Реформа РАН

"Я благодарен президенту за такое доверие. Мы будем стараться сделать все, чтобы как минимум не подвести нашего президента", — заявил журналистам Владимир Фортов.

Выступая на пресс-конференции в Москве, руководитель РАН признал, что идея создания нового федерального органа для управления имуществом Академии ему не очень нравится. "Я не большой энтузиаст этой идеи. У нас были службы, которым мы поручали такие работы", — отметил он. По его словам, РАН постоянно проверяют, поэтому коррупционные риски предельно малы. "Мы не можем ничего продать, заложить, все находится в собственности государства", — пояснил Фортов.

Он также подчеркнул, что РАН остается организацией, предназначенной для проведения фундаментальных научных исследований, а вовсе не превращается в некий "клуб". Ко второму чтению законопроекта, которое состоялось накануне в Госдуме, в проект были внесены многочисленные поправки, напомнил глава РАН.

"Прошло два чтения, и в этих двух чтениях был разработан принципиально другой законопроект, который не предполагает ликвидацию Академии наук, важные вещи приняты в связи с собственностью РАН. Теперь РАН не клуб по интересам, как было записано раньше, и против чего возражали многие коллеги. Процедура объединения членкоров с академиками пересмотрена в духе демократических традиций", — пояснил Фортов.

Ранее на встрече с президентом РФ Владимиром Путиными Фортов согласился совмещать два поста — главы государственного агентства по управлению имуществом академии и главы РАН. Журналистам он пояснил, что принял предложение главы государства, так как это позволит быстрее закупать необходимую технику и приборы, передает "Интерфакс".

Она не будет жить, она нежизнеспособна. Но у нас она живет. И эта жизнь еще какое-то время продлится. Может быть, долгое время, может быть, короткое. То, что от меня зависит, я буду делать, для того чтобы эта ситуация изменялась. Но сейчас пока у нас нет конкретных планов, поскольку это действительно очень серьезное дело, это такие глубокие процессы, и это, в общем, на самом деле серьезные деньги. Потому что перестроить ту систему, которая есть, очень неэффективную, недружелюбную по отношению к людям, которые там работают, и, в общем-то, несовременную, архаичную требует очень серьезных ресурсов. Это далеко не сводится только к административным процедурам

То, что Дмитрий Ливанов — активный сторонник радикальной реформы системы управления российской наукой в целом и академии в частности, известно с тех пор, как он еще в 2005 году занял пост заместителя министра образования и науки и предложил новый устав академии, во многом аналогичный предложенному в законе. Правда, тогда не предлагались ликвидация РАН и ее слияние с другими академиями. Утверждают, что в 2007 году он был уволен с должности именно из-за своей неуемной антиакадемической активности, возбуждавшей недовольство академического сообщества.

Но г-н Ливанов и в статусе ректора Московского института стали и сплавов продолжал выступать с критикой РАН и с предложениями ее радикальной реформы, опубликовав, в частности, и в нашем журнале в соавторстве с ректором Российской экономической школы Сергеем Гуриевым и с известными биологами Константином Севериновым и Михаилом Гельфандом две статьи на эту тему: «Шесть мифов Академии наук» («Эксперт», № 48 за 2009 год), «Верните действенность науке» («Эксперт» № 38 за 2011 год).

Вернувшись в 2012 году в министерство уже в статусе министра, Ливанов возобновил резкую критику академии. В интервью телеканалу «Дождь» он сказал о президиуме академии, что «это вообще не ученые, это администраторы». Ясно, что он знает: в состав президиума входят, конечно, разные люди, но подавляющее большинство из них выдающиеся ученые. Достаточно назвать такие имена, как Алферов, Фаддеев, Литвак, Месяц. Скорее всего, такие выпады были своеобразной психологической атакой, подготавливающей основной удар.

В академических кругах считают, что такой настрой министра объясняется тем, что еще в 2003 году он был провален в Отделении физических наук РАН на выборах членкоров академии с разгромным счетом: двое «за», остальные «против».
Но, пожалуй, больше, чем эскапады министра, о надвигающейся буре говорил другой факт, на который почему-то мало кто обратил внимание, да и сама академия не отреагировала так, как на самом деле требовала ситуация. На него уже сейчас указал нам директор Института США и Канады РАН академик РАН Сергей Рогов. Дело в том, что, согласно новому закону об образовании, существование аспирантуры предусмотрено только в учебных заведениях, более того, там прямо сказано, что документ об окончании аспирантуры может выдавать только коллегиальный орган управления образовательной организации. Каковыми НИИ не являются. И с 1 сентября этого года, то есть с момента вступления закона в силу, аспирантура не только РАН, но и других академий и отраслевых институтов повисает в воздухе. Фактически РАН, даже если бы она продолжала существовать, лишилась бы притока молодежи. Складывается впечатление, что авторы закона уже при работе над ним (а она началась задолго до Ливанова) предполагали, что РАН и другим академиям аспирантура будет не нужна. И теперь, когда атака на академию отбита, всей системе российских НИИ придется искать выход из сложившейся ситуации.

Досужие языки рассказывают, что проект закона о реформе академии появился уже в сентябре прошлого года и тогда же начал свое движение по ведомствам. Однако президент РАН Юрий Осипов, узнав об этом, в феврале добился встречи с президентом России и остановки бюрократической процедуры. Более того, на заседании Совета при президенте по науке и образованию 30 апреля этого года Владимир Путин публично поддержал академиков в дискуссии с Дмитрием Ливановым. Академия спокойно проводит общее собрание, выбирает своего президента, успокаивается и начинает, насколько известно, подготовку своего варианта реформы.

Оказалось, зря. В том же апреле проект закона о реформе вновь начал свой бюрократический путь. И 27 июня правительство принимает решение внести закон в Думу. А президент России держит многозначительную паузу, не утверждая президентом РАН вновь избранного Владимира Фортова.

После объявления о реформе научное сообщество принялось устраивать митинги, сочинять протесты, зачастую весьма резкие. Вплоть до требований отставки и Ливанова, и Голодец, и Дмитрия Медведева, и всего правительства, как это сделали Уральское, Сибирское и Дальневосточное отделения РАН. Впервые за многие годы профильный комитет Госдумы предложил отклонить законопроект, предложенный правительством. Ливанов, который в силу занятой им позиции и без того чувствовал себя в академическом сообществе в изоляции, видимо, понял, что неприязнь к нему в научной среде начинает зашкаливать. Даже знаменитый физик, нобелевский лауреат Андрей Гейм, до этого активно поддерживавший министра, заявил: «Я ожидал, что Ливанов и Медведев окажутся умнее». В результате Ливанов стал отпираться от авторства законопроекта, прячась за анонимных экспертов. Хотя в день второго чтения закона в Думе он выступил в газете «Известия» со статьей, вновь содержащей резкие выпады против РАН и лично Фортова.

Президент страны принял Фортова 3 июля, буквально в те же часы, когда в Госдуме в пожарном порядке начали рассматривать законопроект в первом чтении. Поначалу показалось, что попытка Фортова «вслед уходящему поезду» остановить принятие закона не удалась, хотя Фортов прямо сказал президенту, что предлагаемая реформа угробит нашу науку, и дал обещание провести реформу в течение года силами самой академии. Казалось, что президент отклонил это предложение с формулировкой, которая, видимо, должна была продемонстрировать его отстраненность от процесса принятия этого важнейшего решения: «Это было бы возможно, если бы правительство не внесло [законопроект] в парламент». Но все же поздравил Фортова с избранием, но так и не утвердил его назначение, поставив его в двусмысленное положение, но одновременно предложил занять пост руководителя Агентства по управлению институтами.
Однако уже после встречи с Фортовым президент провел консультации с президентом РАМН Иваном Дедовым, президентом РАСХН Геннадием Романенко, ректором МГУ Виктором Садовничим, академиком РАН Евгением Примаковым и бывшим руководителем Российской академии наук Юрием Осиповым. Как известно, все они, кроме Садовничего, резко выступили против намеченной правительством реформы. Президент РАМН счел возможным даже заявить об этом в присутствии президента на церемонии награждения его орденом «За заслуги перед Отечеством», что тоже произошло впервые за двадцать лет подобных церемоний.

Надо прямо сказать, что уже беседа Путина и Фортова оставляла впечатление, что президент не знает всех деталей законопроекта или, скорее, не до конца понимает их значение для академического сообщества. Возможно, в ходе всех состоявшихся консультаций ему стали ясны причины столь массового недовольства. Особенно отмечают роль Примакова как человека, которому президент особо доверяет. В результате Путин предложил свои поправки к закону, которые во многом, хотя и не радикально, изменили его концепцию, но не отказался от необходимости принять закон немедленно.

И 5 июля Государственная дума, нарушая свой собственный регламент, предусматривающий, что срок представления поправок в законопроект после первого чтения, как правило, не может быть менее 15 дней, приняла закон во втором чтении (то есть через два дня после первого) с поправками, внесенными президентом, отложив третье чтение на сентябрь. Вообще говоря, третье чтение обычно носит формальный характер, поскольку в ходе него нельзя вносить в закон правки. Однако председатель Думы Сергей Нарышкин, который с самого начала не хотел рассматривать закон в пожарном порядке, заявил, что у Думы есть возможность отозвать закон из третьего чтения во второе, а он уже в ближайшее время начинает консультации с заинтересованными сторонами, чтобы проработать закон более тщательно.

Против закона последовательно выступали только коммунисты и — на первом слушании — «Справедливая Россия». В политическом поле сложилась ситуация, которая демонстрирует амбивалентность всех характеристик, которые любят давать политологи различным политическим силам. В то время как думская оппозиция в лице этих двух партий, которую часто называют придворной, решительно оппонировала правительству, внесистемная либеральная оппозиция, которая любит сама себя называть радикальной, фактически поддержала предложенную реформу, в лучшем случае ограничившись осуждением методов ее проведения. И это не случайно, внесистемная либеральная оппозиция и социально-экономический блок правительства, по сути, едины в своих представлениях о социально-экономической политике.

Традиционно в первую очередь в вину академии ставят ее низкую научную эффективность: денег даем все больше, а результатов нет. Все в той же статье «Шесть мифов Академии наук» ее авторы утверждали, что при меньшем, чем в РАН, числе сотрудников у Академии наук Китая и немецкого Общества Макса Планка среднее число публикаций на одного научного сотрудника и среднее количество цитирований на одну публикацию в разы больше. Соответственно 1,43, 2,81, 9,17 и 2,66, 3,8, 11,97.

Академия парировала: во-первых, собственно на академию уже несколько лет денег дают не больше, а скорее меньше, если учесть инфляцию. Зато действительно произошел значительный рост финансирования вузовской науки, Сколкова, Курчатника. После публикации статьи «Шесть мифов Академии наук» на сайте «Полит.ру» директор ИСА РАН Юрий Попков и его заместитель Геннадий Осипов опубликовали ответ — «Мифы и реалии РАН» (http://www.polit.ru/…08/27/ran/), в котором провели расчеты ее эффективности и, в частности, показали, что по количеству публикаций в 1996–2005 годах на 1 млн долларов затрат по паритету покупательной способности РАН находится на первом месте в мире, а вся российская наука на 22-м. А по числу ссылок на 1 млн долларов затрат РАН находится на 4-м месте в мире, а вся российская наука в целом на 33-м. Таким образом, по этим показателям видно, что РАН уж точно эффективнее всей остальной гражданской науки в России. А заведующий сектором математической физики в Физическом институте им. П. Н. Лебедева РАН академик РАН Владимир Захаров (самый цитируемый российский ученый из числа работающих в России) приводит другой расчет, из которого следует, что, по самым грубым оценкам, если не учитывать гуманитариев, у которых другие способы оценки, и секретных ученых, то у половины оставшихся членов академии и членкоров индекс цитируемости выше 1000, что по всем мировым меркам очень достойная величина.

Для обывателей же, то есть людей несведущих, которыми в данном вопросе выставили себя некоторые члены правительства и Государственной думы, вина академии состоит в том, что у нас падают ракеты и некому проектировать заводы. И им кажется, что в этом виновата РАН. По крайней мере, именно об этом говорили на заседании Думы Ольга Голодец и докладчик от «Единой России» Владимир Кононов при обсуждении законопроекта. Но академия не занимается ни тем ни другим. И проблема не в этом, а в невостребованности результатов работы академии в силу, во-первых, отсутствия институций прикладной науки и инжиниринга, разрушенных в 1990-е, и, во-вторых, слабости наукоемкой промышленности, тоже во многом разрушенной в те же годы. Именно поэтому продвинутая часть академии, те самые цитируемые ученые, в основном работают на Запад и Китай, где их работы востребованы.

Таким образом, если и ставить вопрос о реформе науки в широком смысле этого слова, то надо заниматься всем комплексом науки, инжиниринга и промышленности, а не сливанием академий и их имуществом, которое играет в дискуссии вокруг нынешнего законопроекта ключевую роль.

Реформу академии критикуют в первую очередь те, кто, как и министр Ливанов, считает, что необходимо перейти от бюджетного финансирования науки, к которому в академии привыкли с советских времен, к грантовому, которое стало основным во всем мире. Однако вопрос о формах финансирования науки во всем мире является спорным. И далеко не вся наука в тех же Соединенных Штатах финансируется на основе грантов. Коллайдер на гранты не построишь. И не только. Заведующий отделом Математического института им. В. А. Стеклова РАН академик РАН Алексей Паршин считает, что грантовая система порождает бюрократию, поскольку требует от ученых тратить значительные силы на их выбивание, и добавляет, что «гранты могут иметь смысл для текучки, а чтобы появлялись Перельманы, или хотя бы четверть-Перельманы, они, безусловно, противопоказаны».
И наконец, академию упрекают в плохом управлении имуществом. Как сказал в своем интервью «Известиям» Ливанов, «больше половины объектов недвижимости [РАН] вообще не зарегистрировано, нанесен серьезный ущерб земельным участкам, которые были ранее во владении академий наук. Огромное количество нарушений зафиксировано в актах Счетной палаты и других проверяющих органов. А с другой стороны, некоторые члены президиума РАН и их родственники обзавелись элитными квартирами в домах, построенных на землях академических институтов». Но, во-первых, из-за злоупотреблений отдельных академиков и проблем с недвижимостью странно требовать разгона академии, это все равно что требовать разогнать российскую армию из-за злоупотреблений Сердюкова и его команды. А во-вторых, в конце концов, это Академия наук, а не общество бухгалтеров, и если государственные органы видят огрехи в имущественном управлении, то могли бы помочь с ними справиться. О чем сказал в интервью «Эксперту» председатель Сибирского отделения академик РАН Александр Асеев: «В течение двадцати лет Академия наук, защищая федеральную собственность, была один на один с теми, кто идет на любые ухищрения, лишь бы завладеть хотя бы маленьким кусочком нашей собственности. И если появится агентство, которое зафиксирует права на эту большую, высоколиквидную и дорогостоящую федеральную собственность — это для нас будет подмогой».

Известный американский социолог Рэндалл Коллинз в своей книге «Социология философии» показал, что развитие науки основывается на интерактивных ритуалах, энтузиазме и эмоциональной энергии. Формы интерактивных ритуалов — это набор стереотипных действий, жестов и даже одеяний, которые позволяют участникам этих ритуалов ощущать себя членами группы, имеющими взаимные моральные обязательства. Такие группы — это в первую очередь так называемые научные школы, а ритуалы — разного рода устойчивые семинары, конференции, защиты и прочее. В советских естественных науках такую роль играли научные школы, сложившиеся вокруг крупных ученых. Особенно известными стали школы в физике — это школы Ландау, Иоффе, Капицы, а в математике — Лузина, Колмогорова, Гельфанда, Шафаревича, Понтрягина. Такие школы можно назвать в любой науке. И именно академические институты и Академия наук в целом играли роль площадки, на которой функционировали эти школы и совершались те самые интерактивные ритуалы, о которых говорит Коллинз. А также возникали интеллектуальные сети, которые являются важнейшей формой трансляции полученных интеллектуальных результатов. «Для интеллектуалов общество, значимое для них более всего, дающее им творческую энергию, являющееся источником и ареной развертывания их идей, — это их собственная интеллектуальная сеть». Если перефразировать Коллинза, то система Академии наук стала и до сих пор во многом остается той организационной основой, которая предоставляет интеллектуальным сетям возможность существовать. Такая организационная основа может возникнуть только в результате многолетней традиции, формирующей отношение к данной площадке как к «явлению природы» и «мистической» основе ритуала и этоса, независимо от того, о чем идет речь — о масонской ложе или о научном семинаре. Конечно, в каждой стране подобного рода организационная основа может быть разной. В одной это Кембридж с Оксфордом, в другой — Стэнфорд с Массачусетсом, а в третьей — Академия наук.
Причем в нашем случае не столь важно, что многие из ученых находились внутри АН в состоянии неудовлетворенности организацией работ, начальством, а в советские времена еще и господствующей идеологией, которой в той или иной форме приходилось присягать или, по крайней мере, с ней считаться, потому что и это порождало внутреннее напряжение и соответствующую интеллектуальную реакцию, которой мы обязаны многими достижениями советской науки. Важнейшая проблема современной российской науки состоит в том, что эта площадка была во многом разрушена, а вместе с ней были разрушены многие школы, ритуалы и сети. А нынешняя реформа это разрушение может завершить. Но Академия наук служила и служит не только организационной основой интеллектуальных сетей, но и аккумулятором научных кадров, которых в России всегда было немного. В силу массовой эмиграции научных кадров — некоторые вообще уходили из науки, другие уезжали за границу — разреженность коммуникативной среды резко возросла. Конечно, возникли совершенно новые связи, стал доступнее весь мир, но вопрос в том, будет ли российская интеллектуальная сеть только бахромой всемирной интеллектуальной сети или ее органической частью. Разрушение уже ставшей естественной, как бы природной академической площадки разрушает и привычные интерактивные ритуалы, а моральный урон, нанесенный академическому сообществу, подрывает его научный энтузиазм и источники эмоциональной энергии. Наука угасает.

Хочется надеяться, что в своей реформе власти действуют из стремления помочь науке, но складывается впечатление, что в правительстве не понимают важности сохранения духа, традиций, сетевых и организационных основ, сосредотачивая свое внимание на формальных и имущественных моментах; не понимают, что наука не поддается такому управлению, как министерство или банк.

Ольга Голодец на той же пресс-конференции, обосновывая необходимость создания Агентства по управлению государственным имуществом научных институтов, сказала, что задача реформы «отделить научное сообщество от принадлежности к институтам, университетам, учреждениям». Бесспорно, это новое слово в организации науки, которое, видимо, подразумевает превращение всех ученых — от специалистов по механизации сельского хозяйства и хирургии до астрофизиков — в чистых теоретиков, решающих свои задачи за письменным столом. Потому что имущество академий — это не только здания и земля, о которых все говорят, а в первую очередь оборудование, установки, приборы, на которых те самые академики трудятся. А если говорить об институтах РАСХН, то и земля, которая используется как «оборудование» в их исследовательской работе. Но, скорее всего, эти слова говорят о глубине понимания некоторыми чиновниками того, чем занимаются ученые.

Если же говорить по существу, то, когда речь заходила о переподчинении всех учреждений РАН вновь создаваемому агентству, то все как один наши респонденты вспоминали пресловутый «Оборонсервис». Хотя есть существенная разница: «Оборонсервису» не были переданы танки и ракеты, до этого дело не дошло, и командиров воинских частей оно не назначало. В то, что этим агентством будут руководить люди науки, не верит никто из опрошенных нами респондентов, поскольку, во-первых, сама задача реформы, как было сказано при ее обосновании, — освободить ученых от хозяйственных забот, и во-вторых, поскольку перед их глазами кадровый состав руководства Министерства науки и образования, в котором за науку до недавнего времени отвечал бывший журналист.
А уж предложение отделить академиков не только от институтов, но и от собственного аппарата, ставя даже урезанную в своих возможностях и полномочиях Академию наук в унизительную зависимость от чиновников, не имеющих с академией ничего общего и независимых от нее, демонстрировало уже просто хамское неуважение к интеллектуальной элите страны. Скорее всего, они и не считают их элитой. Ну создал некий математик некоммутативную алгебраическую геометрию и квантовую информатику, ну член он Королевской академии наук Нидерландов, Гёттингенской академии наук, академии «Леопольдина», Французской академии наук, Американской академии искусств и наук — что здесь элитного?

Таким образом, по духу и букве правительственного законопроекта, лишенная всех своих научных учреждений и даже собственного аппарата Академия должна была превратиться в чисто консультационный орган, с рекомендациями которого не обязательно и считаться, в своеобразную Общественную палату по делам науки.

Во-первых, сохраняется предложение ликвидировать демократические нормы избрания руководителей институтов и ввести их назначение новым агентством, правда, по согласованию с президиумом новой РАН и после одобрения их кандидатур комиссией по кадровым вопросам при президенте России.

Академия всегда гордилась демократическими принципами, которые существовали в ней даже в сталинские времена. Даже в уставе АН СССР, утвержденном в приснопамятном 1935 году, предусматривалось, что директора НИИ «избираются из числа действительных членов Академии Наук или ученых специалистов по соответствующим отраслям знаний Общим Собранием или Отделением Академии Наук». И это не российская выдумка, это общепринятая практика научных учреждений и учреждений высшего образования во всем мире.
Во-вторых, сохраняется слияние трех академий, которое кажется сомнительным из-за разности решаемых ими задач, характера их деятельности и способа формирования научных учреждений.

Например, ВАСХНИЛ, правопреемником которой стала РАСХН. Одним из инициаторов ее создания был Николай Вавилов, который тогда же ее и возглавил. Николай Вавилов стал и академиком большой академии и одновременно возглавил два института — Институт растениеводства ВАСХНИЛ и Институт генетики АН СССР, то есть прикладной и фундаментальный. Подчеркнув тем самым, что ВАСХНИЛ значительно в большей степени, чем РАН, ориентирована на фундаментально-прикладные исследования, то есть исследования, имеющие прикладной характер, но с большим временным горизонтом. И в этом видна ясная логика ученого, понимавшего разницу в характере работы агронома-селекционера и биолога-генетика, Мичурина и Вавилова. Думается, что Вавилов, замученный в сталинском концлагере, узнав о возможной судьбе своего детища, в гробу бы перевернулся. И можно быть уверенным, что большинство институтов РАСХН из тех, которые отборочная комиссия сочтет достойными существования, отойдет, в силу их прикладного характера, к Минсельхозу, в котором есть свои НИИ. Тем самым будет ликвидирована разница между научными учреждениями, занятыми наукой, и научным обслуживанием текущих ведомственных задач, и подорван еще один принцип, заложенный отцами-основателями РАСХН: научная конкуренция разных научных сообществ — ведомственного и академического.

То же самое можно сказать и о РАМН, которая в первую очередь была нацелена на прикладные исследования и на создание конкуренции с ведомственной наукой.

Именно в силу разницы, которая существовала между задачами, решаемыми разными академиями, при всем уважении к каждой из них, фактически всегда существовало представление об иерархии академий и академических званий, в силу чего далеко не все члены РАСХН и РАМН становились членами РАН или ее предшественницы АН СССР. Наверное, потому, что в неформальной иерархии наук фундаментальные науки стояли всегда выше прикладных и среди ученых, и среди обывателей.
Если же власти считали, что в РАН недостаточно представлены врачи и специалисты сельского хозяйства, то можно было создать там соответствующие отделения и выбрать в них представителей соответствующих наук.

В-третьих, сохраняется в измененном виде процедура обязательного перевода всех членкоров в академики. Правда, с оговоркой, что члены-корреспонденты всех этих академий могут в течение трех лет стать академиками на основе рекомендаций своих академий и решения общего собрания РАН. Получается, что тот, кто не захочет проходить эту процедуру, будет автоматически лишен всякого звания, поскольку членкоров теперь не будет как класса. Но ведь многие членкоры живут за границей, и им ездить в Россию баллотироваться может быть и трудно, а ведь среди них есть выдающиеся ученые. А другие находятся в преклонном возрасте и не решатся подрывать свое здоровье избирательными перипетиями. Да и те, кого не изберут в академики, тоже лишатся всяких званий. Это все равно как объявить, что какой-то орден отменяется и все его кавалеры теперь не кавалеры, а невесть кто. Такое вольное обращение с научными званиями чревато их обесценением. Но скорее всего, большинство членкоров станут академиками, и тогда по числу академиков Россия точно выйдет на первое место в мире.

Остается надежда, что все-таки к осени, как обещано председателем Думы Сергеем Нарышкиным, наиболее одиозные места закона будут подправлены. Или, по крайней мере, в течение переходного периода.