Я не буду фантазировать, относительно того, кто и когда все это придумал, но факт остается фактом: международная экологическая организация «Беллуна» в конце 1990-х годов развернула бурную деятельность по получению информации, имевшей весьма отдаленное касательство к собственно экологии. Конкретно, если судить по издававшимся «Беллуной» докладам, «экологов в штатском» интересовали следующие специфические вопросы: подробные данные о российских конструкторских бюро по проектированию атомных подводных лодок (АПЛ), характеристики ядерного топлива, используемые российскими АПЛ, типы реакторов, установленных на АПЛ, основные технические характеристики различных российских АПЛ (скорость, глубина погружения, вооружение, численность экипажа, состав отсеков). В не меньшей степени их интересовала история создания Северного флота, анализ его экономического состояния, а также общее количество подводных лодок, находящихся в боевом составе на Северном и Тихоокеанском флотах. Вот такой крутой набор сведений, «однозначно относящихся к разряду экологических».
Ну, а неоценимую помощь при составлении докладов «Беллуне» оказал отставной военный моряк Александр Никитин. Сей деятель, впоследствии возведенный в ранг «выдающегося эколога современности» и на короткий срок – в «узника совести» (в течение 10 месяцев во время предварительного следствия он провел в СИЗО), кажется, даже не понял, как его завербовали. Я не называю господина Никитина шпионом, агентом иностранной разведки или человеком, совершившим государственную измену. Не называю потому, что по суду он не был признан ни тем, ни другим, ни третьим. Более того, суд вообще не увидел в его сомнительных деяниях состава преступления…
В результате, по моим понятиям, получилось так, что вышеназванный Никитин к настоящему моменту провел на свободе очень много лишних лет, если вспомнить слова незабвенного Глеба Жеглова из телесериала «Место встречи изменить нельзя». Как бы то ни было, но все же то, что Никитин был завербован, мне, офицеру разведки с солидным стажем, ясно без лишних слов.
В свое время о Никитине и о «Беллуне» было сказано и написано столько слов, вполне лестных и совсем нелестных, что вряд ли есть необходимость пересказывать вновь шпионскую историю, в которую был втянут г-н Никитин. Сейчас же я хочу рассказать о том, что сопутствовало всей этой эпопее, закончившейся, к великому сожалению, совсем не так, как она должна была, на мой взгляд (да, если бы только на мой), закончиться…
После того, как в 1996 году Управлением ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области в отношении отставного капитана первого ранга Никитина было возбуждено уголовное дело по статьям 275 (государственная измена) и 283 (разглашение государственной тайны), началась прямо-таки всемирная вакханалия. Казалось бы, арестован обычный, никому доселе неизвестный отставной военный моряк, вполне справедливо (что немаловажно) обвиняемый в государственной измене. И что тут особенного? Да, ровным счетом ничего; таковых, увы, были десятки. Но в данном случае произошло нечто из ряда вон выходящее.
За освобождение Никитина выступила чуть ли не вся мировая общественность, в том числе Европарламент, а на родине обвиняемого доморощенные правозащитники объединились под эгидой так называемого «Общественного комитета в защиту Александра Никитина». Так, как «отмазывали» от уголовной ответственности Никитина, не пытались «отмазывать» даже американского гражданина Эдмонда Дина Поупа, осужденного в начале нынешнего века к 20 годам заключения за шпионаж. О Поупе говорили в основном, как о тяжелобольном человеке, нуждающемся в серьезном лечении, а о его «невиновности» упоминали лишь в полголоса и как-то неуверенно. Хотя вина его была полностью доказана, отсидеть отмеренный срок ему было не суждено. Вскоре Президент России его помиловал, и отпустили бедолагу домой… лечиться.
О Поупе, однако, я вспомнил так, между прочим, а потому вернемся к Никитину. Уж его-то защищали неистово, с каким-то даже остервенением. Говорю об этом с полной уверенностью, так как однажды испытал все это на себе. А дело было так.
Одна достаточно солидная американская телекомпания обратилась в Центр общественных связей ФСБ с просьбой прокомментировать ход уголовного дела по обвинению Никитина. Собственно говоря, компанию, действовавшую, как представляется, по строгим инструкциям, полученным от соответствующих структур США, интересовал, конечно, не сам процесс следственной работы и не предположительное время его окончания. Ее интерес был прикован исключительно к следующему вопросу: на каком основании «выдающегося российского эколога» держат в тюрьме, и сколько еще будет продолжаться подобное «беззаконие»?
Отвечать на вопросы американского телевидения было поручено мне, как ведущему сотруднику ЦОСа по вопросам борьбы с иностранными шпионами, в том числе со шпионами, действующими под экологической «крышей». Совместно с руководством ЦОСа я участвовал в обсуждении всех возможных вариантов развития беседы и к началу самого интервью я подошел, будучи вооруженным на все сто.
В качестве ведущей журналистки телекомпании выступала этакая типичная американская силиконовая кукла со вставными мозгами, точно как у Дженнифер Псаки или у любой другой американки, подвизающейся на ниве политики. «Кукла» буквально выпрыгивала из одежды, чтобы уличить меня в неискренности или хотя бы в нестыковке отдельных моих высказываний. Один и тот же вопрос, в несколько видоизмененной форме, она повторяла с добрый десяток раз, однако сбить меня с толку ей так и не удалось. Мои же доводы о том, что Никитин выдал международной организации (читай: иностранной державе) государственные секреты и тем самым грубо нарушил данную им воинскую присягу, не действовали. Для постороннего наблюдателя наш диалог, возможно, выглядел, как разговор слепого с глухим. А тем временем продолжался этот беспредметный разговор уже целых полтора часа, и за это время «достала» меня «кукла» основательно.
Когда мое терпение окончательно иссякло, я в довольно резкой форме заявил, что наша беседа может считаться законченной, и предложил всем не слишком званным гостям без промедления очистить служебное помещение Центра общественных связей ФСБ. Немного покочевряжившись для приличия, «силиконовая кукла» со своей свитой были вынуждены все же ретироваться.
Переводчиком в ходе этого действа выступал канадский гражданин, достаточно хорошо владеющий русским языком. Как мне показалось, он не вполне разделял «экстремистские» взгляды (или правильнее сказать – выпады) ведущей тележурналистки и даже имел свой собственный взгляд на дело Никитина. Возможно, я в какой-то степени идеализирую этого человека, но, так или иначе, через пару недель после интервью я встретился с ним вновь. На этой встрече канадец, по моей просьбе, передал мне рабочую видеозапись беседы и доверительно сообщил, что интервью, которое я давал долго и мучительно, в эфир не выйдет. А все потому, что, несмотря на все ухищрения «силиконовой телекуклы», я так и не сказал того, чего она столь упорно от меня добивалась. Добивалась же она только одного: прямого или косвенного признания «факта», что арест Никитина – незаконен.
Вялотекущий судебный процесс по уголовному делу Никитина длился не один год. Он, то начинался, то прерывался (при этом дело направлялось на доследование), то возобновлялся вновь…
Хорошо помню, как перед очередным возобновлением процесса в Москву из Питера приезжал в служебную командировку один из руководящих работников Питерского управления ФСБ, начальник Следственной службы полковник юстиции М.Ю. Милушкин. Посетил он и ЦОС, где произнес слова, которые я навсегда запечатлел в своей памяти. Смысл этих слов сводился к тому, что сотрудники, занимавшиеся расследованием дела Никитина, досконально и скрупулезно отработали все детали и эпизоды, а обвинительное заключение, к тому времени уже утвержденное прокурором, доведено практически до идеального состояния.
Он, безусловно, верил в то, о чем говорил. Но был ли он уверен в том, что суд примет во внимание все доводы и доказательства, представленные следователями УФСБ? Это мне неизвестно, но, увы, известно другое, а именно то, что суд, невзирая на неоспоримые доказательства, а также на многократные заключения независимых экспертов, «выдающегося эколога современности» Никитина… оправдал.
Чем при этом руководствовался суд? Как он вообще мог оправдать человека, разгласившего государственную тайну? Пусть, предположим, Никитин государственную измену не совершал (по терминологии, принятой в прежнем Уголовном кодексе РСФСР – Родину не предавал), но секреты, хотел он того или нет, все же выдал…
На этот счет у судей, впрочем, нашелся свой контрдовод. Вся информация, переданная Никитиным организации «Беллуна», якобы касалась исключительно проблем экологии. Здесь я что-то никак не могу взять в толк: авторитетные эксперты из самых различных ведомств Российской Федерации, можно сказать, в один голос заявили, что касательства к экологии в информации Никитина не было практически и в помине. Напротив, сделали вывод они, вся его информация касалась военно-стратегических вопросов, отнесенных к разряду сведений, содержащих государственную тайну. И тем не менее… Ну, что ж, Бог – им всем судья! Ничего другого к сказанному мне добавить нечего…
…Дело Никитина причудливо сплелось в моем сознании с делом другого «идейного борца за экологическую чистоту» – с делом Григория Пасько. Тоже, между прочим, бывшим военным моряком. А на период его задержания, а также на начальном этапе следствия он еще продолжал оставаться в рядах Вооруженных сил России в чине капитана второго ранга.
Эти два дела разворачивались по весьма схожему сценарию. Военный журналист Пасько, работавший в газете Тихоокеанского флота «Боевая вахта», был арестован органами военной контрразведки в ноябре 1997 года в аэропорту Владивостока при возвращении из Японии. За несколько дней до этого события, когда Пасько вылетал в Японию, при проверке багажа у него была изъята компьютерная дискета. Когда контрразведчики из Управления ФСБ по Тихоокеанскому флоту проверили дискету, на ней были обнаружены секретные сведения о предприятиях военно-промышленного комплекса Приморского края, в том числе о Большекаменском заводе «Звезда», осуществляющим ремонт и демонтаж атомных подводных лодок. Был, кроме того, проведен обыск по месту жительства Пасько, результаты которого оказались еще более внушительными: в квартире была обнаружена новая порция документов со сведениями, составляющими государственную тайну.
Арестованному офицеру была инкриминирована статья 275 УК РФ (государственная измена). Впрочем, он, а также его многочисленные защитники без устали утверждали, что обнаруженные у него документы касаются только экологических вопросов. Также, как мы помним, было и в ходе дела Никитина; причем дальнейший ход дела Пасько оказался столь же вялотекущим, как и вышеописанное дело в отношении все того же Никитина. Правда, закончилось дело Пасько все-таки не столь благополучно, как в случае с Никитиным, но об этом чуть позже...
Не иначе как по иронии судьбы, в том же самом ноябре 1997 года, на следующий день после ареста незадачливого «эколога», в Москве проходила конференция на тему «КГБ: вчера, сегодня, завтра», организованная общественным фондом «Гласность». По указанию руководства ЦОС я посетил эту конференцию. Какому конкретно вопросу была посвящена та псевдонаучная (другого эпитета тут и не подберешь) конференция, я уже не помню, да это теперь и не суть важно. Помню только, что имя Никитина там упоминалось неоднократно. В ходе всех подобных конференций, а их было несколько, на обсуждение выносилась, в общем-то, одна единственная (с фантазией у устроителей были явные нелады) тема: что такое КГБ и как с ним бороться. Кстати, под термином «КГБ» участники конференции подразумевали все скопом: ВЧК, ГПУ, НКВД, МГБ, ну и, безусловно, ФСБ. А среди участников вечно ошивались генерал-отщепенец Калугин, который к тому моменту уже имел статус резидента (то есть лица, постоянно проживающего) в США, но еще не был осужден в России за государственную измену, и многие другие одиозные личности.
Была там, в частности, журналистка Евгения Альбац, хорошо известная своей патологической ненавистью к советским и российским органам безопасности. Вот лишь один штрих к ее портрету.
Хорошо всем известно что, 90-е годы ХХ века прошли под знаком огульного критиканства и охаивания всего, что происходило в прежние годы при советской власти. Порою складывалось впечатление, что авторам пасквилей и статеек, а также их духовным вдохновителям, во что бы то ни стало, надо было поменять цветовую гамму: все белое перекрасить в черный цвет, а черное – в белый. В первых рядах тех, кого постигла участь быть окрашенными в густой черный цвет, стояли, конечно же, органы госбезопасности. И мазали их этой краской, независимо от того, действительно ли они были вовлечены в какое-то неправое дело или нет.
Сейчас, по прошествии стольких лет, остается только разводить руками при вспоминании обо всей, опубликованной в СМИ, несусветной чуши по адресу органов государственной безопасности. Вполне достаточно ограничиться упоминанием того, что известные взрывы 1977 года в Москве газетой «Московские новости» были вполне однозначно приписаны Комитету госбезопасности. Ну, а из этого постулата делался вполне «логичный» вывод, что трое казненных террористов явились невинными жертвами неслыханной провокации органов. Одним из соавторов материала в газете была как раз Евгения Альбац. Хоть я и решил ограничиться одним примером, могу заверить читательскую аудиторию, что аналогичных материалов того же автора опубликовано было предостаточно.
Г-жа Альбац, правда, по совершенно непонятной мне причине, лишь только конференция открылась, с истерическим воплем покинула помещение. Растерянный глава фонда «Гласность» и главный инициатор всех конференций, касающихся КГБ, г-н Григорьянц только в недоумении пожал плечами и промямлил что-то вроде:
«Все мы знаем Евгению Альбац, как очень добросовестную журналистку, и я не понимаю, почему она нас вдруг покинула. Но я думаю, что это недоразумение вскоре уладится».Уж не знаю, уладилось ли то недоразумение или нет; да, в общем-то, не слишком меня это волнует. Куда интереснее и примечательнее была для меня другая тирада Григорьянца, посвященная непосредственно аресту «невинного» Григория Пасько. В том незабвенном выступлении г-н Григорьянц не забыл, конечно, сказать несколько слов о Никитине, ну, а резюме его вступительного слова сводилось к следующему (цитирую по памяти):
«Только что пришло сообщение об аресте журналиста Григория Пасько, который на Дальнем Востоке изучал проблемы загрязнения окружающей среды. Его обвиняют в шпионаже в пользу Японии. Как и в отношении Никитина, дело, естественно (выделено автором), сфабриковано органами ФСБ…».С тех пор прошло немало лет, и максимально точно процитировать высказывание Григорьянца, я затрудняюсь. Но ручаюсь за то, что общий смысл и тональность выступления даны без малейшего искажения. И основная мысль о том, что дело это якобы, естественно, сфабриковано органами ФСБ, – прочно засело в моей памяти. Кстати, что характерно, всего в нескольких фразах г-н Григорьянц умудрился раз пять употребить слово «естественно».
Еще тогда я подумал. Как же так получается: я, в то время действующий офицер ФСБ, можно сказать, лишь краем уха слышал о возбуждении в весьма отдаленном от Москвы Дальнем Востоке уголовного дела в отношении Пасько. И в то же самое время глава некоего, по идее – никому ненужного, фонда «Гласность» знает об этом деле все, а главное – что дело это, естественно, сфабриковано органами ФСБ. Расследование еще фактически и не началось, до суда оставалась «дистанция огромного размера», а г-н Григорьянц заранее вынес свой безапелляционный приговор всей Федеральной службе безопасности. Несчастного же «узника совести» Пасько он, естественно, заранее оправдал. Кстати, в ранг «узника совести» Григорий Пасько действительно был возведен организацией «Международная амнистия» в январе 1999 года.
В ходе следствия отмечались многочисленные попытки придать делу Пасько политическую окраску. Одна из них прозвучала в июне 1998 года, когда в защиту военного журналиста выступили председатель русского ПЕН-центра Андрей Битов и президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов. Эти известные деятели так называемого правозащитного движения без зазрения совести пытались убедить всех и вся в том, что г-н Пасько страдает за свою «природоохранную деятельность», которая якобы заключалась в написании цикла разоблачительных статей по проблемам экологической безопасности.
Создавалось впечатление, что означенные правозащитники никак не могли взять в толк одну простую истину. Не природоохранная деятельность г-на Пасько и не его публикации о захоронениях радиоактивных отходов инкриминировались ему в вину. Уголовное дело по 275-й статье УК было построено на основании обнаруженных у него дома секретных документов (что уже само по себе является нарушением закона), часть из которых он пытался вывезти за границу.
Как теперь уже хорошо известно, после долгих следственных и судебных перипетий Пасько в декабре 2001 года военным судом Тихоокеанского флота был-таки признан виновным в государственной измене в форме шпионажа и приговорен к 4 годам лишения свободы. Однако… отбыв в заключении чуть более полугода, шпион (таковым он по праву является в соответствии с определением суда) был освобожден условно досрочно и с тех пор гуляет на свободе.
Именно во время его «гуляний на свободе» судьба-индейка свела меня однажды с Григорием Пасько в одном достаточно замкнутом помещении. Встреча эта, весьма неожиданная и, если честно признаться, совершенно для меня ненужная, состоялась летом 2003 года (четыре года спустя после моего ухода в запас) в служебном кабинете адвоката Карена Нерсисяна, который ранее выступал защитником на судебных процессах Пасько. И вот в разгар моей беседы с адвокатом его бывший подзащитный появился в том же кабинете, а я, даже не успев осознать, кто собственно соблаговолил к нам пожаловать, чисто автоматически пожал руку недавнему «узнику совести». Уж не знаю, понял ли Пасько (тогда или позже), что подал руку вчерашнему сотруднику ненавистных ему органов КГБ–ФСБ. Но вот, когда я наконец-то осознал, что подал руку человеку, совершенно этого не достойному, то долго переживал неприятный для себя факт, но, увы, что было, того не вернешь. А потом поневоле пришлось тщательно и долго мыть руки, чтобы полностью освободиться от налипшей на них грязи…
Меня всегда удивляли люди, которые в той или иной степени пытались защищать, а тем паче – оправдывать предателей. В данном случае я вовсе не имею в виду профессиональных адвокатов, выступающих в роли защитников в суде, – такова их профессия и такова их гражданская обязанность: выискивать смягчающие вину обстоятельства. Но вот, когда добровольные адвокаты пытаются оправдать человека, чья государственная измена была полностью изобличена органами дознания и следствия, а также подтверждена органами прокуратуры, – подобную ситуацию я понимать отказываюсь.
Видимо, все же не до конца был прав классик мировой литературы Мигель Сервантес де Сааведра, когда произносил свою сакраментальную мысль о том, что
«предатели ненавистны всем». Или, может быть, так дело обстояло в те стародавние времена, в которые жил великий испанец, а нынче все перевернулось с ног на голову?
В гораздо большей степени, нежели в случаях с Никитиным или с Пасько, меня удивляла (а вернее сказать – возмущала) позиция, занятая вполне определенными лицами по отношению к шпионам, осужденным за измену Родине еще в советское время и помилованным Указом Президента России в 1992 году. Среди этой «плеяды блистательных шпионов» оказался бывший сотрудник советской внешней разведки КГБ Борис Южин, который был завербован американской разведслужбой на территории США. Основой для его вербовки послужили компрометирующие материалы, которые сотрудники ФБР на него «накопали» за время командировки в Сан-Франциско. Оказалась в кругу его интимных связей некая мисс Джуди Стивенсон, оказавшаяся на поверку всего лишь подсадной уткой в не слишком замысловатой операции американской спецслужбы, именуемой на разведывательном сленге «медовой ловушкой»... И стал в результате этой операции бывший советский разведчик Южин американским шпионом.
Г-н Южин был, безусловно, частью советской «элиты», имевшей ту весьма существенную привилегию, что позволяла самому Южину и ему подобным выезжать за границу. И он этой привилегией не пренебрегал. Пользовался он и всеми другими благами, коими его одаривала родная страна, – не отказывался ни от чего, брал сполна все, что положено. Затем оступился, попал под прицел американской разведки. И вот тут происходит странный, если не сказать – удивительный, феномен.
Найти в себе мужество, чтобы сознаться в своих, в общем-то, не самых страшных грехах он не в силах. Напротив, он выбирает гораздо более страшный грех – предательство. Оно хоть и не дурно оплачивалось в твердой валюте, но в придачу к своим «гонорарам» предатель приобретает постоянный, не прекращающийся буквально ни на минуту страх возможного разоблачения, которое в свою очередь сулит жестокую кару вплоть до смертной казни. Уж во всяком случае, в прежние времена разоблачение агента иностранной разведки сулило разоблаченному, в большинстве случаев, именно таким плачевным концом… На Южина, однако, это положение не распространилось.
Впрочем, невзирая на свое предательство, Южин не забывает о своих ранее приобретенных привилегиях. Находясь под следствием, он показал, что у него после состоявшейся вербовки, конечно же, оставалась возможность прийти с повинной, покаяться… Но, продолжал он далее, при этом закончилась бы его карьера в органах госбезопасности, которой он, как это ни покажется кому-то странным, дорожил. Еще бы, ведь она давала ему немалые материальные выгоды! Тогда же он признал, что проявил малодушие и трусость, согласившись стать агентом американской разведки.
В 1992 году, едва обретя свободу, Южин как бы напрочь забыл, что было раньше, о чем он говорил на суде, как «искренне» раскаивался. Первым делом он громко заявил, что
«не считал для себя возможным сохранять лояльность режиму, который на каждом шагу предает свой народ». И ведь не вспомнил в тот момент перерожденец Южин о людях, которых он сам предал и сдал американским спецслужбам…
Пусть те люди, которые по его милости вынуждены были отбывать длительные сроки заключения в американских тюрьмах, останутся на его совести! Интересно знать, теперь, когда он проживает в США, мучает его совесть, или он с нею навсегда расстался? Но это так, между прочим, а вот по поводу его громкого заявления можно немного и поразмышлять.
С одной стороны, понять метаморфозу, происшедшую в мозгу Южина, несложно: следствие и суд проходили еще при прежнем режиме, а когда шпион вновь глотнул немного воздуха свободы, времена наступили совсем иные… Теперь можно было думать, говорить и действовать совсем не так, как раньше. Вызывает, однако, удивление вот что: ведь если сопоставить оба высказывания Южина, то получается, что «стойкий борец за идею» и вчерашний «узник совести» (правильнее сказать – узник потерянной совести) в свое время пошел на предательство лишь ради того, чтобы не потерять материальные блага, которые ему гарантировала служба в КГБ СССР. Может быть, на суде надо было, без всяких экивоков, прямо заявить, что так, мол, и так, лег в кровать с американской шлюшкой «из идейных соображений», чтобы наглядно показать таким образом свое полное несогласие с коммунистической доктриной? Вот это был бы достойный поворот в уголовном деле «мужественного борца с тоталитарным строем»! Во всяком случае, подобная фраза, наверняка, прочно вошла бы в анналы отечественной юриспруденции. Но ничего подобного, как мы знаем, на суде не прозвучало.
Если бы громкие (хотя, на самом деле все же менее громкие, чем то, что я предложил) заявления Южина никем и нигде не тиражировались, то и особой беды от них, наверное, не было бы. Но не тут-то было: нашлись, к великому сожалению, доброхоты, которые с удовольствием разнесли по всему белу свету новость о том, какие муки испытывал «невинный узник совести» Южин в советских казематах…
Признавая государственного изменника «политзаключенным» или «узником совести», тот, кто это делает, невольно ставит его в один ряд с бывшими диссидентами, нисколько не смущаясь несостоятельностью этой идеи ввиду ее полной абсурдности. И мало кто всерьез задумывался над тем, мог ли бы, скажем, тот же покойный диссидент-академик Сахаров продавать американцам секреты советской водородной бомбы…
Нет, никак не тянет Южин и ему подобные отщепенцы на стойких, идейно закаленных борцов. И потому крупную ошибку совершают те, кто и сегодня по-прежнему пытаются окружить их неким ореолом мученичества и славы. Предатель всегда останется предателем, и любой честный человек просто не имеет права относиться к нему иначе, как с презрением.
Наверное, можно еще очень многое сказать на заданную самим собой тему. Но, однако же, надо бы и заканчивать. А как закончить – не знаю. Тема противостояния спецслужб Америки и России, да нет, не спецслужб, а просто Америки и России, а также НАТО и России – бесконечна. Уместно здесь вспомнить пророческие слова, сказанные еще в XIX веке императором Александром III:
«Во всём мире у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся на нас. Отечеству нашему, несомненно, нужна армия сильная и благоустроенная, стоящая на высоте современного развития военного дела, но не для агрессивных целей, а единственно для ограждения целостности и государственной чести России».Вывод из всего сказанного один: друзьями нам никогда не бывать, разве только временными попутчиками. Так что, продолжение темы в недалеком будущем, наверняка, еще последует…
Сергей ГОРЛЕНКО