Цитата: OlegK от 19.06.2016 00:27:11СССР после августа 1991 года скончалось. И плохо это было или хорошо, но подобные соглашения не могли бы удержаться втуне. Это совершенно понятно всем, кто знает и понимает историю.
Хм... Это что ли претензия на обладание сокровенного знания?
Это было смешно.
Что случилось с документами высшей секретности Политбюро
лучше всего описано Буковским, которому под видом эксперта на
процессе "Ельцин против КПСС" удалось украсть около
7000 документов из архива Политбюро под грифом "особая папка".
Крал он конечно не все подряд, а только по своей основной
специальности - т.е. по его понятиям только "преступления КПСС".
Как вы понимаете преступления США его совершенно не
заинтересовали. Однако Особая папка куда ему удалось немного
засунуть свой грязный нос это еще не самое секретное в делах
Политбюро. Были еще сотни более секретных номерных закрытых
пакетов к чему даже во времена этой тотальной вакханалии ельциноиды
Буковского не допустили. Из закрытых пакетов достоянием гласности
насколько мне известно стали "документы" только двух пакетов.
Это пакеты Катынского расстрела поляков немцами в 1941г. и
документы пакта Молотова-Риббентропа. Причем все эти документы
являются подделками подброшенными в эти пакеты самими
ельциноидами. На эту тему есть огромная очень интересная
литература, поэтому не буду даже останавиваться на этом.
Где оригиналы архивов Политбюро и что с ними стало не известно.
Остальные закрытые пакеты Политбюро так и остаются закрытыми
по сей день. Хотя надежды на то что там хотя бы все еще лежат
оригиналы документов нет никакой. По моему для этого должно было
бы случиться настоящее чудо. А поскольку чудес, как известно, не
бывает, думаю что все оригиналы закрытых пакетов Политбюро,
прямо с августа 91-го лежат в Вашингтоне.
Кстати то что удалось украсть Буковскому лежит здесь
http://www.bukovsky-…k-rus.htmlА его показания здесь
http://2004.novayaga…-s43.shtmlЯ ВООРУЖИЛСЯ КОПИЯМИ. ПРАВЯЩИЕ ПАРТИИ ВСЕГДА СКРЫВАЮТ СВОИ ДОКУМЕНТЫ Как Владимир БУКОВСКИЙ скопировал секретные документы ЦК КПСС, которые опять засекретили...Двенадцать лет назад, 30 ноября, закончился процесс «КПСС против Ельцина». В 1992 году коммунисты подали иск в Конституционный суд РФ, оспаривая указ президента России о запрете партии. КС вынес компромиссное решение: запрет Ельциным высших организационных структур КПСС соответствует Конституции; но первичные территориальные организации партии имеют право действовать в соответствии с законом.
Одним из экспертов Конституционного суда с президентской стороны был известный диссидент Владимир Буковский. О том, как шла подготовка к этому «процессу века», как рассекречивались партийные документы, Владимир БУКОВСКИЙ рассказывает в интервью «Новой».
— Владимир Константинович, в 1992 году вы приняли участие в рассекречивании партийных архивов и опубликовали много документов, впоследствии снова засекреченных. Расскажите, как это происходило.
— В двадцатых числах августа 1991 года, сразу после путча ГКЧП, я приехал в Москву и начал уговаривать власти открыть архивы и устроить суд над КПСС. К тому времени я уже был хорошо знаком с людьми из ближайшего окружения Ельцина — Геннадием Бурбулисом и Михаилом Полтораниным. Я к ним пришел с этим предложением и объяснил, что если этого не сделать, то коммунисты оживут и снова станут серьезной угрозой. И более-менее всех уговорил — кроме Ельцина. Тем не менее я предложил созвать международную комиссию из историков, открыть архивы и постепенно все обнародовать. Был даже подписан черновой договор между главой Росархива Рудольфом Пихоя и мной. У меня были доверенности Гуверовского института войны, революции и мира и еще целого ряда западных исследовательских институтов, то есть я действовал как их представитель.
Этот договор у меня где-то до сих пор хранится. Он был написан от руки и подписан Пихоя и мной. Как впоследствии выяснилось, никакого значения он не имел и оказался филькиной грамотой. Когда чуть позже я снова приехал в Россию, оказалось, что все изменилось. Ельцина уговорили подписать какую-то инструкцию, согласно которой возвращаются правила секретности, существовавшие до падения советской власти.
— Это когда произошло?
— К концу того же 1991 года. Ельцин, несмотря на все ходатайства Бурбулиса и Полторанина, выступил против идеи суда. Он сказал, что не надо раскачивать лодку. Конъюнктура очень быстро, буквально в течение месяца, изменилась, и никакой речи о комиссии, о суде, об открытии архивов уже просто не было. Все вернулось на круги своя. Я не смог в архивах посмотреть даже собственное дело. Мне сказали, что подписано решение о засекречивании материалов после 1961 года. А «особые папки» засекретили чуть ли не со сталинских времен. И я уехал из России, потеряв всякое желание возвращаться.
Но к весне мое предсказание оправдалось. Коммунисты зашевелились, ожили и подали в Конституционный суд на Ельцина, оспаривая его решение о запрете КПСС. Мне позвонили от Бурбулиса и попросили приехать помочь с этим судом. Я сразу же сказал, что приеду при одном условии: если будут открыты архивы. Меня заверили, что они будут открыты. Весной 1992 года действительно была создана президентская комиссия по временному рассекречиванию архивов для нужд судебного дела. К моменту моего приезда она уже работала. Кое-что уже было доступно.
— А с чего вы начали рассекречивание?
— В основном смотрели документы ЦК. Как известно, было три уровня принятия решений — Политбюро, секретариат ЦК и аппарат ЦК (отделы). В основном рассекречивались документы секретариата и аппарата. В августе 1991 года здание ЦК было опечатано. Его взяли под контроль и сменили охрану. Поэтому архивы, находившиеся в здании ЦК на Ильинке, оказались в руках российских властей. А архив Политбюро где-то за год до того был перевезен в Кремль и приобщен к Президентскому архиву, то есть к архиву Горбачева. И поэтому был недоступен российской власти.
— А кому он был доступен?
— В тот момент Ельцин уже мог распоряжаться архивом, он стал президентом страны. Но все было не так просто. Если в здание ЦК мы могли ходить, смотреть описи, по описям заказывать документы и через суд их пробивать, то в Президентский архив мы даже попасть не могли.
— Кто это — мы? Члены комиссии?
— Да, группа экспертов. Я официально был экспертом Конституционного суда по делу «КПСС против Ельцина». В архиве Политбюро мы не могли ничего толком заказать, потому что не видели описей. А не имея описей, невозможно было дать номер документа и шифр. Президентский архив этим пользовался. Если мы запрашивали какой-нибудь документ, они требовали его номер, шифр и дату решения Политбюро, отлично зная, что ничего этого у нас нет. Но механизм получения особо важных документов существовал. Если мы очень хотели получить некий документ, мы шли к Бурбулису и Полторанину, они шли к Ельцину, Ельцин вызывал начальника архива, стучал кулаком по столу, и назавтра документ нам предоставляли.
Но это был довольно сложный алгоритм. Каждую бумажку так вышибать невозможно. Главой ельцинской администрации был некий Петров, которого Ельцин притащил с собой еще из свердловского обкома. Он по статусу отвечал за Президентский архив. Поэтому пробиться туда мы не могли никак. Это был старый обкомовец, который душой принадлежал партии и вовсе не хотел, чтобы такие люди, как мы, туда совали нос. Только через Ельцина и со скандалом можно было что-то получить. Так мы, например, получили документ о вторжении в Афганистан, хотя архив нам отвечал, что никакого решения об этом вторжении Политбюро не принимало.
— Как вам удавалось копировать документы?
— Я их сканировал. Купил портативный компьютер и ручной сканер — по тем временам это было большой новинкой даже на Западе. Я приобрел экспериментальную модель у фирмы-производителя. В широкой продаже их еще не было, а в России о такой технике даже не слышали. И не подозревали, чем я, собственно, занимаюсь. Хотя никакого закона я не нарушал. Нам запрещалось ксерокопировать документы, но упоминания о сканировании в инструкциях не было. Они же были составлены очень давно, еще при советской власти. Потом чиновники наконец сообразили, чем я занимаюсь. Помню, кто-то закричал однажды: «Он же все копирует! Он же все на Западе опубликует!». Я спокойно собрал вещи и вышел из здания… Слава богу, не задержали, дали уехать.
— Вам удалось, насколько я знаю, скопировать даже некоторые документы, не рассекреченные для Конституционного суда.
— Да. В основе своей это были документы, связанные, как они выражались, с агентурной работой. А по их правилам агентуру расшифровывать нельзя ни при каких обстоятельствах.
— Как вам удалось добраться до этих документов?
— Я запрашивал документы по описи. А описи устроены так, что по ним не поймешь, что это за документ. Названия, например, такие: «Вопрос международного отдела ЦК» или «Вопрос КГБ СССР». Нужно было догадываться, что это мог быть за вопрос в то время. Я разозлился и потребовал открыть все документы из «особых папок». Вообще все. И власти на это пошли.
Так вот, однажды заходит в комнату отдыха президентской стороны, участвовавшей в процессе, член комиссии по рассекречиванию Котенков (тогда представитель президента в Верховном совете) и радостно мне сообщает, что в комиссии для меня много новых материалов рассекретили — целую папку. Не все, конечно, есть документы, связанные с агентурой, эти — никак, а остальное вот — читай! И кладет передо мной одну папку. А вторую кладет на свой стол. Тут начался обеденный перерыв, и они все отправились на обед. В пустой комнате остались я и две папки. Ну я, конечно, начал с папки Котенкова…
— Какой массив материала вам удалось просмотреть?
— Много тысяч документов, а скопировал я порядка семи тысяч. Вообще комиссией было отобрано 48 томов, но все я не сканировал. Очень большую часть составляли вещи, мне мало интересные, например, коррупция в КПСС.
— Что такое «особая папка»?
— «Особая папка» — это форма секретности. Есть разные формы — «секретно», «сверхсекретно», «особой важности», «лично», «особая папка». А в президентском архиве, то есть в архиве Политбюро, еще была такая форма, как «особый пакет». Это запломбированный мешок, на котором не написано, что в нем находится.
— Что хранилось в таких «особых пакетах»?
— Сведения о всех крупных убийствах: например, о катынском деле — расстрел пленных польских офицеров в 1940 году. Но не только. Там же находился секретный протокол к договору «Молотов — Риббентроп» от 1939 года. Там вообще много вещей, неприятных для власти.
Президентский архив после суда снова перевели на Ильинку в здание ЦК. Но он хранится отдельно, в него нужен особый допуск.
— По какому принципу отбираются документы для засекречивания?
— Думаю, что всю внешнюю политику они опять спрятали, все свои внешние грешки — тренировку террористов, поддержку «освободительных движений»… Они и тогда очень злились на меня за то, что я настоял на открытии «особых папок», где такие документы хранились.
— Помнится, я читал в «Русской мысли» статью итальянской исследовательницы, которая занималась судьбами итальянцев, сгинувших в ГУЛАГе. Так вот, в конце девяностых она не смогла еще раз просмотреть документы, которые видела в начале девяностых. Все было закрыто.
— Вот-вот. Например, какое-то время в начале девяностых был совершенно доступен архив Коминтерна, находившийся в здании бывшего Института марксизма-ленинизма. Западные исследователи там работали. Потом все закрыли.
— Вы сейчас ездите в Россию?
— Нет, мне с 1996 года отказывают в визе.
Беседовал Дмитрий ХМЕЛЬНИЦКИЙ, Берлин,
специально для «Новой»
Люблю теперь я Украину
Какой-то странною любовью
Хочу наземный выход к Крыму
А также к Приднестровью