Современные российские ВС

Воспоминание второе

http://www.annews.ru…?ID=179220  

Анатолий Строев: В марте 1969 года мы защищали не остров Даманский – Родину

Ровно сорок лет назад, в марте 1969 года, мир внезапно узнал о существовании еще одной географической точки на карте Советского Союза – об острове Даманском на далекой пограничной реке Уссури, один берег которой был наш, а противоположный – китайский. Именно здесь впервые Китай и Советский Союз вступили в вооруженный конфликт, который мог перерасти в полномасштабную войну между двумя государствами.

…Наш танковый полк подняли по тревоге поздно вечером 14 марта. В полковой Дом культуры, битком набитый солдатами по случаю показа фильма «Неуловимые мстители», ворвался кто-то снаружи и истошно завопил: «Полк! Тревога!». И повторил несколько раз: «Тревога!». В открытые предусмотрительно двери народ ринулся без лишних промедлений. Я же чуть задержался на заднем ряду и увидел странную картину: по экрану перед пустым залом с диким топотом метались на лошадях «красные дьяволята». А с улицы в распахнутые двери врывался другой топот – тысяч солдатских сапог…

Так для нас началась та длинная и суровая весна 1969 года, про которую я тогда написал такие строчки в своем дневнике:
«То ученья, то стрельбы… И просто
От предчувствия всем не до сна:
Где-то там, за деревьями, остров
И тревожная наша весна».

Накануне, сразу после второго марта, когда «всезнающий» ТАСС сообщил миру о нападении на советскую пограничную заставу в районе острова Даманский, наш зенитный дивизион ЗСУ - 23- 4, или по-другому «Шилок», сняли со стрельб на Пушкинском полигоне. Но что случилось, наши командиры тогда не знали и сами. А может и знали, но молчали. Всех несколько удивила станция Раздольная, что под Владивостоком, где нас уже ждал эшелон с платформами. Обычно мы ждали - и иногда по нескольку суток. А тут - такая оперативность!

И вот теперь в глухой весенней ночи ожили, зашевелились сотни машин, танков, забегали, засуетились люди. Огромная масса народа и техники пришла в движение. Но мы не знали, что в это же самое время по тревоге была поднята и вся Пятая армия, дислоцировавшаяся в Приморье, у границы с Китаем. Лишь на марше, когда мы двинулись бронированными колоннами прямо к границе, обнаружилось, что параллельными курсами движутся и другие колонны – бронетранспортеров, орудий, автомашин. Пыль не просто клубилась из-под гусениц и колес – она стояла сплошной завесой, сквозь которую я, механик-водитель доблестной зенитной установки под номером 214 - с четырьмя стволами и зачехленной антенной на башне, с трудом различал идущий впереди танк Т-62. Ориентировался исключительно по его габаритным огонькам и командам своего командира – сержанта Шурика Липнеровича, который, как и полагается в походных условиях, глотая пыль и с трудом различая что-либо впереди, торчал в этот момент из люка башни. И правильно делал, ибо мы шли не только в чистом поле, но иногда и через околицы приморских сел и деревень. В одном месте только панический вопль Шурика: «Влево! Резко влево!» - спас какой-то деревенский сарай от полного разрушения: стена его возникла из пыли внезапно, прямо по курсу, в каком-то полуметре от нашей установки. Вцепившись в левый рычаг и затянув его до упора, я крутанул «Шилку» на девяносто градусов, задев сарай, видимо, только краем гусениц.

Куда мы мчались, зачем, что нас ждало впереди – никто из нас не знал, да и не мог знать. Но догадаться можно было: нападение на советскую территорию в районе острова Даманского, на реке Уссури, потрясало своей жестокостью: десятки наших пограничников были убиты, многие изувечены, зверски добиты штыками и ножами китайскими солдатами…

Про это мы узнали из газет уже после 2 марта, когда, выгрузившись из эшелона, прямиком отправились не в теплые боксы и казармы, а в чистое поле, где нам отцы-командиры приказали отрыть окопы полного профиля - чтобы снаружи торчала только башня установки, готовая к стрельбе по низко летящим целям, к которым относились и вертолеты, и самолеты.

Окоп для своей «Шилки» мы долбали ломами и лопатами всем экипажем пару дней, использовав какую-то старую воронку. Мороз, ветер, мерзлый грунт. Но когда мы вгрызлись в землю на нужную глубину, выяснилось, что надо не просто загнать в окоп установку, но еще и замаскировать ее. Легко было приказать: замаскировать! Что мы ни делали, какие только ни применяли хитрости, но ветер всякий раз срывал маскировочные сети, словно паутину с куста. В итоге мы так и не замаскировались, чем вызывали изжогу у своего старшего командира, простояв в этом окопе, посреди деревенского поля, до самого лета 1969 года.

А пока… Пока я неотступно следовал за маячившим впереди танком, как потом выяснилось, за рычагами которого сидел мой лепший друг с первых дней службы, обмотчик каких-то уникальных двигателей для синхрофазотронов опытного завода Академгородка, а ныне механик-водитель Т-62 сержант Сашка Нохрин - из первой роты первого танкового батальона нашего отличного танкового полка. К середине ночи, когда я уже слушал команды только командира нашей батареи капитана Сорокина, не зная, что вдруг замолчавший сержант Шурик Липнерович попросту заснул от усталости, мы вышли практически на линию советско-китайской границы, развернувшись в боевой порядок: впереди танки, за ними – мотопехота, сзади, прикрывая их от внезапного нападения с воздуха, наши «Шилки». Ранним утром, когда в морозном воздухе обозначился красный шар солнца, мы обнаружили, что стоим на широком поле, обращенные лицом на запад. Над нами шла армада вертолетов с ракетами на подкрылках. Это летел, как нам удалось узнать, знаменитый тогда вертолетный полк имени Ленина. Куда? Зачем? От вида этой черной тучи на душе становилось не менее сумрачно.

Опять же, спустя лишь время, мы узнали, что этот день, 15 марта 1969 года, стал решающим в военном конфликте между СССР и Китаем: впервые против солдат сопредельного государства, которое мы продолжали именовать социалистическим, были применены танки, артиллерия и «катюши». Как свидетельствуют историки, «2 марта 1969 года китайскими пограничниками были в упор расстреляны начальник погранзаставы «Нижне-Михайловка» ст. лейтенант Иван Стрельников и семь советских пограничников. В развернувшемся бою за остров Даманский погибли 32 советских пограничника. 15 марта китайской стороной вновь была предпринята попытка захватить остров Даманский, которая также была отбита. В сражении с обеих сторон принимали участие не только пограничные, но и регулярные войска».

Потом довелось прочитать в одной армейской газете признания раненого в районе Даманского механика-водителя танка о том, что ему очень пригодились в бою уроки капитана Полякова. Капитан Поляков, которого за глаза сержанты звали уважительно Папой, был командиром нашей четвертой роты в учебном танковом полку в Камне-Рыболове. Невысокого роста, коренастый, даже чуть полноватый, он, тем не менее, был подвижен, энергичен. Сержанты его боялись за суровость, солдаты обожали за отеческое отношение к ним. Если пролетал слух, что в казарму движется Папа, мгновенно отменялись все наряды вне очереди и провинившихся солдат отправляли, если это ночь, по койкам, а днем – в учебные классы, на занятия.

Кредо капитана Полякова: солдат ночью должен спать, днем учиться водить танк, заниматься физподготовкой, ибо «броня не любит слабых мускулов», но никак не обслуживать сержантов или драить полы в казарме.

Один из уроков капитана Полякова мне помнится и до сих пор: построив роту «пеше по-танковому» - это когда экипажи отрабатывают упражнения без танков – и прищурив хитровато свои чуть навыкате глаза, он ставил нам задачу: «Вот там, за кустом, сидит с гранатометом китаец. Ваши действия?» Он двинулся вдоль замершего строя. «Ну, - сказал командир первого экипажа, - расстреляю его из курсового пулемета». Этот пулемет находится в ведении механика-водителя и может стрелять только прямо по курсу. Поляков двинулся дальше. Следующий экипаж предполагал уничтожить противника из спаренного с пушкой пулемета. Было видно, как наш капитан недовольно хмурил свои густые черные брови. Он встал перед строем и, чеканя каждое слово, сказал, как вбил: «Объясняю: лупить по конкретному китайцу надо изо всех огневых средств, имеющихся на танке. И объясняю почему. Потому что, если вы его не уничтожите, то он саданет из своего гранатомета вам в зад».

Что потом и происходило в районе Даманского: засев в ямках и за кустами в белых маскхалатах, так, что их не разглядели даже дозорные пограничники, китайские гранатометчики без особого труда подбивали наши бронетранспортеры и танки. Один наш подбитый танк так и остался торчать между островом и китайским берегом. Потом его китайцы выволокли на свой берег и даже демонстрировали в городах в качестве трофея.

Ну а мы…А мы продолжали свой марш вдоль границы – с юга на север, приближаясь к району, как я понимаю теперь, предполагаемых боевых действий. Спустя годы, оказавшись от «Комсомольской правды» в командировке на погранзаставе именно этого участка, случайно узнал: в те мартовские дни 69-го проходы в наших электронных системах вдоль границы были открыты – впереди лежал прямой путь по рокадам до Пекина. Нужен был только приказ. И совсем уж чрезвычайные обстоятельства.

Сейчас много говорят и спорят, что это было в марте 1969 года: пограничный конфликт с применением регулярной армии с обеих сторон или все-таки полномасштабное вооруженное вторжение на территорию СССР? Находится немало умников, которые, будучи сильны задним умом, с нынешних позиций, берутся судить о том времени – тяжелом, наполненном обоюдной враждой, постоянными провокациями на Амуре и Уссури со стороны китайских экстремистов. «Радио Пекина» на русском языке в те дни начинало свои передачи с такой вот «вежливой» фразы: «Здравствуйте, товарищи сибиряки, временно проживающие на территории Китая…». Слышал сам, еще до службы, будучи студентом в Новосибирске.

Сегодня приходится читать, что «надо было», а «что не надо было» делать в мартовские дни сорок лет назад. Мне, механику-водителю той поры, судить об этих «надо» весьма трудно. Как и моим сослуживцам по экипажу и зенитному дивизиону. Но могу засвидетельствовать: в те тяжелые дни все бойцы нашего дивизиона были подтянуты, строги, и если и не рвались в бой, то задачи выполняли безукоризненно. Во время того нелегкого марша вдоль советско-китайской границы то ли от скорости, то ли от промерзлого грунта, а может и просто из-за заводского брака, на моей славной и вполне маневренной «Шилке» неожиданно полопались траки на гусеницах. Слава богу, вовремя заметил эти змеиные трещины на металле, а то еще немного и лететь бы нам всем экипажем куда-нибудь в обрыв - вместе с нашей славной зенитной установкой, на тот момент, между прочим, секретной. Что было делать? Встали посреди поля, распалили соляркой костер и силами двух экипажей взялись за нелегкое дело смены траков. На танках, особенно на Т-34, вышедшие из строя траки экипажи меняли, бывало, и под огнем противника. Тут было не все так просто: сначала надо было выколотить заглушки с двух сторон каждого трака, потом извлечь палец, поставить новый трак, вставить палец, заглушки и снова их закрепить, развальцевав штыри. Колотили металл тогда мы всю ночь.

Когда чуть рассвело, мы измученно глянули друг на друга и принялись … отчаянно хохотать. От пыли и копоти костра лица наши превратились в сплошную черную маску: ну негры и негры! Лишь белели зубы и сверкали усталые глаза.

Окончание

До острова Даманского мы своим зенитным дивизионом тогда не дошли. Спустя несколько дней, командиры свыше нас вернули в расположение полка – и вновь прямо в поле, в окопы. Вместо казармы выделили на окраине поселка пустое помещение бани, где под самым потолком подслеповато светила единственная лампочка. Спали мы не раздеваясь, прямо в танковых комбинезонах, прижав к себе автомат Калашникова. Наш командир капитан Сорокин к возможной войне с соседями относился суперсерьезно. Не раз на Пушкинском полигоне мы уходили с ним в лес подальше, как он объявлял всем, «погонять белок». На самом деле, мы с ним вели серьезные разговоры о том, как быть, если начнутся вдруг военные действия. Шуршали листья под ногами, снега было мало, лишь скалы стояли молчаливыми свидетелями наших бесед по душам. Однажды на вопрос капитана, что я буду делать, если вдруг объявят тревогу и на нас нападут, ответил как бы и в шутку, но как бы и всерьез: «Установку вниз, с обрыва, а сам с автоматом по лесу, в партизаны!». Мне показалось, что капитан воспринял мои слова как откровение.

Так вот, капитан Сорокин приказал нам рожки с патронами от автоматов не отстегивать, а выходя из помещения на дежурство, загонять патрон в патронник. Что, собственно, мы и выполняли неукоснительно. Более того, существовал приказ, согласно которому часовой возле установок мог открывать огонь на поражение без предупреждения (то есть, без обязательных команд «Стой, кто идет?», «Стой, стрелять буду!»), если некто приблизится к охраняемому объекту на расстояние пяти метров.

И вот в одну из ночей… Какое провидение тогда руководило мной, даже сейчас сказать трудно. Но, слава богу, что нечто свыше все же наблюдает за нами. В четыре часа мартовской ночи меня толкнул пришедший с улицы часовой: «Вставай, твоя смена!» - и тут же, засыпая, повалился на кровать. Я еле оторвался ото сна, вслепую перекинул ремень автомата через плечо, загнал патрон в патронник и двинулся к выходу. Но уже почти у дверей меня вдруг посетила «неуставная» мысль. «А, - подумал я как-то отрешенно, - если надо будет китайцу меня убить, он все равно убьет». И я дернул рычажок предохранителя на автомате вверх.

Ночь была не просто темной. Про такую говорят: хоть глаза выколи. Ни звезд, ни луны, сплошная черная тьма вокруг. А тут еще этот переход от светлого помещения к ночи. И только я ступил на первую ступеньку небольшой лестнички, как не услышал даже, а почувствовал всем нутром: от угла здания метнулся кто-то и кинулся мне на спину. Этот метр от угла и дал мне секундную возможность крутануться на месте, выставив автомат. «Стой!!!» – завопил я так, что этот крик услышали часовые даже на дальних постах. И когда тяжелая темная тень реально наткнулась на ствол моего автомата, я, что было мочи, надавил на спуск. Я кричал: «Стой!» - и одновременно жал и жал на спусковой крючок своего Калаша. Но он молчал, предусмотрительно поставленный мной на предохранитель. А нападавший, напоровшись животом на ствол автомата, отскочил и рванул за угол. Наступила мертвая тишина. Глаза мои расширились от ужаса пережитого, и я ясно увидел все вокруг: ступеньки, угол дома, за которым скрылся враг. А дальше… Дальше я услышал хоть и тихий, но вполне знакомый смех. Смеялись за углом. И смех этот мог принадлежать только одному человеку – моему приятелю Шейхали. Добродушному татарину, с симпатичной физиономией, по фамилии Шейхалиев. Он служил у нас в дивизионе рядовым, водил машину с комплектом боезапаса… Бог миловал Шейхали и второй раз даровал ему жизнь. Не поставь я автомат на предохранитель, все до единой пули ушли бы ему в живот – и шанса выжить у него не было бы никакого.

До сих пор не могу спокойно рассказывать об этом эпизоде тех мартовских ночей. Как бы я потом жил с этим жутчайшим грехом в душе, будь хоть миллион раз прав, выполняя приказ командира? А всего-то делов: заскучавший на своем посту Шейхали решил немного развлечься посреди ночи. Он пришел к зданию бани, увидел сквозь окно, что я двинулся к выходу, и организовал «засаду». Так, хохмы ради.

И еще один эпизод тех дней врезался мне в память. Когда спустя годы в редакции «Комсомолки» принимали в КПСС одну прелестную молодую даму, меня поразило ее заявление с формулировкой: «Хочу быть в первых рядах строителей коммунизма…» Получалось, что есть первые ряды строителей светлого общества, в которых непременно желает быть это чудное создание, кстати, явившееся на собрание в лучшем своем наряде, сверкая бриллиантиками в ушах, и есть задние ряды, в которых сосредоточились, по всей видимости, непонятно кто и непонятно почему. Я высказал свое недоумение по этому поводу своему приятелю, члену партбюро редакции, на что он удивленно заявил: «Так это же стандартная формулировка! И ты, наверняка, так писал».

Ну нет, я-то писал совсем по-другому! Именно в те мартовские дни 69-го я принял решение вступить в компартию, написав в заявлении: «В эти суровые для нашей Родины дни считаю своим долгом быть коммунистом». И как объяснил мне на собрании секретарь партбюро нашего зенитного дивизиона майор Деменштейн, у коммуниста есть только одна привилегия – быть ответственным за все. На заседании парткомиссии дивизии меня приняли без лишних вопросов – ровно за семь минут. Это время зафиксировал ожидавший своей очереди у дверей следующий кандидат в «ответственные за все».

И тут случился еще один эпизод в моей жизни, четко обозначивший всю серьезность того напряженнейшего времени: в один из дней капитан Сорокин вывел меня из строя и объявил личному составу батареи, что по условиям военного положения ему полагается заместитель по политчасти, который, согласно уставам, назначается из офицеров-коммунистов. Но поскольку среди наших офицеров нет ни одного члена КПСС, то замом назначается коммунист-сержант. Из сержантов в те дни в партию вступил один я, а посему и был назначен заместителем командира батареи по политчасти, то есть замполитом.

Не знаю, были ли еще подобные случаи в то время в Советской Армии, чтобы сержанта, механика-водителя, назначили на офицерскую должность? Но то было иное время, иная жизнь. Можно ныне судить-рядить, удивляться или возмущаться. Но так было. И наш командир знал, что надо было делать. Правда, возникала некоторая неловкость в отношениях с офицерами батареи. Почему-то первым ко мне явился зампотех – старший лейтенант, и, не особенно стесняясь в выражениях, поинтересовался, буду ли я его «воспитывать» за проступки? С ответом я не медлил ни секунды: «Разумеется!» Тем более, что для этого были основания. Командир моего взвода по кличке Шкипер и вовсе сник, ибо в свои тридцать четыре года он «доблестно» дослужился до лейтенанта, а потом и вовсе был разжалован в младшие лейтенанты. Но что было делать: мы готовились отражать нападение на нашу страну, сутками не вылезали из своих установок и напряженно отслеживали любые полеты самолетов. Обычно тревогу нам играла находящаяся у самой границы радиолокаторная станция слежения, которая обнаруживала китайский самолет на расстоянии нескольких десятков километров прямо на взлете. Нам давали координаты взлетевшего самолета, и мы нацеливались по ним своей антенной на невидимого, но вполне возможного противника. Для визуального опознавания наших самолетов, прежде всего, МИГ-21, придумали способ самый примитивный: на фюзеляже были нанесены широкие черные полосы, хорошо различимые глазом. И только СУ-7 Б летали без полос: таких самолетов у наших соседей еще не водилось.

Кстати, не так давно я прочитал некие размышлизмы некоего аналитика о том, что будущий Герой Советского Союза сержант Юрий Бабанский не имел права брать на себя команду боем у Даманского после гибели своего командира заставы Ивана Стрельникова, тоже получившего звезду Героя посмертно, так как накануне он, оказывается, вернулся с гауптвахты. Но жизнь тогда, да, не сомневаюсь, и потом – в Афгане и Чечне показала: героизм проявляли не только и не столько отличники боевой и политической подготовки, сколько люди просто смелые, с хорошими задатками командира, те, за кем действительно шли солдаты.

Спустя годы мы с моим армейским другом, тоже механиком-водителем ЗСУ-23-4 под номером 212 («ласточки», как он ее звал), младшим сержантом Юркой Наумовым не раз прокручивали в воспоминаниях ситуацию тех дней. «Скажи, - спрашивал я его, - если бы случилось идти в бой, ты бы пошел за Шкипером?» И Юрка честно отвечал: ни в жизнь! И у нас были на то основания: в августе 68-го, когда вся огромная военная махина СССР была приведена в состояние боевой готовности номер один в связи с вводом войск Варшавского договора в Чехословакию, мы были подняты на полигоне среди ночи по тревоге, мгновенно расчехлили свои установки и ринулись к железнодорожной станции - грузиться в эшелоны. Тут и выяснилось: наш боевой командир по кличке Шкипер элементарно отсутствует. Вечером еще был, расхаживал между палатками с важным видом, покрикивая на нас: «Веселей, орёлики!» А тут пропал, исчез, внезапно испарился. И мы совершали тяжелейший марш под проливным дождем, по раздолбанной тяжелой техникой грунтовке без командира. А он в это время, как выяснилось позже, попросту пьянствовал в соседней деревне, за что потом и был понижен в звании – до одной звездочки на погонах. Потому, наверно, в марте 69-го мы и поменялись с ним ролями: он стал моим подчиненным, а я его командиром.

Нет, мы не участвовали в боевых действиях на советско-китайской границе, все остались, слава богу, живы и здоровы, хотя местное население и рассказывало сказки про наши якобы подвиги по сбиванию неприятельских самолетов. Но когда сегодня кто-то роняет слезы – а таких немало! – по поводу якобы напрасных жертв на острове Даманском, который ныне стал частью территории Китая, я всегда отвечаю: поймите, мы тогда вместе с героями - пограничниками и со всей армией, дислоцированной на Дальнем Востоке, защищали не остров – намытый из песка и абсолютно нам не нужный ничтожный клочек земли, а Родину. Это внутреннее ощущение сорокалетней давности живо во мне до сих пор, живет оно и в моих друзьях-товарищах, с кем в марте 69-го мы колесили на танках и установках вдоль границы, ожидая сурового боевого приказа.

Обозреватель Агентства национальных новостей Анатолий Строев.

А это произошло за полгода до Даманского.

http://www.annews.ru…?ID=213968  

Анатолий Строев: Угар в Коктебеле и наши танки в Праге


Вернуться в канун Дня защитника Отечества в тревожный август 1968 года меня заставила недавно изданная книга Василия Аксенова «Таинственная страсть» - так называемый «роман о шестидесятниках». Вроде как о моем поколении. И вроде как о моем времени. Но знаковое событие того года - ввод войск Варшавского договора в Чехословакию  мы встретили с героями Аксенова  по-разному: они – попойками и любовным угаром в Коктебеле, мы – за рычагами танков и зенитных самоходок…

«Что это? – подумал я, с трудом оторвав голову от скатки. – Неужели война?»

По палатке метался свет фонарика,  слышался пронзительный голос капитана Сорокина: «Подъем, замудонцы!  Там уже пол Вьетнама захватили!»  Я и сейчас понять не могу, почему он кричал про Вьетнам? Может, потому что ничего другого ему посреди ночи августа 1968-го не придумалось, когда и его самого сдернули с постели по тревоге? Но в четыре часа ночи, после суток изнуряющего наряда на кухне, куда мы, три кореша, напросились сами, да  еще в истопники, думать о чем-либо было просто невозможно – и я опять бессильно провалился в сон.

Когда я снова еле-еле разлепил  глаза, надо мной циркулем склонился старшина батареи. Он тряс меня за плечо изо всех сил: «Проснись! Да проснись же!»  При свете фонарика старшины я кое-как разглядел, что в палатке уже никого нет. «А где все?» - спросил я старшину ошарашено. «Да ты что? Тревога же! - поразился он. – Все давно уже в парке. Беги,  давай!».  

В несколько секунд я натянул свое новенькое  хэбэ,  которое еще вчера, после наряда,  приготовил специально по случаю предстоящего воскресенья и воскресного футбола между командами частей Пушкинского полигона. За новенькое хэбэ  было обиднее всего: за порогом  палатки хлестал  дождь, лесная дорога от воды  расползлась, неслись  потоки…  А перед самым парком, где на расчищенном от деревьев склоне рядами стояли наши зенитные самоходки -  наши «ласточки», «чайки» и «лайбочки», в зависимости от того, как именовал свою установку  каждый механик-водитель, безобидный еще  вчера ручеек  превратился в бурный поток. В него я и влетел на полном ходу  в своем новеньком обмундировании, зачерпнув грязной воды по полному сапогу.

Но чертыхаться было некогда: в серых предрассветных сумерках по склону парка метался промокший до нитки наш командир батареи капитан Сорокин и во все горло орал на водителя  213-ой установки Валерку Солдатенко: «Лезь! Я приказываю: лезь! А не то пристрелю!» И выхватил из кобуры пистолет. «Сам лезь!» - проявляя неслыханное неуважение к капитану, не менее истошно орал ему Солдатенко.

«Все, точно война!» - решил я.

Слава богу, моя установка была в полном порядке, ребята уже стянули чехол с нее и скручивали его по-походному. «Заводи!» - только и крикнул мне Шурик Липнерович, командир нашего боевого экипажа ЗСУ-23-4 под номером 212. В слабых сумерках августа я видел в триплекс, как капитан Сорокин тряс пистолетом в поднятой руке, и как,  опустив  руки с ключами, стоял возле любимой  «лайбочки» - с открученными накануне нижними люками и текущими из-под нее потоками грязи -  младший сержант  Солдатенко. Но тут капитан лихо, по-кавалерийски, вскочил на свой командирский бронетранспортер  и махнул нам рукой: «Вперед!»

Обдав грязью и дымом дизелей несчастного Валерку, мы рванули следом за командиром. Куда? Да кто же его знал, куда!

Но на самой вершине горного плато мы резко нажали на тормоза и услышали в наушниках команду Сорокина: «Включить высокое! Поднять антенны! Начать поиск!» Мать твою: сомнений уже не было – началось! То, чего ждешь с первого дня службы: не учебной, а настоящей, боевой тревоги. А когда через несколько минут наш командир Шурик испуганным голосом доложил Сорокину: «Вижу цель, сопровождаю!» - тут я окончательно проснулся и понял: писец, война! «Взять цель на автомат!» - приказал железным голосом комбат. Я поежился в своей кабине, словно от мороза, хотя становилось жарко.  «Докладывать данные цели!» - словно во время тренировки продолжал приказывать Сорокин. «Дальность, - доложил Шурик срывающимся от волнения голосом, - два километра, цель движется рывками». «Ясно, - сказал я сам себе, - вертолет. Значит, идет на нас. И скоро прозвучит команда «Огонь!»

Светало быстро: август все-таки. Да и за всей этой суетой время летело удивительно незаметно.

Цель Шурик потерял: она вдруг исчезла с экрана локатора (как потом стало ясно, это был мотоцикл на дороге соседней с нами горы), о чем он и доложил испуганно комбату. Но тот вдруг в ответ, вместо того, чтобы наорать на нас, как-то устало, а может и разочаровано,  приказал антенны опустить, высокое напряжение выключить и приготовиться к маршу.

Капитана Сорокина на Дальний Восток перебросили из Западной группы войск, кажется, из Германии. Новые, с иголочки,  зенитные самоходки  - «Шилки» он осваивал вместе с личным составом где-то на полигоне в районе Азовского моря. Поэтому вся жизнь среди уссурийской тайги, в диковатых местах по сравнению с обжитой Европой,  ему была не особенно по нраву. А тут еще нас, сразу четверых механиков-водителей, прислали в батарею  после танковой учебки, где мы осваивали исключительно средние танки – от легендарного  Т-34 до современного тогда Т-62. Водить такую «хрупкую», по сравнению с танками, технику, как ЗСУ-23-4 (где 23 – калибр снарядов, а четыре – количество пушек), нас, разумеется, никто не учил. Осваивали, что называется, на ходу. Слегка пижонистый Сорокин (одни его коричневые лайковые перчатки чего стоили!) всеми правдами и неправдами пытался вышибить из нас дух «мазутчиков», как звал он танкистов. Но это ему плохо удавалось. Мы продолжали водить свои «хрупкие машины» (все-таки электроника была в башне, новейшая!) так, как водили на полигонах Т-34: лихо, со всевозможными приемами преодоления препятствий, отчего, по выражению нашего комбата, у него на командирском месте ноги «взлетали выше головы».

Дождь временами прекращался, тучи на мгновение светлели: занимался воскресный день 21 августа 1968 года.

Для кого-то знаменательный, для кого-то знаковый. А  для нас, служивших тогда на Дальнем Востоке, на самой границе с Китаем,  этот летний теплый день начинался именно так – с тревоги, с непонимания, что случилось на самом деле в мире? Но со смутного осознания: что-то все-таки случилось!

Накануне, у печи столовой Пушкинского полигона,  он, этот воскресный день,  мне виделся ясным и солнечным, без единой тучки на каком-либо небосклоне.  

Печь была своеобразная: этакая черная пещера под полигонной столовой, куда мы по команде повара то совали дрова, то в экстренном порядке выгребали их наружу.  А сначала дрова надо было найти в лесу, натаскать к столовой. Таскать маленькие бревнышки народ  не захотел, в итоге приволокли несколько толстых деревьев и потом  надрывались, пытаясь расчленить их на части.
Пойти в истопники предложил Юрка Наумов – водитель с установки командира взвода лейтенанта Драпезы по кличке Шкипер.

Клички в армии лепятся по каким-то невообразимым правилам. Меня все звали Кацо. Что я имел общего с Грузией? Да просто однажды на вопрос Юрки Наумова, кто я по национальности, ответил шутливо словами Маяковского: «Я не из кацапов-раззинь: по деду я сечевик, а по рожденью -  грузин». И все – Кацо!  Юрка был Золотце – его так звал-величал лейтенант Драпеза. Особенно, когда злился на него: «Ну ты золотце! Ну ты, Наумов, и золотце!»

Мишку Харлана – заряжающего, а потом второго оператора нашей установки, звали Графом. Графского в нем было ровно столько же, сколько во мне грузинского. Но Графом его звали тоже не просто так. Ему, как заряжающему, то есть последнему номеру в нашем экипаже, при обслуживании установки  доставалась самая тяжелая, а главное -  грязная работа: выколачивать траки. Земля в них прессовалась до твердости камня и очистить по  другому, кроме как бить по тракам молотом, было невозможно. Граф, чистюля и даже в чем-то белоручка, ибо службу начинал в спортроте, где самым грязным снарядом для него была штанга, каждый раз  перед битьем траков  курил долго, обиженно сопел, смотрел мимо установки своими голубыми глазами куда-то  вдаль. Не надо было напрягаться, чтобы понять: Мишкина душа  страдает. У всех была работа как работа – у кого в башне, по обслуживанию комплекса, у кого, как у водителя, в кабине,  и только у него грязь. Вот почему ему была присвоена столь величественная кликуха – Граф.

Втроем: Граф, Золотце и я – мы и отстояли жуткую смену перед  пылающим чревом столовской печи, став и сами чернее чертей. Пришлось после наряда отправиться на горную речку, чтобы хоть немного смыть с себя копоть от печи, а грязное обмундирование убрать подальше в вещмешок – до капитальной постирушки.  И  было извлечено новенькое  хэбэ – в  предвкушении заслуженного  воскресного  отдыха.

Но не тут-то было. Когда мы вернулись на полигон за своими вещами, палаточный городок под развесистыми приморскими дубами исчез, словно его и не было никогда.  И везде метались люди, собирая остатки имущества. Нам оставалось только скрутить свои вещмешки, и снова двинуться в парк, к установкам. Солдатенко, весь в грязи, все-таки завернул брошенные накануне люка. И батарея к маршу была готова. Не хватало только одного человека – Шкипера! Ни по тревоге, ни сейчас он не явился. К Сорокину лучше было не приближаться: он был мрачен, шипел, как раскаленный утюг. В  последний раз взглянул на часы, видимо, все еще надеясь, что Шкипер появится, потом занял свое командирское место в переднем люке бронетранспортера, выкинул, словно Чапаев, руку вперед: «За мной!»

И начался трудный марш по раскисшей, разбитой тысячами машин, орудий, тягачей и установок грунтовой дороге.

Войска с полигона растянулись на несколько километров, не особенно-то уступая друг другу дорогу. Грязь захлестывала триплекс, на какое-то мгновение терялась видимость – и тут важно было не врезаться  в стоящую или идущую впереди технику. Приходилось все время мотать установку то влево, то вправо, затягивая  рычаги почти до упора, чтобы с ходу не ухнуть в какую-нибудь, размером с болото, ямину. Ребят в башне укачало. Они свешивались из люков, чтобы не травануть  на броню.

В одном из сел, улицы которых  в эти воскресные тревожные часы были удивительно пусты, я услышал команду Шурика: «Тормози! Колодки упали!» Пришлось встать, под дождем поднимать набрякшие деревянные колодки, которые мы возили с собой  для надежности крепления установок на железнодорожных платформах.  Пока таскали  колодки, пока, чертыхаясь, заново их крепили, колонна ушла вперед. Пришлось догонять…

И тут я увидел его – нашего «славного» командира взвода лейтенанта Драпезу. Шкипер, хуже мокрой курицы, в парадной форме, сидел, вцепившись в скобу, сзади башни установки Юрки Наумова. Его мотало и кидало, грязь,  летевшая из-под задних подкрылков, лупила  по спине. Но доблестный экипаж лейтенанта Драпезы не желал пускать дезертира в башню, на командирское место. Это еще ему повезло, что он увидел свою батарею, а ребята притормозили и подобрали его. Забегая вперед,  скажу, что ночная самоволка  для нашего лейтенанта закончилась плачевно: он был вызван к командиру дивизии на разговор. «Что, - якобы сказал ему комдив, - на гражданку захотел!? Вот хрен (словцо-то было похлеще этого – А.С.)  тебе!» И  показал ему известный жест в виде вытянутой руки. Был  суд офицерской чести,  и его, 35-летнего офицера, лишили одной звездочки. Некоторые офицеры в его возрасте уже становились майорами и подполковниками, а тут - жалкая маленькая звездочка на одном просвете, между двумя заметными пятнышками от бывших двух звездочек. Юрка Наумов, наш штатный юморист, неоднократно потом поглаживал погоны своего командира, проявляя поддельную заботу: «У вас тут  надо бы почистить, товарищ младший лейтенант!»

Но это все будет потом. Как и слезы Золотца, совсем неожиданные для меня: чтобы Юрка Наумов, закаленный сибиряк, охотник, спортсмен-борец   – и плакал!?

Это был первый для нас с Юркой Наумовым  выезд на полигон. Бывалые бойцы нашего славного зенитного дивизиона воспринимали полигон как некую курортную вольницу. Особенно шоферы с транспортных машин. По их рассказам выходило, что полигон – не служба, а рай. Некоторые из них умудрились даже обзавестись подружками в маленьком лесном селе Пушкино. Впрочем, жить летом на полигоне – это совсем иное дело, чем торчать в полковой  казарме, да еще то париться  в наряде на кухне, то сутки стоять  в карауле. И уж, конечно, ни о какой Чехословакии мы там, «у границ земли дальневосточной», и думать не думали. Нам хватало Китая под боком - с его постоянными угрозами нападения, что потом  и случилось в марте 1969 года. А посему и эта тревога - с двадцатого на двадцать первое августа 1968 года нами связывалась только с нашим агрессивным соседом.

Нам с самого начала службы в зенитном дивизионе объяснили, что время подлета китайских самолетов до расположения нашего полка – 20-30 минут. А потому и готовность наших зенитных самоходных установок, названных в честь одной из сибирских рек «Шилками», должна быть соответствующей.

Мы покидали полигон, не отстреляв и половины необходимых упражнений, в полном неведении, что случилось на самом деле.

На какой-то тупиковой станции (а может, и не станции вовсе, а разъезде) нас уже ждал состав с платформами для установок и парой теплушек для личного состава. Грузились быстро, нервно, наверно, потому и случилась беда. Старшина второй батареи – старший сержант, без пяти минут дембель, красавчик  цыганистой внешности, командовал погрузкой своих установок.  Стоял на платформе, спиной упершись в одну «Шилку» и показывая ладонями «лево-право» механику другой. Как и почему опытнейший водитель вместо задней скорости врубил переднюю, понять невозможно. Но его установка дернулась вдруг вперед, прямо на стоявшего перед ней старшину – и двадцатитонная  железная махина придавила его  точно на уровне грудной клетки. Старшину – белее белой бумаги, без единой кровинки в лице  -  увезли на командирском БТРе в ближайшую больницу.  И больше в дивизионе он не появился. Но ходили слухи, что он, слава богу, остался жив, и что даже женился на медсестре военного госпиталя, которая его и выходила.

А наш эшелон без единой остановки – впервые за полтора года службы, на сплошные «зеленые» светофоры  проскочил по дальневосточной железной магистрали до конечной станции поселка Липовцы, где и квартировал наш отличный танковый полк..

О Чехословакии и вводе войск мы узнали лишь в расположении части… Но где та Чехословакия и где были мы? Хотя, что бы не случалось в нашем огромном государстве, непременно рикошетом ударит по каждому из нас лично. Однажды я застал Юрку Наумова в углу бокса, за установками, со слезами на глазах. Он протянул мне письмо: из его сибирской деревни  коротко извещали, что его друг, кстати, тоже механик-водитель танка,  убит в Чехословакии. «Ну, суки, - говорил сквозь слезы Юрка, - я бы с ними поквитался!»

Не верилось, хоть убейте, не верилось, что братья - чехословаки, друзья, славяне, можно сказать, одна социалистическая семья, с которой мы делили  хлеб-соль, могли поднять руку на нас. И даже убивать вот таких девятнадцатилетних пацанов из Советского Союза, которых послали им на помощь – а для чего же еще? -  наши главные командиры.

Что я мог сказать Золотцу в утешение? Какие слова? Тогда я не знал, что надо говорить в подобных случаях, ибо никто из моих друзей еще не погибал - ни в танке, ни  на границе с Китаем. Наше поколение, призванное в армию в 67-ом году, начнет вести счет военным потерям как раз с августа 68-го. Потом в марте 69-го -  на советско – китайской  границе, в районе острова Даманского…

И уж только сейчас, читая роман «Таинственная страсть» известного антисоветчика Василия Аксенова (а как я зачитывался перед армией его рассказами и  повестями!) о времени « шестидесятников», узнал, как он накануне и в ту же самую ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1968-го, бражничал в Доме творчества Коктебеля. И вместе с ним развратничали и пили  поэтические кумиры того времени – Окуджава, Евтушенко, Рождественский  и другие  «протестанты» против ввода войск в Чехословакию. И что иначе, как «пьяной солдатней», «обезумившими танкистами», Аксенов моих сверстников не назовет.

Откуда ему привиделись в Коктебеле эти самые «пьяные советские танкисты»? Может, от чрезмерно принятых доз? И почему вдруг стреляющие по нашим солдатам чешские юнцы ему казались чуть ли не святыми? И кто сказал, что они имели  право убивать, а нашим солдатам было заказано даже защищаться? Впрочем, так считали «коктебельские протестанты». И их главный идеолог Василий Аксенов, который просто мечтал, чтобы наших танкистов в дружественной нам Чехословакии встретили пулями и «коктейлем Молотова».

Ничего этого мы  не знали. Не знали, например, что не обученные водить танки по асфальтированным и мощенным дорогам, наши ребята опрокидывались с боевыми машинами в ущелья. Не знали, что наших сверстников встречали не хлебом-солью, как в мае сорок пятого, а выстрелами из-за угла. Мы знали только одно: там, на улицах Праги и других чехословацких городов, почему-то гибнут такие же, как мы,  солдаты! И слезы Юрки Наумова были чисты и вызывали лично у меня праведный  гнев. Он порывался написать заявление на командира части, чтобы его отправили в Чехословакию, но я его остановил: потерпи, говорил  ему, хватит войны еще и на нашу долю!  И она не заставила себя долго ждать: до марта 69-го оставались считанные месяцы…

Анатолий Строев, танкист, старший лейтенант запаса – специально для АНН.

osankin  Сей рассказ явно кем-то приукрашен, после 6-ти сожённых Т-62 я даже бегло читать не стал.  Потому как подбили только один, его все видели. У новогазетчиков как всегда сильно альтернативная история с одной целью. ОБОСРАТЬ

Лучше переходите на более качественную и документальную литературу, пресса не самый надёжный источник.


ЗЫ.  Вот лучше что почитать, отличнейшая книжка, качество материала на высоте.

Терехов.Боевые_действия_танков_1944г.djvu

Цитата: Danila от 20.07.2010 01:34:24
osankin  Сей рассказ явно кем-то приукрашен, после 6-ти сожённых Т-62 я даже бегло читать не стал.  Потому как подбили только один, его все видели. У новогазетчиков как всегда сильно альтернативная история с одной целью. ОБОСРАТЬ

Лучше переходите на более качественную и документальную литературу, пресса не самый надёжный источник.


ЗЫ.  Вот лучше что почитать, отличнейшая книжка, качество материала на высоте.

Терехов.Боевые_действия_танков_1944г.djvu

Да всё там было! И раззвиздяйство и героизм... Я с одним китайским поваром здесь в Англии общался по-русски (Во! Как бывает! Прикиньте!  :D), он участвовал тогда в тех событиях на Даманском, в качестве рядового... Как он сказал, что тогда ещё секретные "грады" такого "шухера" навели на китайцев, что они реально отказались что-либо делать! Я только сейчас из постов выше узнал, что там был "фейверк"! Просто снабили заряды всем ни чем попало! Но какой же ЭФФЕКТ! Однозначно! Китайцы "обосрались!"

Он (китайский повар) говорил, что остались только оплавленные пряжки от ремней и гвозди от САПОГОВ! Вот так, типа, ОНИ и считали потом сколько и где "испарилось"... Он говорит, что не попал под ТЕ УДАРЫ (а "грады", как я понял там "поработали" не один раз и не два), но он рассказал, что видел, ЧТО привозили из районов, попавших "под град"! Обуглившиеся полутрупы с остекленевшими глазами... Половина из них (по его личному впечатлению) сошли просто с ума!

Я узе не стал говорить, что есть в ВС РФ уже и "смерчи" и "ураганы", а "град" - это был просто "лёгкий гребной дождик" полсе обеда в солнечный весенний день...  8) >:(

Цитата: Danila
 Бардака не бывает только в голубых мечтах.

А вот снабжение БЧ РС-ов всем чем ни попадя звучит странно, данное изделие сразу с завода идёт с ВВ, кто и чем их будет снабжать ещё и главное как?

Бардак бывает везде, но не на столько!

Даже как "артеллерист-срочник", я не представляю, чтобы в боекомплект запихивали всё, что ни попало! Так что предыдущие посты (точнее, цитаты) Саадама выглядят некоторым "художественным свистом"... Я просто не представляю, что по команде "на расчёт" пошли бы не те "чемоданы"! Это просто не то, что не реально (в бардаке реально, но потом - вскроется!), а просто НЕНОРМАЛЬНО! Не знаю даже, как это объяснить неартиллеристам... Ну, для "сухопутчиков", это будет то же самое, что напялить сапоги на разную ногу! И бежать кросс в левом сапоге на правую и - наоборот... Как же там можно было перепутать?! Маркировка ведь всегда была и есть однозначная!

Ну не верю я, что вместо осколочно-фугасных или "термобарических" (кстати, аффтар уже заливает! Так как по его выражению "термические", или правильно сказать "заряды объёмного взрыва", в номенклатуре "градов" не было! Термобарические заряды появились только, ЕМНИП, на "ураганах"), ТАМ же в тексте появились какие-то "пресловутые дымовые" (это какие? номер изделия "в студию"! Для "градов"!) или какие-то ещё "чемоданы", весьма странного предназначения...

Короче, "дьявол в мелочах"! "Художественный свист" про Даманский Саадамом очень впечатляет, но... Не выдерживает критики по мелочам и тонкостям, что ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ... ??? >:(

Цитата: Danila от 20.07.2010 01:34:24
osankin  Сей рассказ явно кем-то приукрашен, после 6-ти сожённых Т-62 я даже бегло читать не стал.  Потому как подбили только один, его все видели. У новогазетчиков как всегда сильно альтернативная история с одной целью. ОБОСРАТЬ

Лучше переходите на более качественную и документальную литературу, пресса не самый надёжный источник.
ЗЫ.  Вот лучше что почитать, отличнейшая книжка, качество материала на высоте.

Терехов.Боевые_действия_танков_1944г.djvu

Уважаемый Данила!

Я обязательно посмотрю книгу, которую вы рекомендуете.

Что касается вашего мнения относительно источников - ваше право оценивать их по своему усмотрению никем не оспаривается.
Однако, позволю себе отметить один момент: независимо от источника всё вышеприведённое - воспоминания непосредственных участников событий. Между ними и вами есть "две больших разницы", как говорят в Одессе: они там были и выполнили свой долг, а вы пытаетесь судить о них с позиций нынешнего времени. Собственно, Анатолий Строев вам уже ответил:
Находится немало умников, которые, будучи сильны задним умом, с нынешних позиций, берутся судить о том времени

Что касается фактов, то память штука избирательная, тем более, когда человек говорит о том, чего непосредственно не видел. Но бывает и наоборот, когда он рассказывает о том, что действительно видел, а ему не верят. В качестве примера эпизод из собственной биографии.

В середине 80-х годов прошлого века на одно из праздничных собраний Казанского клуба историко-технического стендового моделизма были приглашены пилоты - ветераны Великой Отечественной войны. Один из них, рассказывая о последних воздушных боях над Берлином, упомянул о встрече с немецким истребителем, на котором были смонтированы крыльевые установки для стрельбы вверх над собой. Некоторые тогдашние "крутые спецы" по немецкой авиационной технике за его спиной крутили пальцем у виска - мол, сбрендил маненечко дедушка.
Много позже, в начале 90-х, когда отечественные журналы "Крылья Родины" и "Моделист-конструктор" стали печатать материалы по немецкой авиационной технике времён второй мировой войны, выяснилось, что у немцев действительно были, пусть и в незначительном количестве, подобные машины, которые предзначались для "взламывания" построения соединений американских бомбардировщиков. Читая эти статьи я, честно говоря, с неприязнью вспоминал вышеуказанных спецов.

Цитата: X-Guard от 20.07.2010 08:09:01
Бардак бывает везде, но не на столько!
Ну не верю я, что вместо осколочно-фугасных или "термобарических" (кстати, аффтар уже заливает! Так как по его выражению "термические", или правильно сказать "заряды объёмного взрыва", в номенклатуре "градов" не было! Термобарические заряды появились только, ЕМНИП, на "ураганах"), ТАМ же в тексте появились какие-то "пресловутые дымовые" (это какие? номер изделия "в студию"! Для "градов"!) или какие-то ещё "чемоданы", весьма странного предназначения...

Короче, "дьявол в мелочах"! "Художественный свист" про Даманский Саадамом очень впечатляет, но... Не выдерживает критики по мелочам и тонкостям, что ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ... ??? >:(

Дымовые - 9M43.
Термобарических в номенклатуре действительно нет. откуда их автор взял?
И кстати, а как так может быть, что ТЗМок у них не было? они же в состав батареи входят (ТЗМ 9Т254). В народном хозяйстве ей делать нечего - на ней спец. стеллажи стоят.
Историю, что возникли проблемы с подвозом дополнительных БК, слышал, но это другое несколько.

Похоже, первоначальный авторский текст обрабатывал интернет-теоретик типа Храмчихина.  :)

Цитата: Николаич от 20.07.2010 08:17:33
Дымовые - 9M43.

Ну да, действительно есть (или были в ТО время?) 9M43...

Цитата
Термобарических в номенклатуре действительно нет. откуда их автор взял?

Оттуда же, откуда в СССР "ходил слух", что "на Даманском китайцев лазерами пожгли!"

А просто "наГРАДили" их "чемоданами". Весьма "нехилыми" и "площадными"... Кстати, сам остров тоже подвёргся удару "градов"... А та "китайская деревня" ("со всеми штабами, складами и госпиталями), куда ЯКОБЫ "случайно залетели чемоданы" - это просто "эпизод в войне"... Бывает!  ;)

Цитата
И кстати, а как так может быть, что ТЗМок у них не было? они же в состав батареи входят (ТЗМ 9Т254). В народном хозяйстве ей делать нечего - на ней спец. стеллажи стоят.
Историю, что возникли проблемы с подвозом дополнительных БК, слышал, но это другое несколько.

Похоже, первоначальный авторский текст обрабатывал интернет-теоретик типа Храмчихина.  :)

К этому тексту МНОГО ВОПРОСОВ! Но, "художественный"! Сойдёт "под пиво"...  ;)

Цитата: Николаич от 20.07.2010 08:17:33
Дымовые - 9M43.
Термобарических в номенклатуре действительно нет. откуда их автор взял?

Не впервой! Достанем и из грядущего(с)Формула Любви

Из нашего с Вами настоящего ТБ БЧ аффтар взял. Такие есть сейчас и для "Града" и для всего остального, и довольно давно. Текст вообще изобилует художественным свистом. Чего стоят только подбитые Т-62

Странно, что отделяемых БЧ или самонаводящихся не нашел

Цитата: osankin от 20.07.2010 08:10:51
В середине 80-х годов прошлого века на одно из праздничных собраний Казанского клуба историко-технического стендового моделизма были приглашены пилоты - ветераны Великой Отечественной войны. Один из них, рассказывая о последних воздушных боях над Берлином, упомянул о встрече с немецким истребителем, на котором были смонтированы крыльевые установки для стрельбы вверх над собой. Некоторые тогдашние "крутые спецы" по немецкой авиационной технике за его спиной крутили пальцем у виска - мол, сбрендил маненечко дедушка.

Я бы, мягко говоря, тоже удивился...

Цитата: walt
значит пока с провокаторами обычными силами возимся - провокации будут повторяться
кого боимся?
почто на этих провокациях людей тратим?
если все будут знать, что на малейшую провокацию будет смертельный ответ
провокаторов свои же будут вешать

Вы предлагаете задействовать ЯО при любой попытке начала локального конфликта?

Цитата: Николаич
"Верная" Болгария де-юре две мировые войны против нас воевала.  >:(

К чести болгар - второй раз весьма формально. Ни на Восточном фронте , ни в карательных операциях на оккупированной территории болгары не замечены.

Цитата: walt
как там светочъ демократии Израиль реагирует в таких случаях..
чтойто я запамятовал

Пример неудачный. Израиль вона уже 60 лет реагирует и конца и края не видно.

Китайцам хватило одной таблетки, грузинам я думаю тоже, хотя с 08.08.08. это провокация по определению не грузинская, а тех, кто на это деньги выделил. Нет ни какой гарантии от того то к власти в сопредельных странах приведут продажных сук которые будут действовать вопреки интересам своих стран и вопреки нормальной логики. Частью провокации, может быть провоцирование нашей неадекватной реакции на нее с последующим разжиганием русофобии и создания полосы отчуждения вокруг нас. Думаю что "мягкое" разрешение конфликта вокруг Грузии, способствовало и урегулированию проблем на Украине. Нас и так хотят представить злобными варварами, зачем помогать в этом?

Цитата: walt
ухты! - а Профит?

Вьетнам - Камрань
Куба - ну кроме отличной базы морской и воздушной в Карибском бассейне, мы получили тысячи кубинских добровольцев, которые воевали во многих частях света фактически вместо "добровольцев" советских.

Цитата: walt
я не вижу последстви для Мишико за 888
ну убили ему сколько-то народа ну потерял он то, что и так не его
дальше что?

Китайцы потеряли несколько тысяч? - так для них это наоборот благо - им там тесновато

ГДЕ реально серьезные последствия за убийство наших граждан??

У меня в подписи есть ссылка на мою статью. Там есть раздел про Грузию. А в этом разделе высказаны мысли почему так не сделали. Почитайте.

Цитата: D9ID9I ALT2 от 20.07.2010 11:35:05
Я бы, мягко говоря, тоже удивился...

Потому, как они были фюзеляжные

Цитата: Николаич
Да нет, здесь как раз все верно. "Верная" Болгария де-юре две мировые войны против нас воевала.  >:(
Только вы путаете добрые отношения и нежелание руки в крови пачкать сверх крайней необходимости.

Она так "воевала", что противнику с того не было ничего, кроме геморроя. Побольше бы противникам нашим таких союзничков, как болгары с румынами

Кстати, Болгария - своего рода лакмусовая бумажка. Чью сторону в мировой войне они выбирают - та обязательно проигрывает. Я на месте САСШ бы задумался

Впрочем, УЖЕ ПОЗДНО

Цитата: f22r
Я не слежу за риторикой, в основном изучаю локальные конфликты второй половины 20 века, очень многие понимают что Россия отстала от запада в развитии ОбЫЧНЫХ ВС (я имею ввиду оснащение частай, а не все разработки, хотя в двигателестроении и электронике отстали здорово), это хорошо показывает Афганистан 1 и 2 чечня и наконец Осетия.

Особенно умиляет Афган. Я до сих пор считаю его вершиной армейского военного искусства.
Может разберем, чего он там Вам показал в смысле отставания от ВС НАТО?  8)

Цитата: f22r
Россия отстала от запада в развитии ОбЫЧНЫХ ВС

Дадим отпор оголтелой либерасне!

Советского Союза больше нет, но его смертоносное оружие осталось. Знакомьтесь - Ми-24.

William L. Smallwood, фотографии - Chad Slattery перевод Д.Срибный

Цитата
Стейтон целый час исследовал Hind снаружи, прежде чем он открыл дверь кабины. Стенографисты следовали за ним и делали записи его замечаний, которых у него было множество. Он был впечатлен пол-дюймовым слоем брони, которая окружала кабины стрелка и пилота и защищала жизненно важные части двигателей и трансмиссии. Он был также впечатлен большими круглыми лобовыми стеклами перед двумя кабинами. Инженеры-баллистики опредилили коэффициент преломления стекла и расчитали, что оно почти столь же пуленепробиваемо как стальная броня.
...
В начале двухнедельного периода обучения в Форте Polk, наземные войска обычно неспособны защитить себя против атак Hind'а, но к концу они набираются опыта в выбивании вертолетов с неба. При ночевке под открытым небом в поле в течение нескольких дней, они часто бегают без сна, что замедляет их способность реагировать. И хотя они, возможно, обучались действовать против американских вертолетов в своих домашних базах, они никогда не видели что-нибудь летающее такой скоростью как Hind. "Эта штука атакует не так как американские вертолеты", восхищается Реджинальд Фонтенот, директор OTSA. "Все это очень внезапно - сразу - БУМ! После ребята даже удивляются, как они были напуганы. Они действительно почуствовали себя на войне".
...
Hind тих, плавен, мощен и быстр. И в разговоре после полета Стейтон и его товарищ армейский пилот Стив Давидсон сделали большее количество восхищенных комментариев.
"Он вынослив как трактор".
"Поставьте его в сарай на год, затем зарядите батареи и вы можете сразу лететь. С нашими вертолетами это не получится".
"Он идет гладко, точно так же как старый  Кадиллак 62 года".
"Смажьте его хорошенько и вы сможете лететь на нем в течение сотни часов".
Наконец, Стейтон произнес то, что на мой взгляд служит высшей почестью. В один день во время беседы, он откинулся назад  и сказал, "Вы знаете, если бы я хотел летать на вертолете только для удовольствия, вне всяких сомнений Hind оказался бы на самом верху моего выбора".

http://www.airforce.…i24usa.htm

Цифирьками полезной нагрузки утомлять не буду. Сами найдете если в методичке не написано.