Муки оперативного творчестваПо плану, разработанному под руководством заместителя начальника Второго главка полковника Л.В. Пашоликова, удалось выманить из квартиры объект и его жену с дочерью. Для этого токсикологи из лаборатории КГБ обработали стол и кресло в кабинете Пеньковского некой раздражающей субстанцией, и у него на ягодицах и ладонях появилась экзема. Заранее проинструктированные врачи поликлиники ГРУ, куда полковник обратился за помощью, под предлогом обследования поместили в стационар всю семью.
Оставалась мать Пеньковского – Клавдия Власовна. Она постоянно проживала в Одинцово, но на время госпитализации сына, невестки и внучки переехала в их квартиру, став камнем преткновения для негласного обыска. Внешне женщина – божий одуванчик из российской глубинки. Но по агентурным данным – очень хитрый и недоверчивый человек, не подступиться.
Ионов и Киселев поняли, что вызвать ее к участковому, в поликлинику или в ЖЭК (то есть применить традиционный набор, пропахший портянками уполномоченных ВЧК времен военного коммунизма) не удастся. Тетя Клава, не видя реальной причины для вызова, заподозрит подвох и уйдет в «глухую оборону». А если даже и клюнет, сколько времени могут продержать ее в ЖЭКе или в поликлинике? Час? Полтора? Нет, для полноценного обыска этого мало.
Стало ясно, что нужно отступить от традиционных уловок и организовать нечто из ряда вон. Поставить такой спектакль, чтобы тетя Клава только происходящим на сцене действом и жила. А о буфете и не помышляла.
Слуховым контролем квартиры было установлено, что тетя Клава утром следующего дня собралась на Центральный рынок за фруктами для внучки, чтобы затем отвезти их в больницу. «Ну вот, – сказал себе Ионов, – забот меньше: тетка выйдет сама. Но на все про все у нее будет максимум два часа. Для «Свадьбы» маловато!»
Впрочем, было еще одно обстоятельство. Существует физический закон, или даже не закон – явление. Сразу после использования самой совершенной отмычки замок начинает капризничать, а родной ключ то заедает, то проделывает холостые обороты. Потом все нормализуется, но сразу после совокупления с отмычкой замок будет давать сбой.
Рачительный хозяин, безусловно, обратит внимание, что замок работает не так, как раньше. А уж профессионал и подавно поймет, что в замке ковырялись отмычкой. Как это случилось четырьмя годами ранее при проникновении в жилище предыдущего шпиона – подполковника Попова. О чем он на допросе сам и сообщил.
Лучшим вариантом было использовать родные ключи. Но как завладеть ими? И тут Николая Ионова осенило: надо подключить вора-карманника!
В комитетских учетах нашли одного. Но оказалось, что из-за отсутствия сферы применения его талантов он давно передан «соседям» – в систему МВД. Тогда Ионов позвонил своему другу детства, а ныне начальнику отдела уголовного розыска капитану Алексею Кондрашову.
«Коля, карманник экстра-класса у меня есть, – ответил Кондрашов. – Впрочем, ты его знаешь, жил он в соседнем дворе. Да-да, Алик Непорочный!»
Щипач и джентльмен удачиВ середине 1950-х во дворах у Тишинского рынка можно было встретить отдыхавшего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину. Ученика еще более знаменитого Васьки Бриллианта – иконы криминального мира СССР.
Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню, бесплатно показывая и объясняя разные фокусы. Ловкость рук – и никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить какой-нибудь трюк. И следил, что делают мальчишки.
Был в той ватаге Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный. Маленький, азартный, выросший без отца. Отсюда и прозвище: появился, дескать, от непорочного зачатия.
У Алика и карты вынимались нужные, и пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником.
До встречи с Малиной он как-то недооценивал ремесло карманных воров. Оказалось – зря. Щипач – это не накачанный амбал-отморозок, который способен лишь на вульгарный разбой, сила есть – ума не надо.
Щипачи на Руси всегда считались высшей кастой преступного мира. Артисты, виртуозы. Сами себя они сравнивают с пианистами. Говорят, три дня не «поиграешь», огрехи в исполнении будут заметны только тебе самому. Через неделю – заметят братья по ремеслу. А уж через месяц – можешь и «выступление» провалить: схватят за руку.
Преступный мир всегда преклонялся перед железной дисциплиной щипачей. Спиртным не злоупотребляют, спят всласть, по утрам – зарядка. Словом, блюдут режим. А это ох как непросто при жизни воровской!
За два часа до выхода на работу ничего не едят и не пьют, даже чая. Как пограничники перед заступлением в наряд. Это воздержание заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы»: обостряются зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной.
Карманников сравнивают и с каскадерами. Чего ради, спрашивается, каскадер, перекореженный в десятке трюков, отдающий себе отчет, что каждый очередной финт может стать последним, все равно прыгает на полном ходу с поезда или с крыши десятиэтажного дома?
Каскадер обычно отвечает: «Это мой образ жизни, я не могу без риска, жизнь без опасностей кажется пресной». То же самое может сказать о себе и классический карманник.
|
В КГБ СССР были серьезные специалисты по проведению негласных обысков у подозреваемых. Кадр из телесериала «ТАСС уполномочен заявить» (1984)
|
З
вездный час у павильона «Космос»Апофеозом карьеры Непорочного стало лето 1957 года. В Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Все подозреваемые в неблагонадежности в преддверии фестиваля подлежали выдворению за 101 километр.
Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями.
По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Что-то раздаривал, что-то продавал по дешевке дворовым корешам. Бумажники с разноцветными банкнотами придерживал до возвращения из ссылки «деловых» – валютчиков.
Однажды на ВДНХ Алик «срисовал» иностранца, который выгодно выделялся из горластой фестивальной толпы. Во-первых, белый. Во-вторых, возраст – за сорок. В-третьих – дорогой «прикид» в идеальном состоянии. Словом, все так и кричало о неиссякаемой кредитоспособности клиента.
Скомандовав себе «на абордаж!», Адик заточенным серебряным полтинником «Сеятель», зажатым между указательным и средним пальцами, подрезал задний карман иностранца.
Эх, знать бы Алику, что «упакованный фраер» – не только его «тема», но и объект круглосуточных бдений «топтунов» из Службы наружного наблюдения КГБ. Разведчик, «сидевший под корягой» (то есть под прикрытием секретаря посольства одной уважаемой европейской страны), только-только в одно касание получил от своего агента микрофотопленки, которые поместил в бумажник. Он-то и стал добычей Непорочного.
Не успел Алик удалиться и на пару шагов, как был взят под белы руки и на оперативной «Волге» доставлен в Лубянскую тюрьму, известную как «нутрянка». Вскоре туда же доставили и пострадавшего во вспоротых портках.
Карманник на подпискеДопрос, более походивший на «вербовку в лоб», проводил серьезный дядя в погонах майора гэбэ. Свою партию он исполнил в стремительном темпе. Не тратя времени на увертюру, он показал Непорочному фотографии, где тот был запечатлен рядом с жертвой в привычном для щипача ракурсе.
Дядя в погонах пояснил, что отсутствие судимостей у Алика – это не его заслуга, а недоработка работников МВД, которую Лубянка легко исправит. Непорочный попытался разжалобить майора: дескать, бес попутал, это в первый раз, отпустите, дяденька, больше не буду.
Майор, посмеиваясь в усы, заявил, что Лубянка – не богоугодное заведение. И фото с ВДНХ вмиг окажется на столе начальника МУРа, если Алик не окажет помощь самой гуманной в мире дружине. С чистыми руками, горячими сердцами и холодными головами. Адик понял, что торг здесь неуместен, и заверил дядю в погонах, что готов выполнить любое его поручение.
Действительно, и на очной ставке с «иноземным фраером» в тюрьме, и на судебном процессе Алик полностью изобличил супостата, дав показания, что именно из его кармана «случайно» извлек шпионские материалы.
Иностранец ввиду его дипломатической неприкосновенности после суда был объявлен persona nоn grata и выслан из Союза. Непорочного после суда не отпустили. И дело не в отсутствии у него дипломатического иммунитета.
Если соль профессии официанта в чаевых, журналиста – в поиске сенсаций, то соль профессии гэбэшника – в вербовках. Завершив одну, он готовит следующую, чтобы приобщить к своему промыслу еще одного тайного помощника.
Их много. Их сорок сороков. Они – ударный отряд любой спецслужбы. Среди них люди разных вероисповеданий, профессий, национальностей, возрастов и сексуальной ориентации. Особо почитаемыми являются кадровые офицеры из противоборствующих спецслужб, дипломаты, ученые, журналисты, писатели, артисты – как наши, так и иностранные. Разумеется, речь идет не только о мужчинах, но и о женщинах.
Ремесло Непорочного в эту номенклатуру не входило. Но нет правил без исключений – почему бы не завербовать щипача-виртуоза? Этот малолетка совсем не промах и может оказать «конторе» еще не одну услугу.
В общем, перед тем как отпустить Непорочного на все четыре стороны, майор выложил перед ним бланк с машинописным текстом:
Подписка о сотрудничествеЯ, Поречный Александр Иванович, добровольно обязуюсь оказывать органам госбезопасности Союза ССР всемерную помощь в их борьбе с происками империалистических разведок.
Клянусь хранить в тайне все сведения, ставшие мне известными в ходе сотрудничества.
Для конспирации избираю псевдоним Смотрящий.
Подпись ____
Число _____
Кража в интересах госбезопасностиНепорочному хватило минуты, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.
– Только вот неувязочка одна имеется, гражданин оперуполномоченный, – обратился он к Ионову, почуяв в нем старшего. – Где гарантии, что в околотке будут вести со мной такие же задушевные беседы? В менты принимают не по интеллекту, а по анализам! Разговор у них с такими, как я, соответственный. В козлятник на трое суток без права переписки с ООН и ЮНЕСКО о правах человека...
– Ты цену себе не набивай, будто беременная кенгуру, – оборвал его Кондрашов. – Сказали же тебе, что даже в журнале происшествий регистрировать не будут. Товарищ, – капитан выбросил руку в сторону улыбающегося Ионова, – обо всем уже подумал... А под видом сознательных граждан, что на рынке повяжут тебя, будут выступать ихние... то есть наши люди. Раньше ты гарантий ни у кого не требовал, а теперь? Что изменилось теперь?
Алик вопрос проигнорировал. Сложив губы трубочкой, он сосредоточенно пускал кольца табачного дыма в потолок.
– Ну, что ж, – Ионов пошел ва-банк, – если наш друг сомневается, настаивать не будем. Я генералу так и доложу... Кстати, Алексей Евгеньевич, – взгляд в сторону капитана, – какое вознаграждение вы платите за риск?
– Когда как, Николай Григорьевич, – принял Кондрашов подачу, – иногда, в случае инвалидности, даже пенсию назначаем…
– Ну, до инвалидности, я уверен, дело не дойдет.
Психологический прессинг с использованием категорий «наш друг», «генерал», «вознаграждение» дал результаты. Алик тут же загасил сигарету.
– Нет, я что? Мне бы вот только рабочую руку не сломали... А остальное – разыграем как по нотам!
Дело – в шляпе, ключ – в замке.
Алик Непорочный слово сдержал.
На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами. Заточенным полтинником Алик взрезал ее хозяйственную сумку. Едва он успел завладеть вожделенной связкой ключей и кошельком, как на него с криком «Попался, гад!» навалились сознательные советские граждане, случайно оказавшиеся на Центральном рынке.
Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол. Мимо рынка очень кстати проезжал милицейский «уазик». Воришку, сознательных граждан и, конечно, тетю Клаву погрузили в машину и привезли в околоток.
Тут и началось: допросы, протоколы, очные ставки... Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И повезли всех обратно на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам и попросили вспомнить, кто и что делал и о чем в это время думал.
И так пять часов подряд. А как иначе? Профессионалы, они работают основательно!
– Ничего себе, сходила за клубничкой для внучки! – сжимая связку ключей и кошелек в руке, молвила тетя Клава при выходе из отделения. – Чтоб вам всем ни дна, ни покрышки!
Тем временем Алексей Киселев и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского и добыли убедительную доказательную базу его шпионского промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение сотрудников КГБ арсенал. Три миниатюрные фотокамеры «Минокс» – любимый инструмент шпионов тех и последующих времен, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки. Диктофоны, шифровальные таблицы, инструкции по связи. И несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.
Все обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, говорило о том, что Пеньковский предавался шпионскому ремеслу с маниакальной истовостью.
Суд и приговорЧерез две недели после обыска оперативники, дежурившие у перископа, увидели, как Пеньковский рассматривает советский общегражданский паспорт на чужую фамилию. Об этом доложили генералу Грибанову. Стало ясно, что объект намерен перейти на нелегальное положение. Владимир Семичастный согласовал вопрос с Никитой Хрущевым, и 22 октября 1962 года Пеньковский был арестован.
Проведенным расследованием было установлено, что в течение 18 месяцев Пеньковский передал американцам и англичанам более пяти тысяч фотоснимков совершенно секретных материалов военного, политического и экономического характера.
Кроме того, спецслужбы Западной Европы получили от своих англо-американских коллег списки с десятками имен сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.
Кроме того, предатель снабдил англо-американские спецслужбы стратегической информацией о военном потенциале СССР – в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причем в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние двух супердержав достигло апогея и возникла реальная угроза Третьей мировой войны.
Суд, проходивший в Москве 3–11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В.В. Борисоглебского, признал Пеньковского виновным в измене Родине и шпионаже. И приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.
Приговор был приведен в исполнение 16 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.
А по завершении операции «Свадьба» Алик Непорочный стал верховодить на «курсах начинающих щипачей». Молодая блатная поросль, которую он натаскивал, не ведала, что Алик – милицейский стукач по кличке «Смотрящий», и все они находятся под «колпаком» у МУРа.