За Китай

Causa Causalis, Москва
Я вам скажу такую вещь — чтобы вас успокоить. Если будет война, в ней не будет победителей. Американцы, может, и не знают об этом, они верят Голливуду. Но вы-то — англичане.
Fairlightfil, Сидней
России надо быть очень осторожной перед тем, как пробовать подружиться с Китаем. Цель Си Цзиньпина — мировое господство. Он может принять союзничество России на словах, а потом попытаться доминировать и в России. Но Путин точно не такой простак, чтобы в это поверить.
Candiru, США
Если это когда-нибудь случится, это описанное в статье противостояние США с российско-китайским альянсом, то в нем никаких победителей не будет. И может быть, никто в живых не останется.
Old Robert, Великобритания
Путин точно знает, что доверять Китаю ему нельзя — как нельзя России доверять и Евросоюзу. И китайцы, и европейцы хотят ухватить вдруг открывшиеся природные богатства России.
Campanile8, Великобритания
С крушением коммунистического правления, у России больше нет идеологических причин враждовать с США. И наоборот — нет причин для озлобления на Россию и у Соединенных Штатов. Впрочем, «Дейли мейл» могла и не заметить такие «мелкие» события.
Deindoctrinator, Великобритания
Путин считает, что «враг моего врага — это мой друг». Но в таком раскладе все может измениться за одну ночь.
Zobra, США
США могут просто на мелкие кусочки разорвать и Россию, и Китай, если только американцы нажмут несколько верных кнопок.
Douglasi2be
А что, Россия и Китай не смогут при этом стереть с лица земли и США?
Man on a Soapbox, Лондон
И чего мы до сих пор торгуем с Китаем? Это ж Китайская Народная Республика, где слово народа ничего не стоит. А каждый фунт, который мы тратим на китайские товары, — это в будущем пуля, нацеленная прямо в нас.
Ace Lightning, США
Они что, эти русские и китайцы, будут сильнее, чем Британия, Ирландия, США, Австралия, Новая Зеландия, Япония, Индия, НАТО, да еще и все британское Содружество наций? Сильнее, чем все эти страны, вместе взятые? Да куда им против нас, даже если с красными сойдутся Северная Корея и Иран?
Notname
Ну да, Ace Lightning, Россия и Китай справятся. Кстати, почему, черт возьми, ты во все это вовлекаешь Ирландию? Ирландцы нейтральны. А про Содружество ты зря вспомнил. Ты ведь вообще не понимаешь, что это такое, не так ли?
Alex, Великобритания
Большинство этих самых стран британского Содружества наций уже сдали себя в заклад Китаю со всеми потрохами. И они уж точно не пойдут за нас на те жертвы, которые совершали их предки за «короля и общую родину».
Red Pill Popcorn
Это как раз тот случай, когда единственный вариант выиграть партию — это не начинать игру.

Однако он не хотел бы, чтобы американские друзья «видели во вмешательстве Китая и Китая угрозу партнерству с ними». Он сказал, что Африка никогда не получала план Маршалла США, как Европа, когда Соединенные Штаты оказывали помощь в восстановлении Западной Европы после разрушений Второй мировой войны. План Маршалла позволил Западной Европе построить инфраструктуру.
После своего выступления генеральный директор DFC Адам Бёлер пообещал, что США «рады предоставить различные виды долгосрочных займов и гарантировать альтернативу всем африканским странам».
Президент Сенегала ответил также и советнику США по национальной безопасности Роберту О'Брайену, который заявил во время конференции, что подход США к Африке «резко контрастирует с ценностями Коммунистической партии Китая».
О'Брайен утверждал, что Китай использует крупные долгосрочные займы для создания зависимостей, которые можно использовать для обслуживания своих геополитических интересов.
«В то время как Пекин продвигает путь к зависимости от Китая, США продвигают путь к самостоятельности», — сказал О'Брайен. «В то время как правительство США предоставляет гранты и прозрачное финансирование, КПК выдвигает неустойчивые и непрозрачные ссуды. Результат — подрыв национального суверенитета».
Салл сказал О'Брайену, что он «очень рад видеть, что американцы обеспокоены суверенитетом африканских стран», поскольку многие страны континента отмечают 60-летие своей независимости. «Могу заверить вас, что наш суверенитет нам дорог, и в любом случае проекты, которые мы реализуем с нашими партнерами, не станут посягательством на наш суверенитет», — сказал Салл.



Недавно в Нигерии поднялся шум, когда законодатели поставили под сомнение пункт кредитного соглашения, которое страна подписала с Экспортно-импортным банком Китая, в котором говорится об отказе от иммунитета на основании суверенитета. Они опасались, что это подвергнет нигерийцев риску конфискации активов, если они не выплатит свои кредиты.
Однако аналитики говорят, что страны должны беспокоить не потеря активов, а потеря контроля над объектом инвестирования, как это произошло в Шри-Ланке (Хамбантота порт).
Китай отрицает, что у него есть планы использовать кредиты как способ захвата стратегических активов. Согласно данным Китай в период с 2000 по 2018 год выделил Африке 148 млрд долларов в виде займов, направленных на строительство плотин, портов, железных и автомобильных дорог.
Президент Сенегала Салл и председатель КНР Си Цзиньпин являются сопредседателями Форума китайско-африканского сотрудничества (FOCAC), — платформы, благодаря которой торговля между Африкой и Китаем выросла в 20 раз за два десятилетия. На прошлых заседаниях FOCAC в 2015 году Си Цзиньпин обещал в общей сложности около 120 млрд долларов инвестиций, большая часть из которых пойдет на реализацию инициативы «Один пояс, один путь».
Чтобы противостоять китайскому влиянию на континенте, администрация Трампа в 2018 году обнародовала инициативу Prosper Africa, которая включала создание программ, ориентированных на Африку, таких как модернизация Экспортно-импортного банка США и создание Международной корпорации финансирования развития США (DFC), которая ранее была известна как Корпорация зарубежных частных инвестиций.
Конгресс США принял меры по обновлению Экспортно-импортного банка США, который за последние полтора года инициировал более 40 сделок в странах Африки к югу от Сахары. Кредитор получил одобрение Конгресса на предоставление кредитов, которые могут конкурировать с процентными ставками, предлагаемыми китайскими финансовыми учреждениями, включая Экспортно-импортный банк Китая.
В мае Экспортно-импортный банк США одобрил выделение прямого кредита в размере 4,7 млрд долларов для поддержки разработки и строительства интегрированного проекта по производству сжиженного природного газа в Мозамбике. Проект обошел своих конкурентов в лице Китая и России.
Также Конгресс обязал DFC увеличить базу финансирования вдвое с 30 до 60 млрд долларов и предоставить возможность инвестировать в «перестрахование заемных средств и капитала». DFC намерено инвестировать почти 25 млрд долларов в следующие пять лет по всему миру и в настоящее время инвестировал в 300 проектов на общую сумму более 8 млрд долларов. Причем Африка составляет более половины инвестиций DFC.

Владимир Путин и Си Цзиньпин
Kremlin.ru

Иначе говоря, давление США на КНР в пользу ее участия в переговорном процессе с точки зрения российского президента безосновательно. Не менее красноречивой является и позиция Путина по проблеме РСМД: «Что касается ДРСМД, я просто не хочу уже вдаваться, мы уже много раз об этом говорили. Если в случае с выходом из Договора о ПРО США поступили открыто, прямо, грубовато, но по‑честному, то здесь придумали повод, обвиняя Россию в том, что она что‑то нарушает, и вышли из договора». Что здесь важно? То, что в нарушении ДРСМД Вашингтон обвинил не только нашу страну, но и Китай, который участником договора вообще не является, да и договору, извините, более трех десятков лет, а о Китае американцы заговорили только сейчас. Почему — понятно: их напрягла постановка на боевое дежурство китайских РСМД, в результате чего под ядерным прицелом оказались развернутые в АТР американские военные базы. Отсюда и формальный предлог для размещения ракет: выровнять региональный баланс по РСМД, сохранив свои агрессивные, наступательные возможности, угрожающие жизненно важным центрам КНР. Да и в кулуарах американская сторона неоднократно спекулировала на том, что это, дескать, мы «для порядка Россию обвиняем, чтобы оправдаться с выходом из договора. А на самом деле мы-де выходим из него из-за Китая. И именно поэтому сейчас ставим вопрос об РСМД в Азии». Ключевой вопрос здесь: где они эти ракеты поставят? Если посмотреть на карту, легко убедиться, что напрямую против России могут быть нацелены ракеты, размещенные только в Японии или на Аляске и Алеутских островах. Все другие полетные траектории американских РСМД с остальных потенциальных точек базирования, расположенных на юго-востоке и юге континента, пролегают над территорией КНР. И расчет Вашингтона здесь настолько же конъюнктурный, насколько двусмысленный: попробовать на прочность российско-китайские отношения. Не смогут ли московские поборники сближения с Вашингтоном навязать руководству нашей страны дискуссию об отказе от реакции на такое размещение? На том основании, что эти РСМД угрожают в первую очередь Китаю, а нам — постольку поскольку.
Не прошел у США и этот номер. Это вытекает из следующих слов российского президента: «Видимо, в этом есть какая‑то политическая цель. Потому что никакой военной цели я здесь просто не вижу». Все очень четко: военная угроза от американских РСМД в АТР для России весьма относительная, а политическая, в отличие от нее, предельно определенная: игра противника на разрыв связей Москвы и Пекина. Если в США, пускаясь в эти обходные маневры, рассчитывали на некий «козыревский синдром», то ошиблись, в чем убедились, получив следующий однозначный ответ: «Намерение и заявление наших американских партнеров о возможности размещения РСМД в АТР нас, конечно, не может не настораживать, и, без всякого сомнения, мы вынуждены будем что‑то предпринимать в ответ, это совершенно очевидный факт». Ранее, как помним, о том же самом заявлял российский посол в США Анатолий Антонов. И поскольку произошло это сразу же за получением информации о решении Вашингтона по РСМД в Азии, до появления официальных заявлений МИД, то ясно, что вопрос о позиции нашей стороны был решен заранее. И скорее всего, совместно с Пекином.


Совместно российско-китайские учения
Rosguard.gov.ru

Второй важнейший эпизод, касающийся оформления российско-китайского военного союза, тесно связанный с первым, что прозвучал на Валдае, производит впечатление своей откровенностью. Дело в том, что подобные вопросы и ранее задавались руководству обеих стран, но на них обычно следовали дипломатичные, уклончивые ответы. Здесь же вполне откровенно прозвучало то, что сейчас обсуждается, без сомнения, в самых высоких кабинетах американской столицы: «Мы всегда исходили из того, что наши отношения достигли такой степени взаимодействия и доверия, что мы в этом не нуждаемся, но теоретически вполне можно себе такое представить. Мы проводим регулярные военные мероприятия совместно, учения и на море, и на земле, и в Китае, и в Российской Федерации мы обмениваемся лучшими практиками в сфере военного строительства. Мы достигли большого уровня взаимодействия в сфере военно‑технического сотрудничества, причем это, наверное, самое главное, речь не только об обмене продукцией или купле‑продаже военной продукции, а об обмене технологиями. И здесь есть вещи очень чувствительные. Я сейчас не буду говорить об этом публично, но наши китайские друзья об этом знают. Наше сотрудничество с Китаем, без всяких сомнений, повышает обороноспособность Китайской народной армии, и Россия в этом заинтересована, и Китай. Так что как это будет развиваться дальше — жизнь покажет. Но перед собой такой задачи сейчас не ставим. Но в принципе и исключать этого не собираемся. Поэтому посмотрим».
В высшей мере показательно: вопрос, на который последовал этот ответ, был задан именно с китайской стороны, а на Востоке, как известно, очень многие смыслы заключены в деталях. Итак, по Путину, уровень взаимного доверия между Россией и Китаем не требует формальной фиксации в виде военного союза, но если потребуется — без проблем. Две страны координируют военное строительство, в том числе в технологической сфере, а две армии — отлаживают взаимодействие на всех уровнях, включая стратегический. Россия при этом (внимание!) заинтересована (!) в укреплении НОАК и повышении ее боеспособности. Что подразумевается под «чувствительными» аспектами военного сотрудничества, которые не следует публично обнародовать, если раньше Путин уже рассказывал о российском участии в создании Китаем системы раннего обнаружения о ракетном нападении, пусть в Вашингтоне на эту тему ломают голову, потирая «извилину от фуражки», снятой со вспотевшего лба. А что именно «покажет жизнь», надо полагать, агрессору, если он решится на военную авантюру, придется испытать на собственной шкуре. На память уже приходит истерика американских сателлитов в Дальневосточном регионе в связи с совместным патрулированием, осуществленным стратегическими ракетоносцами российской и китайской дальней авиации; по его итогам Сеул с Токио обменялись шумными претензиями, а в Вашингтоне, видимо, не зная, как на это реагировать, предпочли сделать вид, будто ничего не произошло.


Российские солдаты на китайском военном полигоне
Mil.ru

Да и случайно ли, возвращаясь к теме ДСНВ, в США так сильно озаботились проблемой выживания этого договора, что мигом позабыли все свои требования «усадить» за столь переговоров третьим участником Пекин. Не очень сильно и хотелось, разве, чтобы навредить отношениям России или Китая? Или ситуация, в том числе предвыборная, не оставляет пространства для дешевых игр, вынуждая обращаться к существу проблемы? Ну, так это ж хорошо, когда распоясавшийся и отвыкший от приличных манер «клиент» внезапно ощущает от своего поведения такой дискомфорт, который побуждает его об этих манерах вспомнить. Или мы что-то не понимаем?
В сухом остатке от важнейших заявлений, прозвучавших на Валдае, остается геополитика. На будущий год исполнится четверть века, как Збигнев Бжезинский в «Великой шахматной доске» заклинал последователей не допустить появления в Евразии страны или альянса, способных бросить вызов американской гегемонии. Именно на этом строился предложенный мэтром, ныне покойным, проект формирования примерно к нашим дням, в «длительной» перспективе более двадцати лет, «мирового центра совместной политической ответственности», вырастить который планировалось из «трансъевразийской системы безопасности (от Атлантики до Тихого океана — В. П.) под руководством Америки». Уточняя конечную цель этого «центра» — превратиться в объединение с «узаконенным статусом» (то есть, по сути, международную организацию, стоящую выше ООН), Бжезинский предупреждал, что это будет зависеть от того, «как долго США будут сохранять свое первенство, и насколько энергично они будут формировать основы партнерства ключевых государств».
Грандиозность нынешнего российско-китайского «облома» для США заключается в том, что этот стержень евразийской системы безопасности, включающий упомянутую Путиным ШОС, сформировался и обрел позитивную стратегическую динамику не «благодаря», а «вопреки» Вашингтону. И направлен против его гегемонистских авантюр, в интересах коренных стран и народов евразийского континента.
И последнее. Упомянутые российским президентом маневры вокруг договора об открытом небе, из которого США вышли, а их европейские сателлиты лукаво уговаривают Москву сохранить в нем участие, как и беспрецедентное ухудшение отношений между Россией и Европейским союзом, позволяют внести завершающий штрих в оценку текущего геополитического расклада. Все заигрывания Вашингтона с Россией и все европейские нападки на нашу страну, как и «ухудшение» американо-европейских отношений — все это чем дальше, тем больше напоминает стратегическую дезинформационную спецоперацию Запада. Адресатом ее являются «неустойчивые» элементы в российской элите, являющиеся последней ставкой США в попытке удержания нашей страны в западном полуколониальном «буржуинстве». Слава Богу, не они сегодня правят бал. И надо понимать, что в этом свете нынешнее российско-китайское сближение для нашей страны превращается в «момент истины», приобретающий не только внешнее, но и непреходящее внутреннее измерение.

Больше российского газа для Китая
В контексте богатого на конфликты прошлого нынешнее сближение выглядит удивительным. Но тем не менее сотрудничество сменяет былое соперничество. В декабре состоялось открытие впечатляющего по масштабам, строившегося многие годы газопровода «Сила Сибири», предшественника ныне реализующегося проекта «Сила Сибири-2». Он протянулся от сибирских газовых месторождений до Шанхая. «Сила Сибири» стоимостью 55 млрд. долларов на данный момент является самым дорогостоящим российским газопроводом. Вместе с тем новое сотрудничество должно выходить далеко за рамки газа. Так, обе стороны договорились об увеличении объема торговли в два раза. Кроме того, все меньше сделок будет проводиться в долларах, вместо этого — напрямую в юанях и рублях. Все чаще проводятся и совместные крупные военные учения.
Европейские компании наблюдают за новым сближением между Москвой и Пекином с недоверием, они не верят, что Китай сможет заменить России Запад в качестве партнера. Но факты говорят о возможности этого варианта: Китай еще в 2010 году, то есть до введения самых ранних санкций, обогнал Германию как важнейшего торгового партнера. И сегодня, через десять лет, отрыв Китая от Европы в деле сотрудничества с Россией постоянно растет. Два года назад российские компании впервые стали покупать больше машиностроительной продукции из Китая, чем из Германии. «В контексте западных санкций Китай определенно является третьей стороной, извлекающей пользу из ситуации», — заключает Маттиас Шепп, руководитель Российско-германской внешнеторговой палаты в Москве. Российские клиенты не могут быть уверены, что оборудование и запчасти, которые они получают из Германии, в будущем тоже не станут недоступными, попав под санкции. Четыре из пяти немецких компаний в России уже жалуются на растущую конкуренцию со стороны Китая. В первом полугодии 2020 года только 7,3 процента российской внешней торговли приходилось на Германию, что на 0,7 процента меньше, чем в первом полугодии 2019 года. Китай, напротив, за этот же период смог увеличить свою долю с 16,6 до 17,8 процентов. Председатель Восточного комитета германской экономики Оливер Гермес (Oliver Hermes) в этой связи предостерегает, что отношения с Россией не должны быть упущены из зоны внимания. «Во времена, когда мы боремся с масштабными экономическими последствиями коронакризиса, а Европа все больше ощущает конфликт между США и Китаем, мы должны выдвинуть на первый план будущие возможности в отношениях с другими важными партнерами — в том числе и с Россией».
Бернд Вестфаль в качестве депутата, озвучивающего позицию социал-демократической фракции партии СДПГ в бундестаге, также высказывает сомнения в отношении стратегической эффективности санкционной политики в отношении России. «Она скорее навредила нам, а также более чем 3 тысячам компаний, которые работают в России», — сказал политик. Хотя Вестфаль признает, что Россия «попирает международное право», он все же хочет напомнить: у Европы как единого целого есть перспектива развития только вместе с Россией, а не против нее.
В чем-то с ним могут согласиться и российские предприниматели: поворот России в сторону Китая и им сулит определенные трудности. Потому что главы компаний там все же предпочитают европейскую технику. Из-за падения рубля, как сами они жалуются, они больше не могут себе позволить технику из Европы и вынуждены прибегать к более дешевым китайским альтернативам. «Россия технически и экономически все же уступает быстро развивающемуся Китаю», — говорит Нильс Шмид, представитель по вопросам внешней политики фракции СДПГ в бундестаге. «Путин за 20 лет своего правления так и не успел модернизировать экономику и поставить ее на более солидную и широкую основу, прежде всего за счет развития малых и средних промышленных компаний».
Скепсис в адрес Китая наблюдается и в российской политике, по крайней мере там, где речь не идет о больших геополитических планах. Так, чиновники министерства промышленности неофициально говорят о том, что Китай рассматривает Россию только как рынок сбыта и поставщика сырья, а в производство практически не инвестирует. «В России есть большая обеспокоенность из-за чересчур влиятельного Китая, прежде всего на востоке страны», — отметил и Шмид. Многие российские товары больше не могут конкурировать на мировом рынке. Китай же, напротив, становится все сильнее, в том числе за счет установления единых стандартов в Евразийском экономическом союзе.
Несмотря на то, что то и дело появляются конфликтные моменты, экономическому заигрыванию между Москвой и Пекином это не мешает. По крайней мере, пока Китай будет покупать у России все больше сырья, а пропасть между Москвой и Европой будет становиться все глубже с каждой новой волной санкций. «Чем больше Запад отворачивается от России, тем сильнее Китай бросается заполнить пространство, которое Запад по неразумию оставляет», — говорит Шмид. Его коллега по фракции Бернд Вестфаль формулирует эту мысль еще более четко: «В ходе санкционной политики мы должны следить за тем, чтобы не подтолкнуть Россию в объятия Китая».

УРОКИ ИСТОРИИ
Помимо приведенных выше теоретических выкладок, история тоже часто показывает нам, что силы, сдерживающие возможности возникновения войны между супердержавами часто оказываются слабее, чем это кажется. В особенности показательным в этом отношении является процесс англо-германского соперничества, который закончился войной 1914 года, и который демонстрирует нам, как две великие державы могут быть втянуты в полномасштабный военный конфликт, который до самого конца представлялся совершенно невероятным. Трудно подобрать еще более яркую параллель сегодняшнему «соревнованию» между Америкой и Китаем.
В начале 20-го века быстрый экономический, технологический и военно-морской рост германской империи начал представлять вызов существовавшему тогда мироустройству, основанному на лидирующей роли Великобритании. Несмотря на тесные связи между двумя странами, британская элита начала рассматривать растущую германскую экономическую мощь как угрозу. Более того, англичане осуждали эту мощь, которая, по их мнению, зиждилась на несправедливой торговой и промышленной политике: они утверждали, что процветание Германии основывается на массированном государственном участии, а не на либеральных экономических законах, действовавших в Англии. Британская элита испытывала устойчивую антипатию к Германии и еще по одной причине: англичанам претила немецкая политическая культура с ее упором на армию и ее ценности в противовес либеральным британским нормам. Если говорить просто, то в Англии считали Германию неисправимо плохим членом международного сообщества. Неудивительно поэтому, что сразу же после начала войны англичане придали ей видимость идеологического «крестового похода» либерализма против прусской автократии и милитаризма.

США и Китай находятся на сталкивающихся курсах
Британцы и немцы соперничали друг с другом за международный престиж и власть.
Германская Weltpolitik (мировая стратегия), в которой центральное место занимало строительство большого флота и приобретение колоний, спровоцировало Британию — эту торговую нацию с огромной колониальной империей. Англичане не смогли пережить появление конкурирующей военно-морской державы прямо рядом с собой — в Северном море. На самом деле, амбициозная германская программа по созданию мощного военно-морского флота подстегивалась не столько экономическими или военными соображениями, сколько стремлением к завоеванию престижа. При этом цели Германии состояли не только в том, чтобы бросить вызов Британии, а в том, чтобы утвердить свой статус равной ей силы.
Несмотря на столь мощные мотивы конфликта, сама война в августе 1914 года между Британией и Германией была совсем не неизбежна. Как указывают историки Зара Штайнер и Кейт Нильсон, «между сторонами отсутствовал спор из-за территорий, тронов или границ». И наоборот, в отношениях между ними имелись важные факторы, предопределявшие мир: торговля, культурные связи, глубокие взаимосвязи между элитами и монархическими семьями и т. д.
Так почему же Германия и Англия начали войну друг с другом? Ответ историка Маргарет Макмиллан состоит в том, что «военный конфликт, как правило, это столкновение доминирующего государства, которое ощущает потерю своего могущества, и быстро растущим соперником».
Маргарет Макмиллан пишет:
«Такие переходные процессы редко реализуются мирно. Самоутвердившаяся доминирующая мировая держава обычно ведет себя высокомерно, читая другим лекции о том, как следует вести себя в международных делах. Очень часто она совершенно нечувствительна к тревогам и заботам менее значительных государств. Такие державы, какой Британия была тогда, и какой США является сегодня, неизбежно противятся любым намекам на свою смертность, а растущие державы горят нетерпением урвать для себя свою долю добычи, будь то колонии, ресурсы, место в мировой торговле или влияние в мире».
Параллели между британско-германским антагонизмом перед войной 1914 года и нынешним американо-китайским противостоянием могут показаться поразительными, хотя и требуют известной осторожности. Действительно, нынешнее положение США очень похоже на положение Соединенного Королевства в предвоенные годы: это положение действующего гегемона, чья относительная мощь находится на траектории снижения. Вашингтон сейчас, как и Лондон когда-то, глубоко недоволен подъемом своего противника, причины которого он приписывает нечестной торговой и экономической политике, и рассматривает своего соперника как недостойного мирового игрока, ценности которого несовместимы с либерализмом. Во своей стороны, быстро растущий Китай, как и Германия накануне Первой мировой войны, хочет признания себя равным на международной арене и хочет доминирования в своем регионе. Неспособность Великобритании мирно приспособиться к реалиям германского роста способствовала возникновению Первой мировой войны. От того, последуют ли США тому британскому прецеденту или нет, будет зависеть, закончится или нет нынешнее американо-китайское соперничество войной.

БИТВА ИДЕОЛОГИЙ?
Для китайских лидеров история их собственной страны позволяет делать собственные выводы о том, что случается с большими странами в тех случаях, когда им не удается совершить прыжок к статусу великой державы. Как указывают многие ученые, поражение Китая в двух опиумных войнах с Британией и Францией в середине XIX века имело своей причиной неспособность страны приспособиться к изменениям, вызванным Промышленной революцией. В связи со слабой позицией тогдашних китайских лидеров, более сильные молодые империалистические государства смогли занять доминирующее положение в делах Китая. К последующему историческому периоду, на протяжении которого в Китае владычествовали западные державы и Япония, китайцы относятся, как к «эре унижения».
Нынешний подъем Китая во многом определяется его стремлением отомстить за тот период унижения и восстановить исторический статус страны как доминирующей силы в Восточной Азии. Реформы и «политика открытости» Дэн Сяопина стали первым шагом на этом пути. Для того, чтобы подстегнуть свое экономическое развитие и модернизацию, Китай пошел на интегрирование в мировой порядок, где ведущую роль играли США. Как сказал сам Дэн в 1992 году: «Те, кто оказываются отсталыми, терпят поражение». Долговременная цель Пекина состояла не только в том, чтобы стать богаче. Китай хотел стать богатым настолько, чтобы обрести военные и технологические возможности, достаточные для того, чтобы вырвать региональное доминирование в Восточной Азии из рук США. Китай присоединился к американскому миропорядку не для того, чтобы помочь его сохранению, а для того, чтобы бросить ему вызов изнутри.
Эта стратегия сработала. Китай быстро сравнивается с Америкой по всем основным показателям. В 2014 году МВФ объявил, что по покупательской паритетной способности Китай обогнал США — самую большую экономику мира. По рыночному валютному курсу китайский ВВП составляет сейчас около 70% американского. С учетом того, как быстро Китай восстанавливается экономически после пандемии коронавируса, к концу этого десятилетия он, скорее всего, обойдет США в качестве первой экономики мира. В военном отношении ситуация схожая. Исследование «мозгового центра» RAND Corporation «Счет в американо-китайском соревновании» еще в 2015 году указывало на то, что разрыв в военной мощи США и Китая в Восточной Азии быстро сокращается. Американский военно-морской флот и военные базы в этой части света находятся под растущей угрозой со стороны Китая. В исследовании с удивлением указывается на то, что «для многих составителей этого доклада поразительной оказалась скорость, с которой происходят эти изменения в военной ситуации в Азии».
Американские политики все больше рассматривают соперничество между США и Китаем не столько как традиционную конкуренцию двух супердержав, но как борьбу демократии с коммунизмом. В июле нынешнего года госсекретарь США Майк Помпео произнес речь, главная цель которой состояла в переводе американо-китайской враждебности в идеологическую плоскость. «Мы должны помнить, что режим коммунистической партии Китая — это марксистско-ленинский режим», — сказал он.
Генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин свято верит в банкротство тоталитарной идеологии Запада… И при этом вынашивает в сердце десятилетиями укоренявшееся в Китае стремление к мировой гегемонии китайского коммунизма. Америка больше не может игнорировать принципиальные политические и идеологические противоречия между нашими странами, как этого никогда не игнорировал и Пекин.
Эта американская риторика подводит основание под более острую фазу противостояния с Китаем, заимствуя когда-то придуманное изображение Советского Союза как «империи зла», лишая китайское руководство в глазах американцев легитимности и в конечном счете рисуя Китай в качестве «недостойного игрока» на мировой арене.
И рассматривать Китай сквозь идеологическую призму начинают не только такие «ястребы», как Помпео. Многие представители политического истеблишмента в Вашингтоне начинают верить в то, что угрозу для Америки представляет не столько растущая военная и экономическая мощь Китая, сколько тот вызов, который бросает Пекин американской модели политического и экономического развития. Как писали Курт Кэмпбелл и Джейк Салливан на страницах этого журнала в 2019 году, «Китай в конечном счете может представить собой более острый идеологический вызов, чем Советский Союз, а его превращение в супердержаву усилит автократические тенденции в мире».
Этот идеологический дискурс в американской политике на китайском направлении вряд ли можно считать разумным. Он создает в Вашингтоне лихорадочное настроение и повышает вероятность войны. Соединенным Штатам можно посоветовать вообще убрать идеологическую составляющую из отношений с Китаем и относиться к ним как к традиционному соперничеству двух супердержав, в которых дипломатия сдерживает излишнюю остроту противостояния через компромиссы, примирения и поиски общей почвы. Если ваш противник — зло, то компромисс с ним невозможен, а переговоры превращаются в попустительство пороку.

ПОДЖИДАЮЩИЕ ОПАСНОСТИ
Сегодня американо-китайские отношения находятся в состоянии свободного падения. Экономические связи стопорятся из-за торговой войны, развязанной администрацией Трампа, а политика США в области технологий направлена на то, чтобы «выбить» высокотехнологичные китайские компании типа «Хуавэй» с американского рынка. В двусторонних отношениях накопилось много болевых точек, каждая из которых может вызвать в обозримом будущем войну. Опасное развитие принимают события на Корейском полуострове, растет напряженность в связи с военными маневрами обеих стран в Южно-Китайском море и Тайваньском проливе. Вашингтон бросает вызов давно признанному статус-кво вокруг Тайваня, сдвигаясь в сторону признания его независимости и открыто заявляя о своих военных обязательствах по его защите. США жестко реагируют на ущемление в Китае уйгурского населения и введения нового жесткого закона безопасности в Гонконге. В обоих этих случаях подавляющее большинство американских политиков и конгрессменов из обеих партий осудили Китай, а администрация Трампа ввела против него санкции.
Тем не менее, даже несмотря на эту американскую атаку, Китай, скорее всего, не оставит своих усилий по превращению в доминирующую силу в Восточной Азии. Пекин также продолжит оказывать давление на Вашингтон, заставляя его уважать Китай как равной по статусу великой державы.
Для того, чтобы избежать войны с Китаем, США, видимо, следовало бы скорректировать свои гарантии Тайваню и признать китайскую политику в отношении острова. Вашингтон также должен был бы признать реальность того, что исповедуемые им либеральные ценности не универсальны, и прекратить вмешиваться во внутренние дела Китая, осуждая его политику в Гонконге и Синьцзяне и прозрачно призывая к смене режима в стране.
Шансов на то, что США предпримут такие шаги, нет почти никаких. Если Америка пойдет на это, то тем самым она признает конец своего доминирования. И это делает вероятность «горячей войны» между США и КНР еще более высокой. В отличие от ситуации прошлой «холодной войны», когда США и Советский Союз в целом соглашались с границами своих соответствующих зон влияния, сегодня Вашингтон и Пекин имеют резко отличающиеся взгляды на то, кто будет играть главную роль в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, а также вокруг Тайваня.

Если Вашингтон не уступит своего доминирования в Восточной Азии, он скоро окажется перед лицом войны
Американское общественное мнение вряд ли способно сыграть роль сдерживающей силы в этом «марше войны».
Вообще исторически американский внешнеполитический истеблишмент не больно-то прислушивается к «голосу народа». Американские избиратели слабо разбираются во всех этих военных обязательствах США и связанных с ними делах. В случае китайского нападения на Тайвань, скорее всего, нескольких публичных мероприятий «вокруг американского флага» будет достаточно, чтобы нейтрализовать противников войны. Американские лидеры грозно осудят Пекин как жестокую, агрессивную и экспансионистскую коммунистическую диктатуру, стремящуюся подавить свободолюбивый народ демократического государства. Американцам скажут, что война была необходима для защиты американских универсальных ценностей. Конечно, как это было и в случаях с Первой мировой, вьетнамской и иракской войнами, в случае неудач появится общественное разочарование и даже негодование. Но будет уже слишком поздно.
В последние несколько лет многочисленные наблюдатели, включая ведущих американских экспертов по Китаю Роберта Кагана и Эвана Озноса, высказывают мнение о том, что сегодня США с Китаем, как и Великобритания с Германией в 1914 году «сомнамбулически» движутся к войне.
Но мне кажется, что хотя такое движение и происходит, глаза у всех сейчас широко открыты. Проблема состоит в том, что если адвокаты усиления конфронтации с Китаем заявляют об этом во всеуслышание, то их противники во внешнеполитическом истеблишменте остаются поразительно молчаливыми. Возможно, причина здесь состоит в том, что многие из тех политиков, которые традиционно призывают к сдержанности во внешней политике США, заняли в последнее время достаточно «ястребиные» позиции по отношению к Китаю. А среди ученых и экспертов, которые в принципе согласны с необходимостью для США уйти в военном отношении с Ближнего Востока (а в чем-то, даже из Европы), найдется немного таких, кто разделяет эту точку зрения относительно Восточной Азии. Более того, даже среди этих немногих появляются ученые — как известный реалист Джон Мерсхаймер, которые теперь утверждают, что Америка должна противостоять укреплению гегемонии Китая в азиатском регионе. Но такая точка зрения походит на тот геополитический кошмар, который владел в начале века известным британским стратегом сэром Халфордом Макиндером: страна, завладевшая Евразией, может завладеть и всем миром. Этот евразийский кошмар продолжает пугать некоторых и сегодня. На самом деле региональная гегемония Китая — это не та причина, которая должна толкать к войне с ним.
Вопрос о том, смогут ли США мирно уступить свое доминирование в Восточной Азии и признать Китай как равную себе великую державу, остается открытым. Если Вашингтон этого не сделает, он окажется на тропе такой войны, по сравнению с которой побледнеют военные катастрофы во Вьетнаме, Афганистане и Ираке.
______________________________________________________________________
Кристофер Лейн — ведущий профессор кафедры международных отношений и Школы им. Роберта Гейтса по национальной безопасности Техасского университета A&M. В скором времени выходит его книга «Американская стратегия после заката: конец Pax Americana».