История Великой Отечественной войны.

Небольшой латвийский город Лиепая (Либава) славился своим торговым портом, который не замерзал даже в самые суровые зимы. Естественно, что это свойство не могло не заинтересовать русских адмиралов. Однако изымать для военных нужд важный торговый порт в то время было нереально. Поэтому в 1890–1908 гг. для базирования кораблей Балтийского флота впритирку к торговому порту в 3 км севернее Либавы с помощью закупленного за границей оборудования был построен военный порт. В межвоенный период военно-морская база рухнувшей империи пришла в запустение, Латвийской республике она была просто не нужна.
С вхождением прибалтийских республик в состав СССР в 1940 г. база была лишь частично восстановлена в качестве военного порта. Советское командование осознавало уязвимость вынесенного почти к границе с Германией порта. Перед войной на Лиепаю базировалась только 1-я бригада подводных лодок. Незадолго до начала боевых действий Военный совет КБФ, заручившись поддержкой наркома ВМФ Кузнецова, вывел из Лиепаи два дивизиона подводных лодок с их плавбазами «Смольный» и «Иртыш». Их перебросили в Усть-Двинск. В итоге в базе осталось 15 лодок из 23 в бригаде в целом. Из них исправными к 22 июня 1941 г. числились лодки Л-3, М-77, М-78, М-79, М-81, М-83. Еще две лодки — С-9 и М-80 — имели мелкие неисправности. «Малютке» М-71 из-за коррозии корпуса было запрещено погружаться. Две субмарины заканчивали средний ремонт на заводе «Тосмаре» (С-1 и С-3), но еще не были боеготовыми. Бывшие латвийские «Ронис» и «Спидола» готовились к постановке в средний ремонт. Экс-эстонские лодки «Калев» и «Лембит» нуждались в проверке боезапаса и переоборудовании под советские стандарты. Помимо лодок, в Либаве находился отряд торпедных катеров (5 единиц) и катера охраны рейдов (4 единицы).
Мощности судоремонтного завода «Тосмаре» стали ценным приобретением для советского ВМФ. Естественно, их использовали, как говорится, «на всю катушку». Однако осознание надвигающейся опасности заставило вывести из Лиепаи в Таллин ремонтировавшийся минный заградитель «Марти». Причем неисправный корабль вытащили на буксирах. На «Тосмаре» остался в ремонте старый эсминец «Ленин». Пока война не началась, совсем прекращать работу завода было бы чрезмерной предосторожностью. Поэтому в ночь на 22 июня в Лиепаю для ремонта прибыл тральщик Т-204 «Фугас».

Цитата: Юрген от 14.08.2018 19:34:29Небольшой латвийский город Лиепая (Либава) славился своим торговым портом, который не замерзал даже в самые суровые зимы. Естественно, что это свойство не могло не заинтересовать русских адмиралов. Однако изымать для военных нужд важный торговый порт в то время было нереально. Поэтому в 1890–1908 гг. для базирования кораблей Балтийского флота впритирку к торговому порту в 3 км севернее Либавы с помощью закупленного за границей оборудования был построен военный порт. В межвоенный период военно-морская база рухнувшей империи пришла в запустение, Латвийской республике она была просто не нужна.
С вхождением прибалтийских республик в состав СССР в 1940 г. база была лишь частично восстановлена в качестве военного порта. Советское командование осознавало уязвимость вынесенного почти к границе с Германией порта. Перед войной на Лиепаю базировалась только 1-я бригада подводных лодок. Незадолго до начала боевых действий Военный совет КБФ, заручившись поддержкой наркома ВМФ Кузнецова, вывел из Лиепаи два дивизиона подводных лодок с их плавбазами «Смольный» и «Иртыш». Их перебросили в Усть-Двинск. В итоге в базе осталось 15 лодок из 23 в бригаде в целом. Из них исправными к 22 июня 1941 г. числились лодки Л-3, М-77, М-78, М-79, М-81, М-83. Еще две лодки — С-9 и М-80 — имели мелкие неисправности. «Малютке» М-71 из-за коррозии корпуса было запрещено погружаться. Две субмарины заканчивали средний ремонт на заводе «Тосмаре» (С-1 и С-3), но еще не были боеготовыми. Бывшие латвийские «Ронис» и «Спидола» готовились к постановке в средний ремонт. Экс-эстонские лодки «Калев» и «Лембит» нуждались в проверке боезапаса и переоборудовании под советские стандарты. Помимо лодок, в Либаве находился отряд торпедных катеров (5 единиц) и катера охраны рейдов (4 единицы).
Мощности судоремонтного завода «Тосмаре» стали ценным приобретением для советского ВМФ. Естественно, их использовали, как говорится, «на всю катушку». Однако осознание надвигающейся опасности заставило вывести из Лиепаи в Таллин ремонтировавшийся минный заградитель «Марти». Причем неисправный корабль вытащили на буксирах. На «Тосмаре» остался в ремонте старый эсминец «Ленин». Пока война не началась, совсем прекращать работу завода было бы чрезмерной предосторожностью. Поэтому в ночь на 22 июня в Лиепаю для ремонта прибыл тральщик Т-204 «Фугас».

Скрытый текст

В 4.50 22 июня Военный совет КБФ объявил по флоту о начавшейся войне с Германией. Около 6.30 командование флота получило радиограмму от Н. К. Кузнецова начать мероприятия, предусмотренные планом прикрытия. В дозор на подступы к базе были отправлены сначала две подводные лодки, а затем к ним присоединились еще две. План также предусматривал постановку минных заграждений на подступах к Лиепае. Прибывший ночью тральщик Т-204 оказался тут как нельзя кстати. За 22 и 23 июня он шесть раз выходил в море для постановки заграждений. Всего было выставлено 206 мин образца 1912 г. До конца года на этом заграждении подорвались немецкие «охотник» за подлодками, сторожевик и два тральщика.
До вечера 22 июня Лиепаю покинули подводные лодки «Лембит», «Калев», С-9, М-77 и М-78. Вслед за ними из базы в сопровождении всего одного пограничного катера ушел танкер «Железнодорожник», что позволило вывезти часть запасов жидкого топлива. Этот этап эвакуации прошел сравнительно благополучно, была потеряна только лодка М-78, потопленная утром 23 июня в районе Виндавы немецкой подлодкой U-144.
Вывод частей ВМФ из Лиепаи проходил не только по морю, но и по суше. Утром 23 июня на восток была отправлена 18-я железнодорожная батарея 180-мм орудий. Как писалось в расследовании обстоятельств потери Либавы, «на пути командование батареи получало ряд провокационных слухов даже от официальных лиц (некоторые начальники станций сообщали, что впереди немцами взорваны ж-д. мосты, на самом деле все они были не тронуты на всем пути следования батареи)». Если бы командиром батареи был склонный к панике человек, она была бы взорвана и ее искореженные орудия стали бы достопримечательностью, на фоне которой фотографируются оккупанты. Но, к счастью, этого не произошло. Пережив несколько авианалетов, 24 июня батарея прибыла в Ригу.
На эсминце «Ленин» утром 23 июня были введены в действие два из четырех котлов, корабль самостоятельно отошел от стенки. На нем началась приемка мазута. В этот момент в Лиепаю поступило сообщение от дежурного по станции Гавизе о том, что к городу движется поезд с немецкими солдатами. Ответ был простым, но эффективным. Навстречу эшелону был направлен паровоз без машиниста. Произошло столкновение, локомотивы сошли с рельсов, вагоны были сильно повреждены. Немецкие пехотинцы продолжили путь пешком. Попытка взять советскую военно-морскую базу кавалерийским наскоком провалилась. К 23 июня на южные подступы к городу были выдвинуты части 67-й стрелковой дивизии, которые остановили наступающих немцев на рубеже реки Барта. Серьезным аргументом обороняющихся были береговые батареи Лиепаи — три 152-мм и двадцать два 130-мм орудия. Они успешно справлялись с несвойственными им «сухопутными» целями. Для деблокирования гарнизона Лиепаи им на выручку был отправлен мотострелковый полк 28-й танковой дивизии вместе с двумя батальонами курсантов.
Однако появление противника на подступах к Лиепае круто изменило судьбу оставшихся в базе кораблей. Из двух ремонтировавшихся «эсок» на ходу была только С-3, но она была лишена возможности погружаться. «Ронис» и «Спидола» не имели аккумуляторов. Согласно докладу командира бригады Египко, их вообще планировали использовать в качестве зарядовых станций, а не боевых лодок. М-71 имела сильную коррозию корпуса, из-за которой лодке было запрещено погружаться. Субмарина была сравнительно старой, 1934 г. постройки. На М-80 была неисправна система пополнения запасов воздуха высокого давления для всплытия.
Командование базы охватила паника. Правда, позднее командующий базой Клевенский в ходе расследования обстоятельств оставления Лиепаи отрицал, что давал приказ на подрыв кораблей. Якобы решение было принято командиром «Ленина» капитан-лейтенантом Ю. М. Афанасьевым. Против этой версии говорит то, что помимо эсминца были взорваны подводные лодки, которые Афанасьеву никак не подчинялись. В итоге вечером 23 июня были подорваны эсминец «Ленин», лодки С-1, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола». Под аккомпанемент взрывов в 23.41 23 июня С-3 вышла в море. Перед этим она приняла на борт большую часть экипажа С-1, включая командира и комиссара. Финальным аккордом стал подрыв в 04.20 24 июня минного склада. Немцы в тот момент были еще в 12–15 км от города.
Позднее в материалах вышеупомянутого расследования указывалось: «Таким образом, в ночь с 23 на 24 июня вследствие растерянности и паники в руководстве ЛВМБ были уничтожены без вынужденной на то обстановки все находившиеся в Либаве боевые корабли, самостоятельно распущены и ушли все обеспечивающие средства, подорван минный склад и т. д., и в базе остался только дивизион ТК в составе пяти катеров». Экипажи кораблей усилили сухопутный фронт.
Тем временем лодка С-3 в ночной темноте медленно шла 5-узловым ходом вдоль берега. Можно только представить себе настроение экипажей, на глазах которых только что произошел подрыв кораблей. Вынырнувшие из предрассветной тьмы в 3.30 в районе маяка Ужава два корабля с незнакомыми силуэтами не обещали ничего хорошего. Это были «шнелльботы» — торпедные катера S-35 и S-60. 100-мм пушка «эски» не была надлежащим образом смонтирована и вести огонь не могла. Советские моряки отстреливались из 45-мм пушки и стрелкового оружия. Под шквалом огня 20-мм автоматов и пулеметов находившиеся на палубе и мостике были убиты или ранены. От интенсивной стрельбы автоматические пушки катеров вышли из строя. «Шнелльботы» атаковали лодку торпедами, но промахнулись. Вскоре в ход пошли ручные гранаты. Точку в этом бою поставила глубинная бомба, сброшенная у носа С-3 катером S-60. Получившая большую пробоину советская субмарина быстро затонула. Немцы подняли из воды 20 советских моряков. Оба командира лодок погибли.
Потерпев неудачу в прорыве к городу с юга, части дивизии Герцога начали обходить озеро Лиепая и лесистый район к юго-западу от Лиепаи. Теперь предполагалось атаковать ее с востока. На тот момент город еще не был окружен. В 3.30 24 июня из него ушел последний поезд. В течение 24 июня немцы производили перегруппировку и блокирование Лиепаи. Штурм был назначен на следующий день.

Следует сказать, что обороняющим базу войскам благоприятствовали условия местности. Естественными препятствиями для атакующих были озера Лиепая и Тосмаре. Частям дивизии Дедаева было достаточно перекрыть дефиле между озерами и между озерами и морем. Начавшийся утром 25 июня штурм не принес немцам решительного успеха, прорваться в город им не удалось.
Однако силы защитников под ударами немецкой артиллерии неуклонно таяли. Во время рекогносцировки был тяжело ранен и вскоре умер генерал-майор Н. А. Дедаев. К вечеру 25 июня потенциал обороны Лиепаи был практически исчерпан. У береговых батарей оставалось всего по 10 снарядов на пушку. Еще одного решительного штурма Лиепая могла уже не выдержать. Надежды на деблокирование также не оправдывались: мотострелковый полк и курсанты, посланные из Риги, к Лиепае так и не пробились.
В 15.45 26 июня из штаба 27-й армии 67-я стрелковая дивизия получила приказ, идущий вразрез со всеми предыдущими распоряжениями. Он гласил: «Не ожидая соединения с поддержкой, немедленным прорывом оставить Либава и, подчинив себе моторизованный полк, батальоны Рижского училища и 114-й стрелковый полк, отойти на рубеж р. Лиелупе». Почему Берзарин вдруг решил отказаться от удержания Лиепаи — очевидно: захват немцами утром 26 июня Двинска резко изменил обстановку на фронте. Войска получили приказ на отход на рубеж Западной Двины. Чем дальше бы отошел фронт, тем труднее было бы к нему пробиться. Сложилась парадоксальная ситуация: армейцы стали готовиться к прорыву, а командование военно-морской базы никаких указаний о ее эвакуации не получало. Клевенский стал лихорадочно запрашивать командование флота — что делать? Комфлота Трибуц связался с наркомом ВМФ Кузнецовым и получил «добро» на эвакуацию. Приказ был «все, что нельзя вывезти, нужно уничтожить».
В число уничтожаемых попала лодка-«малютка» М-83. Она вернулась с позиции под Лиепаей ввиду поломки перископа и повреждения глушителя дизеля, из-за которого вода начала поступать в двигательный отсек. Поскольку база была фактически разгромлена во время паники в ночь на 24 июня, отремонтировать лодку было некому и нечем. Командир бригады Египко в написанном по горячим следам событий докладе сетовал, что командир М-83 фактически проигнорировал его приказ следовать в Усть-Двинск. Реально приказ был получен на лодке уже после рокового возвращения в Лиепаю. К слову сказать, остальные лодки дозора (Л-3, М-79, М-81) благополучно избежали гибели. В итоге в 2.30 27 июня М-83 была затоплена экипажем в морском канале Лиепаи.
Раненых, которых было уже более тысячи человек, решили вывезти морем. Морем же эвакуировалось командование базы во главе с Клевенским. Госпитальное судно «Виениба» вышло из Лиепаи в 5.00 утра 27 июня в сопровождении трех торпедных катеров. Около 6.00 оно было атаковано немецкими самолетами и вскоре потоплено. Вместе с ним был потоплен один катер. С «Виенибы» спаслось только 15 моряков. Еще один катер был поврежден «шнелльботами», с него сняли экипаж и катер бросили. Остальные вышедшие из базы корабли относительно благополучно добрались до Риги. Тем не менее судьба «Виенибы», С-3 и М-78 говорит о том, что прорыв «Ленина» и неисправных лодок вовсе не был гарантирован. М-83 тоже получила повреждения после срочного погружения под атакой «шнелльботов». Встреча с противником была весьма вероятной. Поэтому в прорыве из Лиепаи легко могли поставить точку торпеды «шнелльботов», подводных лодок или бомбы самолетов Люфтваффе.
В 10.00 27 июня, после 10–15-минутной артподготовки, начался прорыв из Лиепаи сухопутных частей. Прорывались они двумя колоннами по разным направлениям. Одна пробивалась вдоль побережья на север, вторая — вдоль шоссе и железной дороги на восток. Первой удалось пробить брешь в обороне противника и вырваться на свободу. По признанию немцев, закрыть «окно» прорыва им удалось с большим трудом. Второй колонне повезло меньше. Командир курсантской роты В. А. Орлов позднее вспоминал: «Выбор направления вдоль железной дороги и Гробиньского шоссе был неудачным… прорваться здесь из кольца окружения не удалось». Проскочившие на север, отряды позднее соединились с главными силами Северо-Западного фронта в районе Риги и Крустпилса. Всего из Лиепаи удалось выйти 2 тыс. человек. Те части, которые не смогли прорваться, отступили в город и продолжили сражение на его улицах. 28 июня последовала еще одна попытка прорыва, частично удавшаяся. Уличные бои в Лиепае продолжались до 29 июня.
Однако на этом история не закончилась. Уже в июле 1941 г. было проведено расследование обстоятельств оставления базы и уничтожения ее имущества и боевых кораблей. Первым виноватым стал командир эсминца «Ленин» Афанасьев. Он был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Однако на этом разбирательство не закончилось. Уже 28 июля Военная прокуратура КБФ санкционировала арест капитана 1 ранга М. С. Клевенского. 12 августа он был осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Впрочем, вскоре он был амнистирован и направлен в действующую армию.
После войны, в период оборонческой истерии в СССР, Лиепая стала примером успешной «прочной обороны». Людей подводили к мысли: «Вот если бы все действовали, как Дедаев…» Не умаляя заслуг генерала Дедаева, следует подчеркнуть, что относительно долгое сопротивление Лиепаи было предопределено несколькими факторами. Во-первых, это было вспомогательное для немцев направление, на которое были выделены ограниченные силы и средства. Во-вторых, сами условия местности с озерными дефиле благоприятствовали обороне базы. В-третьих, Лиепая поглотила из состава Северо-Западного фронта целую стрелковую дивизию, мотострелковый полк (28-й тд) и рижских курсантов. Неочевидно, что их использование для сдерживания противника на шауляйском направлении дало бы меньший результат, чем сковывание одной дивизии (291-й пд). Что касается командования собственно военно-морской базы, то действия товарища Клевенского приходится оценить как полный провал.

Затрагивается автором текста в 
"Алексей Исаев про подвиги РККА и немецкие архивы" 
https://youtu.be/NQHw7b6Va6Y?t=1m37s

Дополнительно:
Опубликовано: 18 июл. 2018 г.

ГУЛАГ в первые дни войны.
В структуре ГУЛАГа (в первые дни войны) царил хаос. В Прибалтике и восточной Польше началась паника среди сотрудников УИС. Порядок восстановили только через месяц.
4 июля 1941 года заместитель наркома Чернышов и начальник Тюремного управления НКВД М. И. Никольский представили наркому Берии свои предложения по эвакуации тюрем, согласно которым вывозу в тыл подлежали только подследственные заключенные; женщины с детьми, беременные, несовершеннолетние заключенные (за исключением диверсантов, шпионов, бандитов и т. п. опасных преступников) подлежали освобождению; освобождались и осужденные по указам от 26 июня, 10 августа, 28 декабря 1940-го и от 9 апреля 1941-го, а также те осужденные за маловажные, бытовые и служебные преступления, кто не считался социально-опасным, с использованием их на работах оборонного характера по указанию военного командования с досрочным освобождением в момент эвакуации охраны тюрьмы [Цитирую полностью:
Документ 10
Докладная заместителя Народного комиссара внутренних дел СССР и начальника Тюремного управления НКВД СССР Народному комиссару внутренних дел СССР с предложениями относительно порядка разгрузки тюрем прифронтовой полосы. 4 июля 1941 г.
4 июля 1941 р.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР тов. БЕРИЯ
Дальнейший вывоз заключенных из тюрем прифронтовой полосы, как вновь арестованных после проведенной эвакуации тюрем, так и в порядке расширения зоны эвакуации, считаем нецелесообразным, ввиду крайнего переполнения тыловых тюрем.
Необходимо предоставить начальникам УНКГБ и УНКВД (совместно), в каждом отдельном случае, по согласованию с военным командованием решать вопрос о разгрузке тюрьмы от заключенных в следующем порядке:
1.Вывозу в тыл подлежат только подследственные заключенные, в отношении которых дальнейшее следствие необходимо для раскрытия диверсионных, шпионских и террористических организаций и агентуры врага.
2.Женщин с детьми при них, беременных и несовершеннолетних, за исключением диверсантов, шпионов, бандитов и т.п. особо опасных — освобождать.
3. Всех осужденных по Указам Президиума Верховного Совета СССР от 26.6, 10.8 и 28.12 — 1940 г. и 9.4 с.г., а также тех осужденных за бытовые, служебные и другие маловажные преступления, или подследственных по делам о таких преступлениях, которые не являются социально опасными, использовать организованно на работах оборонного характера по указанию военного командования, с досрочным освобождением в момент эвакуации охраны тюрьмы.
4. Ко всем остальным заключенным (в том числе дезертирам) применять ВМН — расстрел.
Просим Ваших указаний.
ЗАМ. НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР (ЧЕРНЫШОВ)
НАЧАЛЬНИК ТЮРЕМНОГО УПРАВЛЕНИЯ (НИКОЛЬСКИЙ)
„4“ июля 1941 г.
ГАРФ. Ф. 9413, оп. 16, д. 9, листы 66—67»].

Ко всем остальным заключенным (в том числе дезертирам) должны были применить высшую меру наказания (в первый же день войны войска НКВД начали расстреливать заключенных в тюрьмах Львова — польско-украинского города, который стал прифронтовым. Тем временем город охватило восстание украинских националистов, и чекистам пришлось покинуть тюрьмы. Ободренная внезапным отсутствием охраны и приближающейся канонадой, часть заключенных тюрьмы Бригидки в центре Львова вырвалась на свободу. Другие побоялись выходить, думая, что охранники могут стоять за воротами и дожидаться предлога расстрелять беглецов. В ходе эвакуации к январю 1942-го было расстреляно 9817 заключенных, из них в Белоруссии — 530 человек, на Украине — 8789, в Эстонии — 205, в Орловской области — 291 человек. Только из тюрем Львовской области «убыло по 1-й категории» 2464 человека, из тюрем Дрогобычской области — 1101, Станиславской области — 1000 человек; из тюрьмы города Ошмяны в Белоруссии «убыло по 1-й категории» 30 заключенных, из тюрьмы города Глубокое — около 600 человек). События развивались достаточно стремительно. 7 июля специальным письмом Чернышов и Наседкин на имя наркома сообщали следующее: «в связи с эвакуацией заключенных из лагерей, колоний и спецточек ГУАСа прифронтовой полосы и невозможностью в ряде пунктов получения вагонов для перевозок, создались серьезные затруднения с передвижением заключенных».
Так, на Украине двигаются пешком заключенные в числе 40 тысяч человек, из Западной Белоруссии одиночным и организованным порядком также двигаются пешком до 20 тысяч человек. Заключенные заполняют шоссейные дороги, затрудняя передвижение воинских частей и эвакуируемых жителей», и повторили свои предложения «по необходимости освобождать от дальнейшего отбытия наказания» тех, кто не относился к «контрреволюционерам, бандитам, рецидивистам и другим особоопасным преступникам», — всего около 100 тысяч человек.
М. Штейнберг, политическая заключенная, арестованная в 1941 году по второму разу, описывает эвакуацию из Кировоградской тюрьмы: «Все было ослепительно залито солнцем. В полдень оно стало невыносимым. Ведь это Украина, август месяц. Было примерно 35 градусов жары. Шло огромное количество людей, и над этой толпой стояло марево пыли, марево. Дышать было не просто нечем, дышать было невозможно… В руках у каждого был узел. Несла и я свой. Взяла с собой даже телогрейку. Без телогрейки очень трудно прожить заключенному. Это и подушка, и подстилка, и укрытие — все. Ведь в подавляющем большинстве тюрем нет ни коек, ни матрацев, ни белья. Но когда мы по этой жаре прошли 30 километров, я свой узел тихонько положила на обочину. Ничего себе не оставила, ни ниточки. Поняла, что мне уже ничего не донести. Так же поступило огромное большинство женщин. Но те, кто не бросил свои узлы после первых 30 км, бросили их после 130 км. До места никто ничего не донес. Когда прошли еще 20 км, я сняла туфли и бросила их».
Всех освобождаемых из-под стражи заключенных при этом предлагалось «обязать явкой в соответствующие военкоматы для призыва в армию».
А вот что вспоминает Л. Разгон:
«Предприятие куда-нибудь эвакуировалось. Конечно, вместе с «рабсилой». Хорошо еще, если на этом же заводе работала мать, сестра, кто-нибудь из родных. Ну а если мать была ткачихой, а ее девочка точила снаряды? На новом месте было холодно, голодно, неустроенно. Многие дети и подростки не выдерживали этого и, поддавшись естественному инстинкту, сбегали «к маме». И тогда их арестовывали, сажали в тюрьму, судили, давали пять лет и отправляли в лагерь… В сорок втором году в лагерь начали поступать целые партии детей» [Белтов Э. Второй фронт Иосифа Сталина. - http://lib.rus.ec/b/6068/read].
Три года спустя в докладе «О работе ГУЛАГа за годы войны (1941–1944)» тогдашний начальник ГУЛАГа Виктор Наседкин сказал, что эта эвакуация «в основном была проведена организованно». Ее планы, заявил он, разрабатывались ГУЛАГом «в увязке с перебазированием промышленности».
При этом «в связи с известными транспортными затруднениями значительная масса заключенных эвакуировалась пешим порядком». На самом деле никаких планов эвакуации не было, она проводилась в лихорадке и панике [История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Собрание документов в 7-ми томах. Т. 6. Восстания, бунты и забастовки заключенных. Отв. ред. и сост. В. А. Козлов. Сост. О. В. Лавинская. М.: РОССПЭН, 2004.].
http://www.history-ryazan.ru/node/7653

К началу войны число заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа составило 2,3 млн. человек. На 1 июня 1944 г. их количество снизилось до 1,2 млн. За три года войны (до 1 июня 1944 г.) из лагерей и колоний ГУЛАГа убыло 2,9 млн. и вновь поступило 1,8 млн. осужденных.
ГУЛАГ встретил войну совместной директивой наркома внутренних дел Л.П. Берии и Прокурора СССР В. М. Бочкова № 221 от 22 июня 1941 года, в которой содержалось требование прекратить освобождение «из лагерей, тюрем и колоний контрреволюционеров, бандитов, рецидивистов и других опасных преступников», иностранных граждан (немцы) сосредоточить в усиленно охраняемых зонах, прекратив бесконвойное использование на работах, охрану тюрем необходимо перевести на военное положение, прекратить отпуска для работников лагерей, тюрем и колоний, запретить переписку заключённых.
Однако данная директива фактически не применялась.
За первый год войны из 170 советских дивизий, которые встретили врага на границе, 28 были уничтожены полностью, а 70 потеряли до половины своего состава. Общие суммарные потери составили около 747 тысяч человек. Кроме того, Красная армия лишилась 3985 самолётов, 11703 танка, 18794 орудия и миномёта. Кроме того, только за первый год войны в плен к немцам попали более 3,8 миллиона, а за всю войну около 5,3 миллиона солдат. Именно так зафиксировано в большинстве немецких источниках. Советские источники противоречиво говорят о других данных. Цифра военнопленных колеблется от 4 миллионов 408 тысяч человек до 5 миллионов 308 тысяч [Киличенков А. Краткий курс Великой Отечественной войны. М. 2008].

Катастрофические потери Красной армии требовалось как-то компенсировать. Поэтому до конца 1941 года в ряды вооружённых сил Советского Союза было призвано около 420 тысяч заключённых.
С начала войны и до июня 1944 г. на укомплектование Красной Армии было передано 1 миллион заключенных ГУЛАГа (включая освобожденных за отбытием сроков наказания) [12 июля 1941 года Президиум Верховного Совета принимает Указ «Об освобождении от наказания осужденных по некоторым категориям преступлений». В соответствии с этим указом в тех местностях, которые были на военном положении, подлежали освобождению заключенные, осужденные: по указам от 26 июля и 10 августа 1940 года («О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» и «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство»), кроме злостных хулиганов и рецидивистов; за маловажные бытовые преступления, имевшие остаток срока менее года; беременные женщины и женщины, имевшие малолетних детей (кроме осужденных за контрреволюционные преступления, бандитизм и рецидивисток); учащиеся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО, осужденные по указу от 28 декабря 1940 года за нарушение дисциплины и самовольный уход из училища (школы). 24 ноября 1941 года Президиум Верховного Совета СССР распространил действие указа от 12 июля 1941 г. на все местности СССР и принял решение о дополнительном освобождении некоторых категорий заключенных, например, бывших военнослужащих, осужденных за несвоевременную явку в часть и малозначительные должностные, хозяйственные и воинские преступления, совершенные до начала войны, при этом они передавались в части действующей армии. Освобождению также подлежали нетрудоспособные инвалиды, старики, имевшие остаток срока наказания до 3 лет, кроме осужденных за контрреволюционные преступления].
Причём, следует отметить, что политические заключённые (а также их родственники) не отправлялись на фронт.
«Особое внимание уделяется вопросу строгой изоляции осужденных за контрреволюционные и другие особо опасные преступления. В этих целях НКВД СССР концентрирует наиболее опасных государственных преступников, осужденных за участие в правотроцкистских к/р организациях, измену Родине, шпионаж, диверсию, террор, и руководителей к/р организаций и антисоветских политпартий — в специальных тюрьмах, а также в исправительно-трудовых лагерях, расположенных на Крайнем Севере и Дальнем Востоке (район реки Колымы, Заполярье), где установлена усиленная охрана и режим, сочетаемые с тяжелыми физическими работами по добыче угля, нефти, железных руд и лесным разработкам»
За боевые подвиги, проявленные на фронтах Великой Отечественной войны, бывшие зека Бреусов, Ефимов, Отставнов, Сержантов, Матросов и некоторые другие были удостоены звания Героя Советского Союза.

Говоря о заключённых ГУЛАГа нельзя не вспомнить о таком явлении как трудовая армия. Комплектование трудармии в соответствии с постановлением Государственного Комитета Обороны от 10 января 1942 г.происходило за счёт этнических немцев (которых депортировали с Поволжья), а потом и представителей других национальностей (китайцев, греков, калмыков, крымских татар, болгар и других). Всего в эти подразделения было мобилизовано свыше 400 тыс. человек (первоначально – это были представители тех стран, с которыми шла война), в число которых входили также около 20 тыс. представителей других национальностей. 220 тысяч мобилизованных в рабочие колонны использовались на строительстве и в лагерях НКВД и 180 тысяч - на объектах других наркоматов.Размещение этих контингентов было произведено в системе ГУЛАГа в отдельных лагерных пунктах, обнесенных проволочным ограждением и обеспеченных охраной.
«Само это понятие [тру¬дармия] использовалось только в бытовом лексиконе… Нежелание упо¬треблять слово трудовая армия легко объяснимо. Работа в трудармии в полном смысле слова носила рабский характер с ухищрениями XX сто¬летия. Нарушались все международные соглашения о правах человека, о недопустимости принудительного труда. Но ведь в глазах мирового сообщества СССР должен был выглядеть пристойно…»
Кроме того, в 1941-1942 гг. из лагерей ГУЛАГа было освобождено почти 43 тыс. польских и около 10 тыс. чехословацких граждан, направленных в большинстве своем на формирование национальных воинских частей [Наивно думать, что большинство заключённых было освобождено для защиты Родины. Некоторых («особо опасных») не стали выпускать на свободу. К примеру, в силу Постановления ГКО № 634/сс от 6 сентября 1941 г. в Орловской тюрьме ГУГБ был осуществлён расстрел 170 политических заключённых. Объяснялось данное решение тем, что перемещение осуждённых данной тюрьмы не представлялось возможным. Большую часть отбывающих наказание в таких случаях отпускали либо приписывали отступавшим войсковым частям. Наиболее опасных заключённых в ряде случаев ликвидировали].
«…Только за один месяц было освобождено и передано в РККА около 18 тысяч человек. Фронт от лагеря находился недалеко.
Отдельные точки лагеря вплотную подходили к Финляндской границе и, естественно, что в первые дни войны заключенные и аппарат лагеря явились не только свидетелями фронта, но и его участниками. Мне пришлось быть участником одного эпизода.
Одно из подразделений лагеря, находящееся на спецточке вблизи г. Выборга, при наступлении немцев стало эвакуироваться, отходить к Лодейному Полю. При марше по болотистой местности по лежневой дороге был замечен прорыв танковой колонны немцев… Положение становилось критическим. Тогда один из заключенных выскочил на лежневку, подскочил к стоящей грузовой машине, сел за руль и, развернувшись, с полного хода двинулся в сторону идущему головному танку. Налетев на танк, заключенный геройски погиб вместе с машиной, но танк тоже стал и загорелся. Дорога была загорожена, остальные танки ушли обратно. Это спасло положение и дало возможность эвакуироваться колонне дальше.
Фамилию этого заключенного установить нам не удалось, несмотря на все принятые со стороны лагеря и органов НКВД Карело-Финской ССР усилия. Часть заключенных, в прошлом служивших в РККА, после их освобождения буквально немедленно отправлялись на фронт. Представители командования, специально приезжавшие за подобными партиями с фронта, исключительно хорошо отзывались о боеспособности этого контингента.
На Ухтинском направлении в районе Кеми одно из подразделений, сформированное в большинстве из заключенных Сорокского лагеря, находилось в обороне… При атаке немцев на это подразделение силами, вдвое превышающими, один из бойцов, не вытерпев нахождение в обороне, выскочил из прикрытия и с криком и руганью нецензурными словами по адресу немцев, бросился вперед. Его примеру последовали все бойцы. Это было настолько неожиданным и стремительным, что немцы не выдержали и отступили, понеся большие потери… Не без интереса отметить, как проходило освобождение поляков. Мне лично приходилось участвовать и оформлять освобождение более 1500 человек поляков, содержавшихся в Сорокском лагере… Как только эта категория узнала об их освобождении, сразу изменились отношения между отдельными группами этих заключенных. Бывшие офицеры, чиновники, торговцы и прочая категория бывших польских верхушек отделилась от крестьян, рабочих и мелких служащих, первые начали повелевать последними, задавая тон. Буквально на следующий день у отдельных заключенных бывших офицеров польской армии появились денщики, которые чистили, чинили их одежду и обувь, ходили на кухню за обедом и т. п. Первым занятием освобождаемых началось обшивание, восстановление своих знаков, эмблем и т. п. Были вытащены старые конфедератки, пришивались к ним и завалявшиеся обломанные «петухи» и т. п. Вопрос о войне… мало кого интересовал. Больше всего были вопросы, куда лучше поехать, где лучше жить…
Содержавшиеся в этих колоннах вместе с поляками перебежчики из Чехословакии (по документам значившиеся венгерско-подданными) исключительно недоброжелательно отзывались о поляках и прямо заявляли: «гражданин начальник, с них вояки не будут, лучше пошлите нас». Просьбы чехословаков об отправке на фронт доходили до слез и, надо сказать, по моему мнению эти просьбы были искренними…» [Доклад заместителя начальника ОУРЗ Сорокского ИТЛ Г. П. Покровский начальнику ГУЛАГа о выполнении указа ПВС от 12 июля 1941 года].
Это потребовало от ГУЛАГа напряженной работы по укомплектованию вновь организуемых лагерей руководящими кадрами, медицинским персоналом и военизированной охраной.
Для оставшихся в лагерях увеличили плановые задания, продолжительность рабочего дня [7 октября 1941 года был принят Циркуляр НКВД № 270: «…12-ти часовой рабочий день в лагерях и колониях сохраняется на осенне-зимний период в местах работ, где имеется освещение. По тем видам работ, где применить освещение невозможно, сократите рабочий день до 10 часов, либо установите продолжительность рабочего дня равную световому дню. В тех случаях, когда рабочий день в этих условиях будет составлять 8—9 часов — выходные дни отменяются»] и нормы выработки. Одновременно значительно ухудшились и без того невыносимые условия содержания заключенных. В результате резко возросла смертность [До войны смертность в лагерях сокращалась достаточно быстро. «В предвоенные годы смертность среди заключенных ГУЛАГа имела заметную тенденцию к снижению. В 1939 г. в лагерях она держалась на уровне 3,29% к годовому контингенту, а в колониях - 2,30%, что почти в два раза ниже процента смертности за предыдущие годы (в 1937-1938 гг. в лагерях она составляла 5,5-5,7% к годовому контингенту). В докладных записках руководства ГУЛАГа за 1939-1941 гг. главной причиной снижения смертности заключенных называется улучшение их медицинского обслуживания, включая масштабное проведение противоэпидемических мероприятий»]. В 1942 в ИТЛ умерло более 248 тысяч человек при среднегодовой численности заключенных около 1 миллиона человек, т.е. примерно каждый пятый из находившихся в лагерях.
Всего за годы войны на строительства НКВД и в исправительно-трудовые лагери направлено за счет поступлений из тюрем и в порядке перераспределения заключенных между лагерями свыше 2 миллионов человек, в том числе:
строительству железных дорог – 448тысяч
горно-металлургической -171тысяча
промышленному строительству – 310 тысяч
аэродромному и шоссейному строительству – 268 тысяч
лагерям лесной промышленности – 320тысяч
Наряду с этим ГУЛАГом выявлено и направлено строительствам НКВД порядка 40 тысяч специалистов и квалифицированной рабочей силы из заключенных: инженеров, техников, металлистов, железнодорожников, угольщиков.
Основное внимание сосредотачивалось на выполнении решений Государственного Комитета Обороны и приказов Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР по обеспечению рабочей силой важнейших строительств, осуществляемых НКВД: строительства авиационных заводов в гор. Куйбышеве, металлургических комбинатов в Н. Тагиле, Челябинске, Актюбинске и Закавказье, Норильского комбината, Джидинского комбината. Богословского алюминиевого завода, строительства Северо-Печорской жел. дор. магистрали, стратегической железной дороги Саратов-Сталинград, строительства железной дороги Комсомольск-Совгавань, нефтеперегонного завода в Куйбышеве.
На местах дислоцирования новых строительств, в ряде случаев необжитых и необустроенных, создавались исправительно-трудовые лагеря НКВД.
Несмотря на заметное ухудшение жизни, согласно отчётам ГУЛАГа о настроениях заключённых отмечалось, что только незначительная часть надеется на освобождение с помощью немецких частей. Наоборот, многие впоследствии писали, что в июне 1941 года тяжелее всего для них была невозможность отправиться на фронт. Бушевала война, соотечественники сражались, а они, горя патриотизмом, вынуждены были находиться в глубоком тылу. Лагерная пропаганда, набиравшая силу по ходу войны, поощряла этот патриотизм. Как и повсюду в СССР, в лагерях развешивали плакаты, показывали военные фильмы, выступали с политинформацией. «Мы сейчас должны работать в несколько раз лучше, ибо каждый грамм золота, добытый нами, — это удар по фашизму», — говорили заключенным
На солагерников-немцев стали коситься как на «фашистов», охранникам стали бросать в лицо обвинения в том, что они не на фронте, слухи о ходе войны постоянно передавались из уст в уста.
Евгения Гинзбург вспоминала свои тогдашние чувства: «Мы готовы все забыть и простить перед лицом всенародного несчастья. Будем считать, что ничего несправедливого с нами не сделали… Пустите на фронт!»
Не имея свободы, заключённые оказывали максимальную помощь в деле разгрома гитлеровских войск. Среди заключённых в то время проводились даже трудовые соревнования. В 1944 году трудовым соревнованием было охвачено около 95% работавших зека. Отказчиков стало меньше. Их количество сократилось в пять раз (по сравнению с 1940 годом) и достигло 0,25% от общего количества трудоспособного населения.
http://www.history-ryazan.ru/node/7653

Война дала взлёт русского духа, но показала и падение душ - "они молились за Гитлера",

Они молились за фюрера. Как РПЦ поддерживала Гитлера

Православная Церковь на оккупированных территориях активно сотрудничала с нацистами. Семь миллионов погибших на занятых землях, пять миллионов угнанных на работы в Германию, из которых половина погибла или пропала без вести, — всё это с благословления множества православных иерархов. Одобренный духовенством «крестовый поход» Рейха на русской земле унёс жизни более 30 миллионов человек.


Лицемерие.

Вот слово, которым можно описать отношение Русской Православной Церкви к Дню Победы. Сейчас модно говорить, нет, даже кричать о том, как самоотверженно боролись православные красноармейцы за общую Победу, как верующие жертвовали деньги на новые самолёты и танкидля РККА, как святые иконы помогали спасать города от немцев. Откровенные фальшивки и отдельные факты, даже имевшие место быть, преподносятся как тенденция. Но настоящая тенденция была прямо противоположной. Православная Церковь на оккупированных территориях активно сотрудничала с нацистами.

Семь миллионов погибших на занятых землях, пять миллионов угнанных на работы в Германию, из которых половина погибла или пропала без вести, — всё это с благословления множества православных иерархов. Одобренный духовенством «крестовый поход» Рейха на русской земле унёс жизни более 30 миллионов человек. Полторы тысячи разрушенных городов, около 70 тысяч сёл и деревень, стёртых с лица земли, миллионы разрушенных зданий, исковерканных судеб, серьёзный удар по будущему русского народа, все зависимости от исхода той войны — вот за что РПЦ несёт моральную ответственность, ибо её служители массово это оправдывали и поддерживали. Тому есть множество доказательств.
....

Позиция Церкви в отношении немецких захватчиков

На рассвете 22 июня 1941 г. Германия со своими союзниками в Европе напала на СССР. Началась Великая Отечественная война.
Вожди фашистов открыто отвергали христианские ценности и, помнению многих исследователей, намеревались возродить древнегерманский языческий культ. В то же время в своей пропаганде гитлеровцы пытались предстать в облике защитников религии и культуры. Но эта демагогия не ввела в заблуждение Русскую Церковь. Митрополит Сергий (Страгородский) в первый же день войны написал и сам отпечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором призвал русский народ на защиту Отечества: «Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона… Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину.  Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов… Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа… Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг… Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя».

В октябре 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский) написал завещание, где на случай своей смерти передавал полномочия местоблюстителя митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому). Когда фронт подошёл к Москве, Патриархия эвакуировалась в Ульяновск и разместилась в маленьком доме на окраине города. В годы войны это место стало духовным центром России. В посланиях, которые рассылались отсюда по всей России, Церковь обличала оккупантов за их злодеяния, осквернение и разорение религиозных и национальных святынь.

Все дни блокады митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) оставался со своей паствой в городе на Неве, охваченном страшным голодом. В начале войны в Ленинграде оставалось 5 действующих церквей, все они были переполнены молящимися. Даже в будние дни подавалось множество записок о здравии и о упокоении. Температура в храмах опускалась часто ниже нуля. Певчие пели в пальто, в валенках, от голода едва держась на ногах. Из-за обстрелов окна в храмах нередко были выбиты, по церквям гулял морозный ветер. Митрополит Алексий жил при Никольском соборе и служил в нём каждое воскресенье. По всей стране в храмах служились молебны о даровании победы. Ежедневно за богослужением в храмах возносилась молитва: «О еже подати силу неослабну, непреобориму и победительну, крепость же и мужество с храбростью воинству нашему на сокрушение врагов…»

В самом начале войны святитель Лука (Войно-Ясенецкий) (1877—1961), находясь в ссылке, направил телеграмму на имя М. И. Калинина(1875—1946) с просьбой прервать его ссылку и направить в госпиталь, где он как специалист по гнойной хирургии мог бы оказывать помощь раненым. Телеграмма заканчивалась словами: «По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука». Вскоре он был назначен главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске и смог спасти множество солдат и офицеров не только от смерти, но и от инвалидности. С начала 1944 г. святитель продолжил своё служение в Тамбове. При нём здесь открылось более 20 приходов, им был составлен чин покаяния для священников-обновленцев, собирались средства для помощи фронту. После войны святитель Лука был переведён на Симферопольскую кафедру, где продолжал своё исповедническое служение до самой смерти. Прославлен как исповедник в 2000 г. в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.

В приходах проводились сборы средств на оборону, подарки бойцам, содержание раненых в госпиталях и сирот в детских домах. 30 декабря 1942 г. митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение танковой колонны имени Дмитрия Донского. В ответ в московском Богоявленском соборе духовенством и мирянами было собрано более 400 тыс. рублей. Церковная Москва собрала свыше 2 млн рублей, в блокадном Ленинграде православные собрали 1 млн рублей, в Куйбышеве было пожертвовано 650 тыс. Всего на танковую колонну собрали более 8 млн рублей. В Новосибирске православные клирики и миряне дали 110 тыс. на строительство самолётов Сибирской эскадрильи «За Родину». В один ленинградский храм богомольцы принесли пакет и положили его у иконы святителя Николая. В пакете оказалось 150 золотых десятирублёвых монет царской чеканки. Всего за войну по приходам на нужды фронта собрали более 300 млн рублей. Кроме денег, верующие на сборы приносили также тёплые вещи для солдат: валенки, рукавицы, телогрейки.

Победа стоила нашему Отечеству гибели более 25 млн граждан, среди которых было множество православных. Русская Церковь потеряла прекрасные храмы, уцелевшие церкви на освобождённых территориях были опустошены, разграблены, святыни осквернены. Была уничтожена вековая святыня русского народа — Успенский собор Киево-Печерской лавры. Митрополит Киевский Николай (Ярушевич) писал: «Так называемая «Верхняя Лавра» разрушена немцами полностью. Кроме Успенского собора, их рукой ограблены и разбиты церкви: Больничная Никольская, Трапезная и все 33 монастырских корпуса». Особенно значительным разрушениям подверглись храмы в окрестностях Ленинграда. Под Москвой фашисты взорвали великолепный Воскресенский собор Новоиерусалимского монастыря. Во Ржеве перед отступлением захватчики согнали всех оставшихся в живых горожан в Покровскую церковь, закрыли храм назасов и заминировали его, чтобы взорвать. Красная армия, освободив город, спасла ожидавших смерти жителей.

На оккупированных территориях захватчики проводили в жизньсвою человеконенавистническую политику, основанную на идеологии фашизма, предусматривающую колонизацию России, истребление русского народа, славян, других народов как «неполноценных рас».
За сопротивление оккупантам нацисты сжигали деревни, убивали детей и стариков, юношей и девушек увозили в Германию для рабского труда на военных заводах.

В пропагандистских целях оккупанты выдавали разрешения на открытие церквей. Так, в Киевской епархии в 1942 г. было открыто 8 монастырей и 318 храмов, в которых служило 434 священника. Но в проведении религиозной политики оккупационные власти следовали
указанию Гитлера, преследующего раскольнические цели: «Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать чёрную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».

В Прибалтике митрополиту Сергию (Воскресенскому) было разрешено сохранить каноническую, но не административную связь с Патриархией, заключавшуюся практически лишь в возношении имени местоблюстителя за богослужением. Это сделано было из расчёта впоследствии, в случае победного для Германии окончания войны, выселить всех православных из Прибалтики вглубь России. 

В Белоруссии при оккупации немцы пытались организовать автокефальную Белорусскую Церковь. Находившемуся на покое в Жировицком монастыре архиепископу Пантелеимону (Рожновскому) (1867—1950), который был сторонником сохранения канонического единства с Патриархией и находился в оппозиции к митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединскому) (1876—1960), немцы предложили возглавить автокефальную Белорусскую Церковь, потребовав от него не вступать в отношения ни с Москвой, ни с Варшавой. Возглавив Белорусскую Церковь в сане митрополита Минского и Белорусского, Пантелеимон не пошёл на разрыв с предстоятелем Русской Церкви. Поэтому под давлением оккупационных властей, а также из-за интриг сепаратистски настроенного духовенства он вынужден был практически отойти от дел. Белорусскую автокефальную митрополию возглавил епископ Филофей (Нарко) (1905—1986).

На Украине викарный епископ Владимиро-Волынский Поликарп (Сикорский) (1875—1953), бывший петлюровский чиновник, опираясь на оккупантов и «землячество Украины» в Польше, объявил себя архиепископом, потом митрополитом Луцким и главой автокефальной Украинской Церкви. Его поддержали украинские сепаратисты прогерманской ориентации, епископы Геннадий (Шиприкевич) (1892—1972) и Мстислав (Скрыпник) (1898—1993). С гитлеровцами сотрудничал и епископ Феофил (Булдовский) (1865—1944), назвавший себя «митрополитом», который в 1920-е гг. возглавлял так называемый Лубенский раскол — движение раскольников за автокефальную Украинскую Церковь.
Большая часть украинской паствы занятых областей находилась, однако, под руководством так называемой Украинской Автономной Церк-
ви, которая не порывала связи с Патриархией, хотя автономия её и не была признана митрополитом Сергием (Страгородским) и экзархом Украины митрополитом Киевским Николаем (Ярушевичем). Во главе её стоял митрополит Волынский и Житомирский Алексий (Громадский)
(1842—1943), позже убитый националистами. Тогда же членами Украинской партии социалистов-самостийников (УПСС) и сторонниками Поликарпа (Сикорского) был убит ещё один архиерей Автономной Церкви —епископ Владимиро-Волынский Мануил (Тарнавский) (1904—1943). Каноническое общение с Патриархией на Украине тогда сохранили схиархиепископ Антоний (Абашидзе) (1867—1942), скончавшийся впоследствии на покое в Киево-Печерской лавре, епископы Полтавский Вениамин (Новицкий), Ковельский Иоанн (Лавриенко) (1899—1985), Луцкий Иов (1898—1977).
Большая часть духовенства Украинской Автономной Церкви была настроена патриотически; многие помогали партизанам. Немцы поддерживали автокефалистов во главе с Поликарпом (Сикорским). Священников, не желавших подчиняться ему, обвиняли в связях с Москвой, чинили им препятствия в совершении богослужений. Генерал-комиссар Днепропетровска приказал арестовывать священников, не желавших подчиняться ставленникам Поликарпа. Когда клирики стали выходить из-под его юрисдикции, гитлеровский наместник на Украине Э. Кох (1896—1986) издал приказ, запрещавший делать это. Митрополит Киевский Николай (Ярушевич) в своих посланиях обличал деятельность Поликарпа, призывал хранить верность Матери-Церкви и Родине.

28 марта 1942 г. с посланием к «архипастырям, пастырям и пасомым в областях Украины, пока ещё занятых гитлеровскими войсками», обратился митрополит Сергий (Страгородский). В нём объявлялось о запрещении в священнослужении епископа Поликарпа (Сикорского). Собор архиереев 28 марта в Ульяновске признал заключение местоблюстителя канонически правильным и утвердил его, объявив: «Если (чего мы не желаем) епископ Поликарп, «впадая в суд диаволь», пренебрежёт запрещением, признать епископа Поликарпа лишившим себя сана и монашества и всякого духовного звания». 22 сентября 1942 г. митрополит Сергий запретил священнослужение митрополиту Литовскому Сергию (Воскресенскому), который вместе с другими православными епископами захваченной Прибалтики поздравлял Гитлера с военными успехами. Это объяснялось не его приверженностью фашизму, а расчётом сохранить при немцах церковную организацию. Перед уходом немцев из Прибалтики в 1944 г. он был убит по дороге из Вильнюса в Каунас в своём автомобиле.

Они молились за фюрера


Разумеется, у РПЦ были давние счёты с большевистским режимом. Советская власть лишила православие статуса государственной религии, красные взрывали храмы, надругались над множеством святынь, уничтожали иконы, но, что важнее для священников, — ряса церковнослужителя стала тяжёлой ношей и испытанием, а не гарантией доступа к кормушке. К началу Второй Мировой войны во многих областях РСФСР не осталось ни одного действующего православного храма.
Даже приходов и тех насчитывалось не более 5 тысяч. В Украине и Белоруссии положение было не лучше. Около трёх тысяч храмов было разбросано по землям западных республик Союза, а также Прибалтики, Польши и Финляндии. Религия калёным железом выжигалась по всей стране, священнослужители подвергались гонениям. Поэтому было неудивительно, когда во время войны многие священиики РПЦ не только поддерживали нацистскую Германию, но и благословляли вермахт на борьбу с СССР. «Хоть с чёртом — но не с большевиками». Ради своих привилегий, ради дальнейшего закабаления и превращения свободного народа в стадо они не гнушались славить Гитлера как освободителя. Вот выдержки из церковных газет и журналов тех лет:
Благодарственный Адрес Митрополита Анастасия Адольфу Гитлеру. 12 июня 1938 г.
Ваше Высокопревосходительство! Высокочтимый Господин Рейхсканцлер!
Когда мы взираем на наш Берлинский соборный храм, ныне нами освящаемый и воздвигнутый благодаря готовности и щедрости Вашего Правительства после предоставления нашей Святой Церкви прав юридического лица, наша мысль обращается с искренней и сердечной благодарностью, прежде всего, к Вам, как к действительному его создателю.
Мы видим особое действие Божьего Промысла в том, что именно теперь, когда на нашей Родине храмы и народные святыни попираются и разрушаются, в деле Вашего строительства имеет место и создание сего храма. Наряду со многими другими предзнаменованиями этот храм укрепляет нашу надежду на то, что и для нашей многострадальной Родины еще не наступил конец истории, что Повелевающий историей пошлет и нам вождя, и этот вождь, воскресив нашу Родину, возвратит ей вновь национальное величие, подобно тому, как Он послал Вас германскому народу.
Кроме молитв, возносимых постоянно за главу государства, у нас в конце каждой Божественной Литургии произносится еще и следующая молитва: «Господи, освяти любящих благолепие дому Твоего, Ты тех воспрослави Божественною Твоею силою...». Сегодня мы особенно глубоко чувствуем, что и Вы включены в эту молитву. Моления о Вас будут возноситься не только в сем новопостроенном храме и в пределах Германии, но и во всех православных церквах. Ибо не один только германский народ поминает Вас с горячей любовью и преданностью перед Престолом Всевышнего: лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду.
Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под игом рабства и ожидающий своего освободителя, постоянно возносит к Богу молитвы о том, чтобы Он сохранил Вас, руководил Вами и даровал Вам свою всесильную помощь. Ваш подвиг за германский народ и величие германской Империи сделал Вас примером, достойным подражания, и образцом того, как надо любить свой народ и свою родину, как надо стоять за свои национальные сокровища и вечные ценности. Ибо и эти последние находят в нашей Церкви свое освящение и увековечение.
Национальные ценности составляют честь и славу каждого народа и посему находят место и в Вечном Божием Царстве. Мы никогда не забываем слов Священного Писания о том, что цари земные принесут в Небесный Божий Град славу и честь свою и славу своих народов (Откр. 21,24,26). Таким образом, создание сего храма является укреплением нашей веры в Вашу историческую миссию.
Вы воздвигли дом Небесному Владыке. Да пошлет же Он Свое благословение и на дело Вашего государственного строительства, на создание Вашей народной империи. Бог да укрепит Вас и германский народ в борьбе с враждебными силами, желающими гибели и нашего народа. Да подаст Он Вам, Вашей стране, Вашему Правительству и воинству здравие, благоденствие и во всем благое поспешение на многая лета.
Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей,
Митрополит Анастасий. «Церковная жизнь». 1938. № 5-6.


.....

В 1943 г. руководство СССР пошло на перемены в сфере религиозной политики. К этому побудили необходимость всенародного единения в борьбе с внешним врагом и патриотическая позиция Церкви.
Начали открываться приходы, многие оставшиеся в живых священнослужители вышли на свободу и смогли возобновить служение в храмах.
В печати почти прекратилась антирелигиозная пропаганда. Журналы, издаваемые «Союзом воинствующих безбожников», перестали выходить
«за недостатком бумаги», потом и сам «Союз…» прекратил существование без официального роспуска. Закрыли некоторые антирелигиозные
музеи. Свидетельством нового курса стало также назначение митрополита Киевского Николая (Ярушевича) членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

В августе 1943 г. митрополит Сергий (Страгородский) вернулся из Ульяновска в Москву. Вскоре в столицу прибыл и митрополит Ленинградский Алексий (Симанский). 4 сентября митрополиты Сергий, Алексий и Николай (Ярушевич) были приглашены в Кремль на встречу с И. В. Сталиным (1879—1953). Состоялась беседа, в ней также принял участие 1-й заместитель председателя СНК В. М. Молотов (1890—1986).

Описание беседы можно найти в одной из публикаций писателя А. Э. Краснова-Левитина (1915—1991), который мог знать о ней со слов митрополита Николая (Ярушевича). Беседу начал Молотов. Он сказал, что Правительство хочет знать нужды Церкви. «Митрополит [Сергий] указал на необходимость широкого открытия храмов, число которых совершенно не удовлетворяет религиозные потребности народа. Он также заявил о необходимости созыва Собора и выборов Патриарха. Наконец, он заявил о необходимости открытия духовных школ, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Здесь Сталин неожиданно прервал молчание: «А почему у вас нет кадров?» — спросил он, вынув изо рта трубку и в упор, глядя на своих собеседников. Алексий и Николай смутились… всем было известно, что кадры «перебиты» в лагерях. Но митрополит Сергий не смутился. Старик ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза». Довольная усмешка тронула уста диктатора. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас». Затем он стал вспоминать семинарские годы… Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником.

Разговор диктатора с митрополитом принял непринуждённый характер. Затем после чаепития началась деловая беседа, затянувшаяся до
трёх часов ночи. В ней, помимо Сталина и Молотова, участвовали также технические эксперты. Беседу эту можно назвать в полном смысле
этого слова исторической… В тот момент, после десятилетий террора, направленного против Церкви, новый порядок являлся, несомненно,
прогрессивным шагом, так как означал возможность легального существования Православной Церкви. В конце беседы престарелый, больной митрополит был страшно утомлён… Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свёл его по лестнице вниз и сказал ему на прощание следующую фразу: «Владыко! Это всё, что я могу в настоящее время для Вас сделать». И с этими словами простился с иерархами».

Архиерейский Собор состоялся 4 дня спустя после беседы в Кремле, 8 сентября 1943 г. В работе Собора, проходившего в здании Патри-
архии, участвовало 19 архиереев. Некоторые из них были доставлены в Москву из лагерей и ссылок. Первоочередным делом было избрание
Патриарха. Собор архиереев избрал Священный Синод, его членами стали митрополиты Ленинградский Алексий (Симанский) и Киевский Николай (Ярушевич), архиепископы Куйбышевский Алексий (Палицын) (1881—1952), Горьковский Сергий (Гришин) (1889—1943), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Ярославский Иоанн (Соколов) (1877—1968).

Собор вынес также постановление с осуждением коллаборационистов: «Всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлучённым, а епископ или клирик — лишённым сана». 12 сентября состоялась интронизация Патриарха Сергия (Страгородского) (1943—1944 гг.).
После избрания Патриарха были сделаны дальнейшие шаги на пути нормализации отношений между Церковью и правительством. В том же
году был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР с целью установления связей между правительством и Московской Патриархией, его председателем стал Г. Г. Карпов (1943—1960 гг.).
Важнейшей заботой Патриарха было замещение архиерейских кафедр, большинство из которых пустовало. Крайне сложным было устроение канонически нормальной церковной жизни в бывших под оккупацией областях, где при немцах образовывались расколы и самочинные отделения и где часть духовенства скомпрометировала себя сотрудничеством с врагом. Особая заслуга в налаживании церковной жизни на освобождённых землях принадлежала экзарху Украины митрополиту Киевскому Иоанну (Соколову), который сменил переведённого на Крутицкую кафедру митрополита Николая (Ярушевича). По всей стране открывались новые приходы, а священников не хватало. По поручению Патриарха архиепископ Саратовский Григорий (Чуков) разработал проект восстановления духовного образования. Планировалось открыть в Москве Православный богословский институт, а в епархиальных городах — богословско-пастырские курсы. В сентябре 1943 г. возобновилось издание «Журнала Московской Патриархии».

После вступления в должность Патриарха Сергия взаимоотношения с другими Поместными Православными Церквями приобрели более
широкий и интенсивный характер. В результате переговоров, которые от Московского Патриархата вёл архиепископ Антоний (Романовский)
(1886—1962), 10 ноября 1943 г. было восстановлено общение с Грузинской Церковью.
15 мая 1944 г. Патриарх Сергий (Страгородский) скончался и 18 мая был погребён в Богоявленском патриаршем соборе. На отпева-
ние Первосвятителя стеклись многотысячные толпы православного народа. Храм был заполнен молящимися, народ заполнил всё пространство около собора. В день кончины Патриарха Сергия было вскрыто его завещание, составленное в начале Великой Отечественной войны. Согласно ему Священный Синод утвердил Местоблюстителем Патриаршего престола митрополита Ленинградского Алексия (Симанского).

Первостепенной по важности заботой священноначалия было замещение кафедр, в особенности в освобождённых областях Украины, Белоруссии и Прибалтики. За время местоблюстительства митрополитом Алексием было совершено 16 архиерейских хиротоний. Во всех епархиях продолжали открываться закрытые ранее приходы (с января по ноябрь 1944 г. открыто более 200 церквей); рукополагались пресвитеры и диаконы. Мысль Патриарха Сергия о возобновлении духовного образования в России была наконец осуществлена. В Москве открылись Православный богословский институт и Богословско-пастырские курсы.
С 21 по 23 ноября 1944 г. в здании Московской Патриархии собрался Архиерейский Собор, который утвердил программу предстоящего Поместного Собора. 24 ноября состоялась встреча его участников с председателем Совета по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме Г. Г. Карповым. Карпов сказал: «Те явления, которые сейчас происходят в жизни Церкви, во взаимоотношениях между Церковью и государством, не представляют чего-то случайного… Эти мероприятия носят характер одобрения той позиции, которую Церковь заняла в отношении Советского государства в последнее десятилетие перед войной и в особенности во время войны». Эти слова выражали основной принцип новой религиозной политики государственной власти, которая продолжалась около 15 лет после войны.


История Русской Православной Церкви : учеб. пособие для общеобразоват. организаций / [В. А. Цыпин, Г. В. Демидов, И. В. Метлики др.]. — М. : Просвещение, 2017. — 255 с. — ISBN 978-5-09-051541-2.
Настоящее пособие призвано оказать практическую научно-методическую помощь учителям истории и обществознания, а также учителям, преподающим учебные предметы, курсы, модули православной культуры по выбору в рамках предметных областей
«Основы религиозных культур и светской этики», «Основы духовно-нравственной культуры народов России».

4 июня 1913 года к берегам Греции, Афонского Русского Свято-Пантелеимонова монастыря  на военном канонерском судне «Донец» (при полной боевой амуниции!) прибыли владыка Никон, профессор С. В. Троицкий, российский консул в Константинополе Шебунин и сотрудники консульства Серафимов и Щербина.


3 июля началось насильственное выселение имяславцев на прибывший военный пароход «Херсон». Часть монахов монастыря оказала сопротивление. Тогда «безоружных, совершавших церковное служение иноков, подвергли неслыханному истязанию – их в продолжении целого часа окатывали в упор из двух шлангов сильнейшей струей холодной воды, сбивая с ног. Солдат приказали за обедом усиленно напоить вином, и выбирали из них охотников «бить монахов». Затем, полупьяных, осатаневших солдат бросили на беззащитных иноков… Били тех безпощадно! Хватали за волосы и бросали оземь, били лежащих на полу ногами, сбрасывали по мокрым лестницам с четвертого этажа; били прикладами по голове и чем попало! Судовой врач на «Херсоне» зарегистрировал 46 раненых с колотыми, резанными ранами. Было похоронено и четверо убитых…
Разгром Афонского Русского Свято-Пантелеимонова монастыря
Лица:
Лидер афонских имяславцев - Иеросхимонах Антоний , до пострижения в монахи известен как Александр Ксаверьевич Булатович

...
Инициатор разгрома русского монашества на Афоне - Антоний Храповицкий (с крестиком на панамке)

 После Революции сам сбежал на Афон , но его оттуда вежливо попросили ... 
 Храповницкий в дальнейшем отличился как раскольник - основатель РПЦЗ и автор мема про "Царя-Искупителя". Именно с него началось возведение антихристьянского догмата о  святость императорской семьи , который , в конечном итоге уничтожил православную веру в РПЦЗ , а после объединения - проник и отравил РПЦ. 
Так же Храповницкий известен украинофильством - будучи митрополитом Киевским и Галицким, разрешил служить в центре Киева молебен по анафематствованному за измену гетману Мазепе.

10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия I с И. В. Сталиным. На встрече обсуждались вопросы, связанные с патриотической деятельностью Церкви на завершающем этапе Великой Отечественной войны, расширением сети духовных школ и церковно-издательской деятельностью.
9 мая, получив известие о капитуляции Германии, Патриарх Алексий обратился к пастве: «Мы уверенно и терпеливо ждали этого радостного дня Господня, дня, в который изрёк Господь праведный суд Свой над злейшими врагами человечества, и православная Русь после беспримерных бранных подвигов… ныне предстоит Господу сил в молитве, благодарно взывая к самому источнику побед и мира за Его небесную помощь в годину брани, за радость победы и за дарование мира всему миру».
22 мая 1945 г. впервые за всю историю России Патриарх Московский отправился в паломничество на Святую Землю.
История Русской Православной Церкви : учеб. пособие для общеобразоват. организаций / [В. А. Цыпин, Г. В. Демидов, И. В. Метлики др.]. — М. : Просвещение, 2017. — 255 с. — ISBN 978-5-09-051541-2.
Настоящее пособие призвано оказать практическую научно-методическую помощь учителям истории и обществознания, а также учителям, преподающим учебные предметы, курсы, модули православной культуры по выбору в рамках предметных областей
«Основы религиозных культур и светской этики», «Основы духовно-нравственной культуры народов России».


В дни Победы русский народ принял капитуляцию не только от национал-социализма Германии, НО и от большевизма.
И большевик-интернационалист Сталин признал своё поражение в знаменитом так называемом тосте "За русский народ!", признал победу русского патриотизма и "православной Руси после беспримерных бранных подвигов".

…Слава и благодарение Богу!













АЛЕКСИЙ,
Патриарх Московский и всея Руси
Москва, 9 мая 1945 г.

Они молились за победу Гитлера
Из Воззвания к пастве Архиепископа РПЦЗ Серафима (Лядэ). Июнь 1941 г.

Во Христе возлюбленные братья и сестры! Карающий меч Божественного правосудия обрушился на советскую власть, на ее приспешников и единомышленников. Христолюбивый Вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе, к той борьбе, которой мы давно жаждали — к освященной борьбе против богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле... Воистину начался новый крестовый поход во имя спасения народов от антихристовой силы... Наконец-то наша вера оправдана!... Поэтому, как первоиерарх Православной Церкви в Германии, я обращаюсь к вам с призывом. Будьте участниками вновой борьбе, ибо эта борьба и ваша борьба; это — продолжение той борьбы, которая была начата еще в 1917 г., — но увы! — окончилась трагически, главным образом, вследствие предательства ваших лжесоюзников, которые в наши дни подняли оружие против германского народа. Каждый из вас сможет найти свое место на новом антибольшевицком фронте.
«Спасение всех», о котором Адольф Гитлер говорил в своем обращении к германскому народу, есть и ваше спасение, — исполнение ваших долголетних стремлений и надежд. Настал последний решительный бой. Да благословит Господь новый ратный подвиг всех антибольшевицких бойцов и даст им на врагов победу и одоление. Аминь!
Из Послания Митрополита Серафима (Лукьянова). 1941 г.
... Да будет благословен час и день, когда началась великая славная война с III интернационалом. Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога...
«Церковная жизнь». 1942. № 1.

7 марта 1944 года Красной Армии передана танковая колонна им. Димитрия Донского, построенная на средства церкви. На башнях танков видна надпись, выведенная красной краской — «Димитрий Донской»

История Русской Православной Церкви : учеб. пособие для общеобразоват. организаций / [В. А. Цыпин, Г. В. Демидов, И. В. Метлики др.]. — М. : Просвещение, 2017. — 255 с. — ISBN 978-5-09-051541-2.
Настоящее пособие призвано оказать практическую научно-методическую помощь учителям истории и обществознания, а также учителям, преподающим учебные предметы, курсы, модули православной культуры по выбору в рамках предметных областей
«Основы религиозных культур и светской этики», «Основы духовно-нравственной культуры народов России».

Цитата: Гималаев Илья от 16.08.2018 09:11:12
7 марта 1944 года Красной Армии передана танковая колонна им. Димитрия Донского, построенная на средства церкви. На башнях танков видна надпись, выведенная красной краской — «Димитрий Донской»

История Русской Православной Церкви : учеб. пособие для общеобразоват. организаций / [В. А. Цыпин, Г. В. Демидов, И. В. Метлики др.]. — М. : Просвещение, 2017. — 255 с. — ISBN 978-5-09-051541-2.
Настоящее пособие призвано оказать практическую научно-методическую помощь учителям истории и обществознания, а также учителям, преподающим учебные предметы, курсы, модули православной культуры по выбору в рамках предметных областей
«Основы религиозных культур и светской этики», «Основы духовно-нравственной культуры народов России».

Не ври, не брали. К маю 1944 от колонны остались "рожки да ножки"

Цитата: Dimasik от 16.08.2018 09:19:26Не ври, не брали. К маю 1944 от колонны остались "рожки да ножки"

После окончания Великой Отечественной войны уцелевшие танки колонны «Димитрий Донской» были установлены на экспозиции в музеях вооружённых сил Москвы, Ленинграда и Тулы. В 2005 году, по благословению патриарха Алексия II, в московском Донском монастыре один из уцелевших танков колонны был установлен в память о прихожанах и священнослужителях, на чьи пожертвованные средства она была создана.
***
В благодарственном письме командования, партийной и комсомольской организаций полка на имя митрополита Николая говорилось: «Вручая нам от имени духовенства и верующих Православной Русской церкви танковую колонну «Димитрий Донской» ...Вы говорили: «Гоните ненавистного врага из нашей Великой Руси. Пусть славное имя Дмитрия Донского ведет нас на битву за священную русскую землю. Вперед, к победе, братья-воины!» Выполняя этот наказ, рядовые, сержанты и офицеры нашей части, на врученных Вами танках, полные любви к своей Матери-Родине, к своему народу, успешно громят заклятого врага, изгоняя его из нашей земли. На этих грозных боевых машинах танкисты прорвали сильно укрепленную долговременную оборону немцев и продолжают преследовать врага, освобождая от фашистской нечисти родную землю. Уничтожая врага, личный состав нашей воинской части проявил подлинный героизм и самоотверженность, незнание страха в бою, доблесть и отвагу. Все боевые экипажи за мужество и умелое выполнение приказа Верховного Главнокомандующего награждены высокими правительственными наградами.
От имени личного состава мы благодарим Вас за врученную нам грозную боевую технику и заявляем, что она находится в верных и надежных руках. Освобождая нашу священную Родину, мы будем громить и преследовать немецких захватчиков, пока видят глаза, пока бьется сердце в груди, не зная пощады к злейшим врагам человечества. Имя великого русского полководца Дмитрия Донского, как немеркнущую славу оружия мы пронесем на броне наших танков вперед на Запад, к полной и окончательной победе».
Танкисты сдержали слово. В январе 1945 г. они смело действовали при штурме сильных укреплений Познани, а весной воевали на Зееловских высотах. Танки «Дмитрия Донского» дошли до Берлина. Боевые дела воинов 38-го отд. танкового Днестровского полка отражают их высокие государственные награды. Среди них кавалеры орденов: Боевого Красного Знамени - командир танковой роты старший лейтенант М. И. Кисляков; Отечественной войны I степени - командиры танков младшие лейтенанты П. В. Мишанин и И. П. Ятманов, механики-водители старшие сержанты А. И. Емельянов, А. М. Данилов и с. Г. Чаркин; Красной Звезды - командир танка лейтенант И. М. Мосин, командиры орудий сержант Г. И. Басов, старшие сержанты М. М. Виноградов, П. П. Баранов и И. И. Акимов, стрелки-радисты сержанты А. Я. Ленидчев, М. В. Марков, старший сержант В. Б. Сергеев и многие другие.

Цитата: Dimasik от 16.08.2018 09:19:26Не ври, не брали. К маю 1944 от колонны остались "рожки да ножки"

Танки этой колонны пошли в 2 полка - 38 отдельный танковый полк и 516 огнеметный полк. 38 полк полностью потерял матчасть к 5 мая 1944 г и был переформирован в 74 тяжелый танковый полк с перевооружение на ИСы, а 516 огнеметный таки дошел до Берлина на родной матчасти. Но он начал воевать с июня 1944 года - Багратион, Польша, Берлинская операция.

Цитата: Юрген от 16.08.2018 10:33:35Танки этой колонны пошли в 2 полка - 38 отдельный танковый полк и 516 огнеметный полк. 38 полк полностью потерял матчасть к 5 мая 1944 г и был переформирован в 74 тяжелый танковый полк с перевооружение на ИСы, а 516 огнеметный таки дошел до Берлина на родной матчасти. Но он начал воевать с июня 1944 года - Багратион, Польша, Берлинская операция.

Про 516 был не вкурсе, ,sps

Для начала расскажите, пожалуйста, немного о себе и своей карьере военного…
Я поступил на службу в Вермахт 4 февраля 1941 г. и получил назначение в 3-ю роту
учебного подразделения Panzer-Ersatz-Abteilung 33 в городе St. Pölten-Spratzern (Австрия
– вероятно, здесь ветеран ошибся: Санкт-Пёльтен и Шпрацерн – два расположенных
неподалеку города - ВК), входившего в 33-й Танковый Полк (Panzer-Regiment 33). Там я
прошел подготовку на различных танках (Panzer II, III и IV) и позднее – специальный курс
обучения обязанностям наводчика. После обучения я участвовал в боях на Восточном
фронте, получив назначение туда в августе 1941 г. в период операции Барбаросса. По
неизвестным мне причинам, меня отправили в Panzerjäger-Abteilung 521 – батальон
истребителей танков, укомплектованный самоходными противотанковыми установками
Panzerjäger I. В принципе, это была чешская противотанковая пушка калибром 47 мм,
установленная на шасси танка Panzer I. Подразделение было прикомандировано к 3-й
Танковой Дивизии. В этой части я прошел боевое крещение. Я принял участие в сражении
за Киев, где мы взяли в плен более 650 000 русских пленных и захватили более 3 000
единиц артиллерии и 800 танков. Там было много боев. В октябре, в период операции
Тайфун – наступления на Москву – наша часть получила четыре новых танка Panzer II.
Поскольку я ранее проходил подготовку на этой модели, меня назначили наводчиком в
один из экипажей. То есть, это был мой первый «настоящий» танк. Нас, в основном,
использовали для прикрытия флангов во время крупных атак. Я сражался под Смоленском,
Мценском и Тулой, где получил ранение, когда мой танк был уничтожен.

Поправившись после ранения, я вновь получил назначение на Восточный фронт в апреле
1942 г., на этот раз – в 1-ю Роту 33-го Танкового Полка (1./Panzer-Regiment 33 - 9th Panzer
Division). Рота только что была укомплектована танками Panzer III с длинными 50-мм
пушками, и я снова стал наводчиком одного из экипажей. Затем я принял участие в
сражении за Воронеж – определенно, это был самый опустошительный и тяжелейший
момент в моей жизни. Там было даже тяжелее, чем в сражении за Ржев, которое имело
место позднее, в том же году…
1 октября 1943 г. я закончил офицерские курсы и получил звание лейтенанта. После этого
я получил под свою команду взвод 3-й Роты и принял участие в боях под Кривым Рогом.
Трудное было время, день и ночь в танке, отражая одну атаку за другой. Мы оставались в
это районе довольно долгое время. В феврале 1944 г. мы сражались рядом с долиной Буга
в районе Арнаутовки и, понеся тяжелые потери, переместились на юг, в сторону Одессы,
а оттуда в Румынию. В итоге, мы оказались в городе Ним/Nimes, во Франции, где нашей
Дивизии было дано время на отдых. Когда союзники высадились в Нормандии 6 июня 1944
г., наша Дивизия была на крупных учениях в районе Arles-Aix (города Арль и, вероятно,
Экс-ан-Прованс на юге Франции – ВК). Там, [во Франции], и произошли серьезные
столкновения с американской 3-й Армией, неподалеку от города Авранш/Avranches в
августе 1944 г., хотя господство союзников в воздухе сделало ведение сколь-нибудь
эффективных оборонительных боев невозможным. В Нормандии Дивизия потеряла
бóльшую часть своих танков и транспортных средств из-за атак противника с воздуха. К
концу октября 1944 г., после небольших стычек с врагом в районе Венло/Venlo, наша
Дивизия получила подкрепления в городе Айфель/Eifel, и это случилось незадолго до
Сражения за Выступ (Battle of the Bulge – англ.) или Unternehmen Wacht am Rhein (нем.).
Позднее я принимал участие в боях уже на земле Германии в районе города Eifel/Айфель,
на Рейне, близ Кельна и в самом городе. Остатки нашего полка были распущены в лесу
близ города Iserlohn/Изерлон 16 апреля 1945 г. Через несколько дней я попал в плен к американцам.
В 1946 г. я был освобожден из плена. В 1962 г. я поступил на службу в новую Германскую
армию в звании лейтенант резерва. Моя карьера военного закончилась в 1975 г., когда я
уже был в звании Generaloberst резерва.
Вы говорили, что находились в составе 9-й Танковой Дивизии в районе города
Айфель в октябре 1944-го. Где конкретно вы были?
Дивизия была на отдыхе и переформировании в районе Waldniel-Eiken (города Валдниль
и Айкен – ВК). Я хорошо это помню, поскольку неподалеку оттуда запускали ракеты V1.
Там впервые за всю войну я увидели их… Потеряв большую часть нашей бронированной
техники в Нормандии, мы получили новые машины 30 октября 1944 г. – 2-я и 3-я роты
получили танки Panzer IV, предполагалось, что моя 1-я Рота получит самоходные орудия,
которые прибыли через несколько дней.
Самоходки? В танковом полку? Не было ли это чем-то необычным? Были ли вы
недовольные таким решением?
Это были машины, имевшиеся в наличии, но, само собой, мы были этим недовольны. В
основном, потому что это означало потерю одного из членов экипажа. В танковом экипаже
было 5 человек, в экипаже самоходки – 4. Это был серьезный удар для нас, поскольку мы
были крепко сплоченной группой. Там было много споров, но выхода из той ситуации не
было. Позднее мы обнаружили, что самоходки Sturmgeschütz III (далее – Штуг – ВК) были,
на самом деле, более эффективными и безопасными машинами, чем наши танки Panzer
IV. Потери нашей роты были ниже, чем у других, и мы уничтожили больше машин
противника, чем другие роты. Это был превосходный и эффективный боевой инструмент.
Потребовалось ли вам дополнительное обучение, чтобы вести в бой Штуг?

Вероятно, нам нужно было дать время, чтобы привыкнуть к новому «коню», но времени на
это не было. У нас, старых танкистов, было много трудностей с адаптацией к переменам.
Вообще, машины были очень похожи на танки. Нам нужно было только привыкнуть к
ограниченному полю обстрела. Пушка была такой же, как и танка Panzer IV, но ее можно
было повернуть только на 15 градусов влево и вправо. Если требовалось больше, нужно
было поворачивать всю машину. Нам, старым танкистам, казалось наиболее важным
пристрелять наши пушки. На это потребовалось бы немалое количество боевых снарядов,
но старший офицер отверг нашу просьбу. К тому времени наши машины были хорошо
упрятаны в лесу и замаскированы. Полагаю, командование боялось, что шум пушечной
стрельбы встревожит противника и спровоцирует атаки с воздуха. Мы все этого боялись.


Когда вы узнали о предстоящем наступлении и, на тот момент, верили ли вы в то,
что эта операция увенчается успехом?
Разрешите мне ответить сначала на второй вопрос! Да! Мы не только верили в это, мы
были в этом абсолютно уверены! Я помню, что мы впервые услышали об этом 17 декабря
1944 г. во время инструктажа, проводимого для офицеров. Оберст-лейтенант ВайссКафанке 
(Oberstleutnant Weiß-Kafanke) употребил слова, 
который я до сих пор не забыл:
«Фюрер просит нас сделать все от нас зависящее, и мы не подведем его. Нам нужно
задержать противника примерно на три месяца.» Еще три месяца, и у нас было бы новое
чудо-оружие, которое заставило бы противника вступить в переговоры. Я в это верил. Я
был настоящим молодым офицером: полным энтузиазма, энергичным и, если взглянуть на
это с сегодняшней высоты, слегка туповатым. Мы все в это верили. Едва ли в ротах были
какие-либо старшие офицеры: мы все были лейтенантами и оберст-лейтенантами. Все
наши старшие товарищи к тому времени были убиты или ранены… К тому времени средняя
продолжительность пребывания офицера-танкиста на войне была примерно 28 дней: за
это время его убивали, или он был ранен. В пехоте все было еще хуже: примерно 19 дней.
Мы, молодняк, верили Фюреру, верили в Фатерлянд. Мы знали, что противник
превосходил нас в численности войск, танков, артиллерии. У него был неограниченные
возможности в снабжении [всем необходимым], полное господство в воздухе. Однако,
верьте мне, когда я говорю: мы все еще знали, что можем побить его на земле в любой
момент времени, когда наши шансы более-менее равны и он не может бросить в бой свою
авиацию. Мы были обстрелянными солдатами с большим опытом ведения боевых
действий в самых трудных условиях. Мы чувствовали, что можем это сделать…

Когда началась ваша Битва за Выступ, и о чем вы хотели бы рассказать?
Одна вещь очень важна. Это может показаться вам дикостью, но я не помню большого
числа подробностей о боях в Арденнах. Начиная с последних недель декабря 1944 г. до
примерно середины февраля 1945 г., едва ли я вообще вылезал из танка. Мы все время
были в бою, и времени на то, чтобы расслабиться и отдохнуть, было совсем мало. Мы
покидали машины только по зову природы, и даже это иногда делалось в котелок прямо в
боевом отсеке. Время на сон измерялось минутами, а не часами. Непрерывный бой, все
время начеку, все время в движении… Я помню большие отрезки времени, проведенного
в Арденнах, будто во сне. Через какое-то время можно было прийти к выводу, что ты у когото на дистанционном управлении. Мы просто функционировали. Трудно описать это комуто, кто сам это не испытал.
Ну и как вы справлялись со всем этим? Вы что-то принимали, чтобы облегчить себе
жизнь?
Вы говорите о первитине (pervitin)? Нет, ничего этого у нас не было. За всю войну нам
давали первитин дважды, и это было в конце 1941 г. и во время боев под Воронежем в
1942–м. После этого я тех таблеток ни разу не видел. Мы были солдатами, мы просто
должны были преодолевать все это сами.

В каких местах вы были в бою?
Мы сражались в районе Бастони, Новиля/Noville и Фуа/Foy. Позднее в районе городка
Уффализа/Houffalize – там, где в январе были ожесточенные бои. Американская 101-я
Воздушнодесантная Дивизия была нашим противником близ Фуа и Уффализа. Тяжелые
были бои… очень тяжелые.
Большие были потери?
Да, хотя в нашей роте они были не такими серьезными, как в других. 13 января лейтенант
Румпф (Rumpf) был убит в результате прямого попадания в его Panzer IV. Я принял на себя
командование ротой. Много было погибших, не хочу говорить об этом… Помню, что в ночь
на 13 января (с 13-го на 14-е) лейтенант Беккер (Becker) приказал мне повести 1-ю Роту в
атаку на Фуа. Сначала она развивалась успешно, но этот успех длился недолго, поскольку
пехота не смогла продвинуться вместе с нами. Думаю, фельдфебель Клотц (Klotz) и его
экипаж были ранены, когда их танк был подбит. После той атаки мы отступили на позицию
между Фуа и Новиль. На следующий день американцы предприняли контратаку силами
танков и полугусеничных бронемашин. Я не помню, сколько их было, но мы страшно
уступали им в численности. Мы вступили с ними в бой силами шести Штугов, и
развернулся настоящий танковый бой. – то, что на Западном фронте было редкостью. Мы
уничтожили большую часть машин противника, не понеся никаких потерь. В том бою было
уничтожено около 15 Шерманов и множество бронемашин. Многие из них горели, а между
ними на земле остались трупы американских солдат. Вскоре после боя в поле зрения
появился американец, размахивающий флагом с красным крестом. Я открыл командирский
люк и высунулся из него, чтобы разглядеть ситуацию получше. К этому моменту было
видно уже много американских полугусеничных бронетранспортеров и просто грузовиков с
красными крестами. Они пытались эвакуировать своих раненых и, чтобы сделать это, всей
этой колонне пришлось бы проехать напротив моей самоходки на расстоянии 100-150
метров. Это было весьма необычное зрелище, что для нас, что для американцев. Они
ездили туда-сюда, пока все тела не были подобраны, и я припоминаю, что, когда они
проезжали мимо меня в последний раз, на подножке одной из машин находился
американский офицер. Проезжая мимо, он попытался встать по стойке смирно и отдать
мне честь. Это был жест, который произвел впечатление, и я от всего сердца ответил тем
же. Однако, когда они скрылись из виду, у меня в животе появилось нехорошее ощущение,
какой-то инстинкт подсказал мне, что произошло что-то вызывающее подозрения. Я отдал
приказ запустить моторы, и не успели мы отойти на пару сотен метров в сторону Новиля,
как на участок, где мы только что находились, обрушился довольно интенсивный
артиллерийский огонь противника. Конечно, я ничего не могу доказать, но я до сих пор
испытываю неприятные чувства, когда думаю об этом…

Какова была ситуация со снабжением? Не было ли в вашем подразделении нехватки топлива или боеприпасов? Конечно, я знаю, что были тяжелейшие проблемы со снабжением во время Сражения за Выступ, особенно когда погода позволила союзникам бросить в бой авиацию. Однако сам я, лично, не испытывал нехватки чего-либо. Припоминаю, что как-то раз наша рота получила приказ сменить подразделение танков Panzer IV, которые, я думаю, были из дивизии Hitlerjugend, дело было в районе Бастони. Когда мы прибыли на место, у нас было маловато топлива, и к нам подошел гауптштурмфюрер (Hauptsturmführer) из дивизии Hitlerjugend и сказал, что каждый из нас может взять в свои баки по 150 литров горючего из их машин. В другой раз, когда я получил приказ атаковать силами своей роты позиции американцев, – уже не помню, где это было, у нас было так мало горючего, что я знал: оно кончится до того, как мы сможем вернуться на свои позиции. Я отклонил этот приказ, что было воспринято без проблем. Боеприпасов всегда хватало. Против каких боевых машин противника вы вели бои в Арденнах и как бы вы оценили их? В Арденнах я сталкивался с машинами Sherman/Шерман всех видов, с истребителями танков… Hellcats или Wildcats, с легкими американскими танками, с бронемашинами и полугусеничными транспортерами. Становым хребтом американских танковых частей были Шерманы. Это был хороший и боеспособный танк. Особенно для Нормандии, где местность была такова, что бои на больших дистанциях были редкостью. Каким было среднее расстояние боя на этих театрах войны? Метров 500-600. На этом расстоянии пушка стандартного Шермана того периода времени могла эффективно поражать наши Panzer IV и Штуги. Эти танки были относительно быстрыми, мобильными и, что наиболее важно, их поставляли [на фронт] в неограниченном количестве! Наши пушки были лучше, в целом, они были более мощными и отличались лучшей дальностью прицельной стрельбы. Наши оптические приборы были лучше. С пушкой 75/L48 Штуга и Panzer IV мы могли поражать противника с расстояния около 1000 м даже без необходимости прибегать к расчету траектории. Ты мог просто навести пушку на цель и стрелять – снаряд попадал туда, куда ты целился. Разумеется, длинная пушка Пантеры была даже более эффективной. Они [Шерманы] легко загорались после попаданий, и еще одним моментом, который я часто наблюдал у Шерманов, было раскалывание брони. Даже попадание по касательной из мощной пушки могло расколоть броню Шермана. С нашими танками этого не случалось. Основной слабостью американских танков были…, хотя я должен принести извинения, говоря это, их экипажи. Как бы вы пояснили это? Хм, я не люблю говорить об этом, поскольку в нынешние времена людей легко оскорбить. Просто разрешите мне сказать о том, что кое-что из того, что мы делали на Западном фронте, мы никогда не смогли бы сделать на Восточном. Там [на Западе], … в определенной степени, ну… не хватало… как вам сказать… Дайте мне привести пример. Я видел много раз, как американские экипажи выскакивали из танка после попадания в него. Всего лишь одного попадания! Непроникающего! Это означает, что танк еще в боевом состоянии, а экипаж жив и здоров. На Востоке это было бы просто немыслимо. Некоторые [американские танковые] части дрались яростно, но, в большинстве случаев… ммм… То есть, бои на Востоке отличались от боев на Западе? Да. Все классические доктрины танкового боя, которые мы могли эффективно использовать на Востоке, на Западе не работали. На Западе превосходство союзников в авиации и артиллерии играло решающую роль. Наших ВВС там, в реальности, просто не было. Крупные перемещения в дневное время и по открытому пространству были невозможны, как и маневрирование в бою. Когда бы союзники ни сталкивались с сопротивлением любого вида или даже с ожидаемым сопротивлением, они отходили, ждали подкреплений, в то же время обрушивая на нас артиллерийский огонь и атаки с воздуха. Они были осторожны, я бы сказал, слишком осторожны. С моей точки зрения, ошибочность этой стратегии заключалась в том, что у нас всегда было время на то, чтобы отступить и закрепиться на новых оборонительных позициях. На все это у нас оставалось намного больше времени, чем могло бы... Как вы оцените немецкие войска на Западном фронте в 1944 – речь идет о недавно сформированных пехотных [Volksgrenadier] дивизиях? Само собой, многие из этих частей были далеки от того, чтобы их можно было назвать элитными, но, поверьте мне, ими не командовали идиоты. Все они могли вести бой вполне эффективно, если была необходимость. В целом, наша доктрина постановки боевых задач Auftragstaktik давала нам преимущество в наземных боях. В германской армии нам говорили, что нужно сделать, но не как нужно это сделать. Выбор пути достижения успеха оставляли младшим офицерам на передовой. В союзных армиях офицерам говорили, что нужно сделать и как это нужно сделать, лишая их гибкости в бою, поскольку им приходилось ожидать новых приказов, когда дела шли не так, как планировалось. У нас эта концепция свободы в принятии решений в бою работала на всех уровнях от командующего армией до командира взвода. Награждали за успех, а не за следование приказу. Этому принципу следовали во всех частях германской армии, и, хотя эффективное применение Auftragstaktik зависело, в значительной мере, от опыта и уровня подготовки офицеров и солдат, эта концепция оставалось одним из наших основных достоинств. Боевой дух был высок, особенно в обстрелянных частях, таких как наша. Брали ли вы пленных, и как происходило пленение противника? Мы были бронетанковой частью, и обычно нам нужно было оставаться в движении. Это означало, что, если мы брали пленных, им приказывали бросить оружие и следовать в наш тыл, пока они не наткнутся на немецкую пехоту. Тогда им полагалось поднимать руки вверх в знак капитуляции. Это был довольно простой процесс. Если вы спрашиваете об этом из за  происшествия с солдатами Пайпера (Peiper) около Мальмеди/Malmedy, разрешите мне сказать вам, что вся эта истории выглядит подозрительно. В нашем полку мы не убивали пленных: я сам бы расстрелял любого, кто открыл бы огонь по беззащитным людям. Я встречался с Йоахимом Пайпером во время войны, а после войны подружился с ним, когда он работал в компании Porsche, а я – в компании BMW.