко следил за передвижениями начальников. По всему выходило, что нас пронесло. Осталось только дождаться, когда высокие гости покинут пирс. А командиру я все объясню. Да он и сам мужик пройдошливый, поймет.
Прошло около получаса. Вдруг верхний подает голос.
- Товарищ... командир! Вас начальник штаба флота на пирс приглашает.
Час от часу не легче! Вскочил, шмелем вылетел наверх. На пирсе все та же сладкая парочка. Маршал с адмиралом. Подбежал, доложился.
Маршал заулыбался.
- Командир, чаем угостишь? Мне у твоих соседей не понравилось, доложить не умеют, командир небритый. Ну что?
Я чуть не проверил свой подбородок, даже рука дернулась. За спиной маршала адмирал утвердительно кивал мне головой. Ничего не оставалось:
- Прошу на корабль, ко мне в каюту! - как можно гостеприимнее пригласил я начальников. Скомандовал "Смирно!". Проходя мимо, начальник штаба вполголоса пояснил.
- Уперся: идем чайку попьем на соседний корабль. А у тебя порядок?
Внизу все прошло гладко. Мой дежурный по кораблю от страха так оглушительно взревел команду "Смирно!", что маршала проняло. Он долго тряс моему перепуганному дежурному руки, потом всей вахте центрального поста, безостановочно называл всех своей сменой. От осмотра корабля отказался, мол, у таких орлов сразу видно, что все в порядке, чем несказанно обрадовал даже адмирала. По-моему капризный маршал достал его еще на соседнем корабле. Прошли в мою, точнее командирскую каюту. Вот тут-то и пригодилась моя предусмотрительная заготовка с коком Васькой. Через пять минут в каюту постучали, и на пороге высветился Василий в белоснежном колпаке.
- Товарищ маршал! Прошу разрешения обратиться к товарищу командиру!
- Конечно! Обращайтесь!
Я не стал ждать Васькиных монологов. Он это дело любил.
- Василий, сообрази чайку, кофе и что-нибудь к ним, перекусить.
- Есть, товарищ командир! Сейчас посмотрю, может, что и осталось после обеда. Прошу разрешения идти?
Развернулся и растворился за дверью. Я чуть в кому не впал. Может, что и осталось... Адмирал тоже недоуменно пялил глаза на меня. Только маршал, не обращая ни на что внимания, весело щебетал о прошлых годах, чести, доблести и воинской вежливости. Буквально через пару минут снова раздался стук. И началось представление. У Василия с обеда осталось несколько сочных, горячих бифштексов, пяток бутербродов с вареным языком, пяток с сырокопченой колбасой, пяток с красной рыбой, несчетное количество с сыром. Ну и так, в виде дополнения, розеточка с вареньем, шоколадки, традиционные флотские воблины, ну и само-собой, чайник и кофейник. Адмирал расплылся в улыбке до ушей. Он наивный, Васькины издевательства надо мной, принял за военную хитрость. Мол, вот, чуть-чуть осталось, так, мелочь всякая. Ну а о маршале я вообще молчу. Тот обрадовался, как ребенок. Долго хвалил раскрасневшегося от обилия эмоций Ваську, потом отпустил его, поклевал понемногу от всего, одобрил качество пищи и, вообще, вел себя словно мальчишка в парке аттракционов. Начальник штаба тоже с удовольствием откушал, после чего начал многозначительно поглядывать на часы. Маршал намек понял.
- Ну, командир спасибо за хлеб-соль! Уважил старика! А нам пора. Николай Григорьевич, пойдемте, не будем мешать подводникам.

Поднялись наверх. Уже садясь в машину, маршал попросил адмирала записать ему на бумажку фамилию командира. Меня, точнее Светланова. Адмирал же прощаясь, поблагодарил:
- Спасибо, не подвел! Запомню.
Сели и уехали.

Командиру на следующий день я, естественно, все рассказал. Получил по шапке, но нежно и не обидно. Потом оказалось, что старичок-маршал был из группы инспекторов Министерства обороны. Отставной козы барабанщики. "Золотая" группа. Он проверял какие-то сухопутные ракетные части в Заполярье, и одному богу известно, где узнал про лодки-носители для диверсантов. И воспылал их посмотреть. Сразу. Сегодня. В воскресенье. Маршал он или нет? Ну а командующий флотом, возьми и снаряди с ним нового начштаба для отработки. Так они на нас и выползли. А ввиду того, что визит был скоротечный и внеплановый, никого кроме командования матки не предупредили. Да, а еще говорили, что вскорости у нашего командира в личном деле появилась неожиданная благодарность от министра обороны за образцовое содержание корабля и отличную подготовку экипажа. Правда, точно не знаю. Сам командир не говорил, а спрашивать мне неудобно было.

Вот такие дела. Хоть я и механическая кость, а кораблем целых два часа командовал! И как! Ни капельки не стыдно! Главное, чтобы страху не было, и голос позычней. Начальники они все это любят. Так-то!

(c)