В 2015 году мне пришлось плотно погрузиться в исследование работы железных дорог в 1 МВ. Накопив материал, я был изумлен тем, что когда разделили в начале войны ж-д сеть Империи на дороги фронта (1/3 длины линий) и дороги тыла (2/3 длины) - вторую, тыловую часть сети высшие управленцы практически пустили на самотёк. Спецы это видели, и били тревогу в закрытых записках ведомства, но... Сеть ж-д тыла постепенно шла к коллапсу перевозок, который в общих чертах просматривался уже в конце 1916 года. И когда сняли министра ПС Трепова (который был одновременно и предсовмина) и поставили последнего по счёту имперского министра Э. Кригер-Войновского, вот что писал тот в своих мемуарах про обстановку на дек. 1916:
"
Два месяца этой новой для меня, и в другое время очень почетной, роли, при тех общих условиях и обстоятельствах, которые складывались так исключительно несчастливо, были самыми тяжелыми во всей моей жизни в моральном отношении; тяжелыми потому, что налицо имелись уже самые грозные признаки полного развала Государственной власти; Правительство и по своему личному составу, и по настроению Государя Николая II, и по всем сложившимся условиям своей деятельности было уже явно бессильно и беспомощно; оно буквально висело в воздухе, не имея нигде и ни в чем ни доверия, ни опоры, ни власти".
Но вернемся к конкретике. А. Волынец рассматривает поведение и стиль управления высшего руководства МИДа в критические дни Февраля-17. Когда решалась судьба страны на много лет вперед. Давайте посмотрим и на управление Министерством путей сообщения в эти же дни и часы. Есть такой замечательный исследователь - проф. А.С. Сенин, который как раз плотно занимается этим периодом (1914-1925). И вот в его монографии "МПС в 1917 году" очень наглядно прослеживается различие поведения и стиля царских назначенцев (с одной стороны) и выскочивших на самый верх, как черти из табакерки, деятелей Февраля (с другой). Я просто его сухой и отстранённый научный стиль перескажу своими словами. При этом, добавлю, назначенцы были отличными профессионалами-техниками самой отрасли - но отнюдь не управления ею в военное время.
Итак, 27 февраля 1917. То самое заседание министров, которое закончилось ничем из-за того, что в Мариинский дворец ворвались восставшие. Министр Кригер-Войновский не успевает выскочить наружу и поэтому весь вечер прячется в подвале дворца. Затем к ночи ливарюционеры постепенно рассасываются и он около 4 часов ночи просачивается наружу. Но идёт он не в свой МПС на Фонтанке, держать обстановку на пульсе - а на квартиру к своему другу сенатору Гарину. Тот жил на Миллионной, 11. От Мариинского туда - минут 15 быстрым шагом. Итак, министр ночует ночь у сенатора, а к обеду 28-го неспешно идёт в своё министерство, прояснять обстановку и дальше работать.
Последний министр путей сообщения Империи - Э. Войновский-КригерНо! Думские неповиновенцы, образовавшие Временный Комитет Госдумы (далее - ВК ГД) в пику указу Николая II о роспуске, не ждут положенного начала рабочего дня. В 2 часа ночи М.В. Родзянко посылает своего коллегу -
депутата Бубликова - с поручением занять здание МПС на Фонтанке, 117. А.А. Бубликов - не просто депутат ГД, но и инженер путей сообщения по образованию и коллега многих высокопоставленных управленцев. Его знают в лицо и по речам в Думе. Итак, в 3 часа ночи 28.2.17 Бубликов с отрядом солдат, перешедших на сторону ВК ГД, и мандатом комиссара едет на автомобилях к Фонтанке.
И что вы думаете? Может быть, жизненно важное министерство хорошо охранялось снаружи и изнутри, имело какую-то защиту от вторжений извне, имело план действий на случай попыток его захвата? Нет. Ничего не было предусмотрено. У МПС была только внешняя охрана - жандармы, городовые, которые 27-го все дружно разбежались. Её уже не было. Персонал министерства работает с 10 до 19, так что в здании - только 2 дежурных старших агента и технические работники. Бубликов преспокойно проходит внутрь, разоружает гражданских служителей, без единого выстрела проходит в канцелярию министерства и объявляет старшим агентам о власти ВК ГД. Причём это было не планированием - а импровизацией на ходу.
Однако это ещё не всё! Самое пикантное в ситуации - то, что МПС обладает собственной телеграфной сетью. Сеть эта полностью независима от телеграфа системы МВД и она самая разветвленная в РИ, ибо простирается на все станции от Владивостока и Харбина до Каменца-Подольского, Ташкента и Риги. В здании расположена центральная телеграфная станция (далее ЦТС) - мозговой центр по управлению сети ж/д, так что Бубликов проходит туда, занимает с солдатами помещения и начинает управление от себя. Это всё - в 4-7 часов утра 28 февраля, когда руководство спит по своим квартирам. А вот революция работает круглосуточно - у нее нет привычных рабочих часов. И естественно, первым делом Бубликов рассылает по всей Империи телеграмму о том, что у страны - новая власть и что старая уже банкрот. Все станции страны про это извещены и через них - остальные гражданские власти в губерниях и областях. Во многих местах начинаются брожения. Царь ещё не отрекался, он в литерном поезде - но слежение за его поездом уже начато. Мятежные думцы точно знают, где поезд Верховного Главнокомандующего и стараются его не пропустить на Петроград, что им вполне удаётся. Полноценное управление уже у них. Линейные агенты на станциях нисколько не саботируют его запросов, а охотно отвечают: ведь телеграммы приходят из Центра! Так литерный скитается двое суток, пока с большой остановкой на ст. Дно затем не достигает Пскова.
Теперь вдумайтесь в ситуацию: в столице воюющей державы есть здание, внутри которого - вторая телеграфная сеть управления. На всю страну. И на ТРЕТЬЕМ ГОДУ МИРОВОЙ ВОЙНЫ у этой критически важной точки Империи нет ни надлежащей охраны, ни инструкции персоналу, как себя вести в экстремальной ситуации. Министерство - не на военном положении, оно гражданское. Работа - только днём, это же не фронт! И оказывается, можно было просто приехать со взводом солдат, увидеть знакомых коллег и просто занять эту точку. Затем быстренько начать альтернативное управление гигантской системой. Без крови, без выстрелов, с улыбочкой и в неурочное время. Окей, допустим к революции и бунтам не готовились, но что было бы, если то же самое захотели бы проделать германские диверсанты? И нарушить систему движения, скажем, на пару суток?
Анекдот продолжался и на следующий день, 28 февраля. Бубликов уже сидел хозяином в здании МПС, как к 10.30 прибыли высшие управленцы, товарищи министра, а ближе к обеду туда пришёл сам министр (Кригер-Войновский). И что вы думаете? Может, министр приехал со своими людьми и попытался как-то инициативно отжать обратно управление у мятежников? Нет Они с Бубликовым были знакомы лично, раскланялись учтиво и комиссар ВК ГД вежливо предложил министру признать новую власть. Тот отказался, и тогда думец предлагает министру "рыцарский" выбор: принять домашний арест - тут, в кабинете, у него на квартире или в Мариинском дворце. Тот выбирает свой кабинет. Как джентльмен джентльмена, министра помещают в комнату отдыха. Никакой попытки перехватить незаконное управление или хотя бы известить Ставку о своей участи не последовало. Налицо паралич власти.
Бенефис Бубликова в МПС с рассылкой директивных телеграмм и воззваний по всей Империи продолжался до 5 марта, когда его сменил кадет Некрасов. Дальше уже идёт другая история. Но я просто о том поведал, как неуклюже работала система управления на высшем уровне, без подстраховок и защиты критически важных мест. Практически никакой подготовки к чрезвычайной обстановке. Благодушие и расслабленность, на фоне угрожающего положения по всем параметрам и коллапса перевозок, а также критического нарушения снабжения столицы. И вишенка на торте: когда по сети ж/д телеграфа распространяется текст отречения (через несколько дней), то его буквально через 2 часа отправляют в набор! А знаете куда (частные типографии-то ещё колебались)? Во внутреннюю типографию МПС!
Карта разделения железных дорог на зону фронта и зону тыла с раздельным управлением.
Красные пунсоны - главные интендантские склады. Цифры - мосты через Волгу со сквозным сообщением. Крестики - переправы через Волгу или тупики ж/д без прямой связи, с двойным перегрузом.PS. А через 100 лет после этих событий какие-то исторические фрики начинают с жаром доказывать, что "
...страна была уже на пороге победы и вскоре заняла бы Проливы десантом, но вот коварные жЫдобольшевики свой красной пропагандой разрушили нашу прекрасную имперскую идиллию". Идиллии не было, господа хорошие. Были очень крупные проблемы.
PPS. И для полноты картины, текст А. Волынца:
Всегда любил читать мемуары царских чиновников – они очень умиротворяющие, такие совершенно ненапряжные, расслабляющие… Оно и понятно: люди за десятилетия чиновной карьеры при последних царях привыкли к очень плавному стилю работы, без сверхусилий и надрывов. Вот реально – царский чиновник (по крайней мере, среднего и верхнего уровня) не перерабатывал, рабочий режим и ритм был весьма «щадящий». Даже не могу сказать, что это плохо… В конце концов, для эффективной работы совсем необязательно безвылазно торчать в кабинетах и делать вид, что напряженно трудишься в поте лица. Однако это в мирное время. Но посмотрим, что там у них – чиновников Российской империи – творилось в военное время.
Итак, 27 февраля (12 марта н.с.) 1917 года. Хрен с ним, что это в сущности первый день Февральской революции – революцию можно не предсказать. Хотя как раз высшим чиновникам таки и нужно бы… Ну да бог с ней с революцией, пока. Важно, что 27 февраля 1917 года – это (не побоюсь тут пошлого капслока) ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ!!! Третий… год… мировой… войны…
Но 27 февраля (12 марта н.с.) это еще и понедельник, начало рабочей недели. Повторю – в разгар войны с миллионами убитых и пленных… Рабочий день главы царского МИДа в понедельник в разгар войны начинается в половине десятого утра… И не в рабочем кабинете, нет. В постели. Министр спит. И тут около 9 часов 30 минут утра – понедельник, рабочий день, такая малость как третий год мировой войны – его будит неожиданный звонок… Т.е. без телефонного звонка в понедельник на третий год мировой войны министр спал бы и в 10 утра и дальше.
Да, все эти детали мы знаем от самого министра – Николай Николаевич Покровский (1865-1930) оставил весьма неплохие мемуары. Если Вы думаете, что министр столь сладко спал, потому что всю ночь напряжённо работал – таки не совсем. Конечно, в воскресенье накануне он встречался с массой всяких представителей верхов и т.п., но завершил то воскресенье вполне семейными посиделками с приятелями и родственниками. И этот факт мы знаем не из мемуаров самого министра Покровского, а уже из мемуаров его ближайшего помощника – Владимира Борисовича Лопухина (1871-1942). Кстати, он из древнего рода тех самых Лопухиных, умер в блокадном Ленинграде, а в феврале 1917-го был директором Департамента общих дел МИДа.
Важно, что свои мемуары Покровский и Лопухин писали в разное время и в разных странах, не зная ничего друг о друге уже много лет. Т.е. их мемуары – два разных, независимых источника. Т.е. там, где они стыкуются друг с другом и общими фактами истории – можно смело верить.
Короче, вечер воскресенья глава МИДа завершает дома – тусят допоздна с Лопухиным, с женами и двоюродным братом жены. Короче, явно не напряженное рабочее заседание, а нечто совсем наоборот. Потому министр и спит в понедельник так долго. Это, повторяю, шёл ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ!!!
Его зам, тот самый Лопухин – в рабочий понедельник тоже совсем не ранняя пташка. Читаем в его мемуарах: «27-го утром в одиннадцатом часу я по обыкновению отправился из дому в министерство». Т.е. утром в понедельник он прибывает на работу не ранее 11 утра – и это не потому что предыдущие день и ночь был страшно занят важной работой. Нет. Просто «по обыкновению» все эти господа никуда не спешат. ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ …ять!!
Рабочий день они, кстати, «по обыкновению», заканчивают то в шесть вечера. Ну конечно в течение вечера там еще идут всякие тусовки дипломатов и аристократов – там тоже, между делом, «по обыкновению» обсуждают и решают дела. Но в целом рабочий день на ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ у них примерно с 11 утра до 18 вечера.
И вот не стоит думать, что царскому Министерству иностранных дел НА ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ было нечего делать – там такая жопа была только с экономическими и финансовыми отношениями союзников по Антанте, что этим господам в пору бы работать почти круглосуточно. Ну примерно как работали чины ГКО или НКИД при Сталине в 1941-45 годах…
Собственно, наивно предполагать, что при таком расслабленном режиме подчинённые министра Покровского и директора департамента Лопухина работали сильно напряжённее начальства. Нет, верю, что на работу их подчинённые приходили несколько раньше 11 утра – но при столь неспешном начальстве, предполагать надрывную работу аппарата можно только по сказочной наивности. Ну и опять же достаточно сравнить с мемуарами советских чиновников МИДа эпохи например А.Я. Вышинского – там в мирное время стиль и ритм работы куда напряжённее, чем у их царских коллег НА ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
P.S. Ну и стало быть завершим рассказ про 27 февраля 1917 года у последнего главы царского МИДа – итак в 9:30 его будит телефонный звонок, сообщающий что в столице беспорядки столичного гарнизона и вообще… Это еще нет 10 утра, запомним. В итоге находящиеся в Петрограде царские министры первый раз собираются на совещание по поводу беспорядков в столице в разгар мировой войны в час дня – т.е. через три часа с лишним по получении тревожных сообщений – это при том что у каждого служебная машина и (как неоднократно поминает в мемуарах сам Покровский и подтверждает его зам Лопухин) улицы еще свободны, до обеда восставших на них нет. Т.е. ничто не мешало министрам собраться через полчаса, ну через час максимум. Но они привычно не спешат…
Да, собираются в час дня в особняке председателя Совета министров (т.е. главы правительства) князя Голицына. Как вспоминает сам Покровский: «Собственно говоря, у князя Голицына никакого заседания не происходило, даже не садились и разговаривали стоя. Кабинет его в нижнем этаже выходил окнами на улицу, почти напротив Тенишевского училища. Стали говорить, что в Тенишевском училище собираются какие-то подозрительные личности, может быть стрельба по окнам, а потому предпочтительнее беседовать в соседней комнате, выходившей окнами на двор. Но и там пробыли недолго. Справедливо указывали, что пребывание Совета министров в соседстве с беспорядками может легко окончиться его арестом. Поэтому лучше отправиться в обычное место заседания, в Мариинский дворец, и там продолжать обсуждение создавшегося положения. Это решение удалось осуществить беспрепятственно: на автомобилях и по тому же пути, т. е. по Симеоновскому, Фонтанке и Невскому, я благополучно проехал в Мариинский дворец. Думаю, что и другие проехали тем же путем. Здесь в три часа дня началось заседание Совета министров…»
Заседали с 3 часов дня до 6 вечера. Даже не буду рассказывать какой они там чушью занимались. Ну понятно, что некий хаос при неожиданных происшествиях неизбежен. Но, напомню, это ТРЕТИЙ ГОД МИРОВОЙ ВОЙНЫ – а правительство империи не имеет ни малейших способностей к экстренной работе в кризисной, нештатной ситуации.
В 6 вечера министры решают прервать совещание и продолжить его в 9 вечера. Почему? Так время обеда – аристократический Петроград (вчерашний Петербург) в это время обедает-с… Короче, война войной, а обед по расписанию. Прервав совещание по поводу беспорядков в столице воюющей страны, глава МИД едет к себе домой и там обедает с женой и своим замом Лопухиным. На совещание в 9 вечера последние царские министры ещё собрались, но к тому времени на улицах уже вовсю шла стрельба и по соседству горел полицейский участок.
[...] Не то что б эти господа были глупы – нет, вполне умны и хорошо образованны, но в разгар Мировой войны они не напрягались и никуда не спешили…