Макиавеллизм в орвеллианском мире.

Цитата: sholast от 14.04.2010 03:36:10 .... И здесь у меня есть несколько вопросов и недоумений....

Ув.Sholast!
Тут вопросы и недоумения возникают не только у вас  Что дальше?
Я с удовольствием буду ждать следующие главы текста А.Багаева (кстати, может быть пора и ему появиться на этом форуме).
Но уже можно отметить несколько "реперных" точек для дальнейшего обсуждения:
1. Обсуждение арианства и дискуссия по поводу "символа веры", принятого на Первом Вселенском соборе. Я думаю, часть "православно-ориентированной" публики вас не поймет и даже - осудит, хотя есть мнение, что стихийным и невоцерквленым верующим, коих вообще-то большинство - именно арианский вариант "символа веры" ближе и понятнее. Может быть поэтому - они и не воцерквлены
2. Обсуждение (восстановление) истории готов и их влияния (?) на скифов и, позднее, - славян. Тема, на мой взгляд, интересная, тем более, что в VIII веке появляется Иоанн Готский - святой, который общий и для православных и для католиков, и вроде бы он самый настоящий - гот (конечно, не в современном смысле этого слова  ;)).  
3. Понимая, что мы занимаемся "любительством" в самом добром значении этого слова - восстановить историю Римской Империи (и окрестностей) где-то с 250 г. н.э.  до 350 г. н.э. - всего сто лет (!). Но за это время произошли важные с точки зрения "перевирания" истории  события:
а) разрушена Александрийской библиотеки и уничтожены древние рукописи
б) Христианство принято в качестве государственной религии в Армении и  в Византии
в) появляются многие  "Благие Вести"  о Христе и происходит утверждение канонических текстов и апокрифов
г) Елена (Равноапостольная) - мать Константина Великого начинает первые "археологические изыскания" в Иерусалиме
Мне это направление было бы интереснее.
Список тем может быть продолжен  и расширен, в плане восстановления "логии этимонов"
Но теперь - ваш ход!

Цитата: sanches
1. Таки я не понял автора, разграбление Рима в 410 году он подтвеждает или нет ???

2. Завуалированный наезд на христианство понятен.

1.При написании текста я исходил из того, что в 410 году город Рим подвергался нашествию. Показать читателю при этом хотел, что пострадал тогда только этот город, но не империя.
Как наиболее очевидный пример хода моей мысли: Рим был разграблен в 1527 году ландскнехтами, и, видимо, это было разграбление не менее жестокое (скорее всего - более). Однако о "падении", "крахе" Папской области речь при этом никогда не велась. А ведь в отличие от событий 1527 года в 410 году Рим даже не являлся столицей гос.образования, о крахе которого ведётся речь.

2. "Христианство" и "Церковь" (католическая, православная) не являются даже синонимами, не то что взаимозаменяемыми понятиями. Ваш же тезис интересен тем, что пример именно такой, как у вас, подмены понятий и именно тех понятий, которые вы поменяли местами,  приведён у меня в тексте: именно таким, как у вас, приёмом, кардинал Поул обвинял Макиавелли  :)

Цитата: mid
1. Источник иллюминатов в тамплиерах.
2. Римский Папа признает вину христианства (католического) перед тамплиерами.

1. Бесспорный "источник иллюминатов" - оперативные системы иезуитов. А вот насчёт "тамплиерского следа" у них - это на чём основанное суждение?
2. Если точно, то римский папа признал, что "обвинение было ложным", и не более того. Ни о какой вине всего католического христианства он не говорил. (Я - тем более, поскольку рассуждал вообще просто о сознательной лжи из уст конкретных людей.)

Цитата: mid от 13.04.2010 08:11:18
1. На примере запрета католичеством книги Маккиавелли, приводится аналогия с запретом арианской ереси.
Мне католический Индекс не указ. Да и труд Маккиавелли, по словам свидетелей, был настольной книгой бывшего семинариста И.В. Сталина.
2. Запрет "светоносного" Маккиавелли приравнивается к табу на корни одного из имен "вдохновителя всех революционеров". И само имя его оказывается одним из имен Христа.

Я всего в двух коротких абзацах у вас насчитал три с половиной идеологических штампа (то, что я в тексте стереотипами называю). Поэтому кратко отвечать вам трудно: надо же эти ваши стереотипы (штампы) раскрывать. А у меня всего на несколько из них - видите уже сколько глав получилось? И это же ещё Схоласт только половину текста выложил. Поэтому ответить здесь не смогу. Могу только спросить: вы в эти стереотипы верите, или просто ими пользуетесь? (Вот ваша фраза, в которой сразу два таких откровенных штампа рядом: "труд Маккиавелли был настольной книгой бывшего семинариста И.В. Сталина.")
И ещё. "Запретить арианскую ересь" невозможно. Можно только арианскую веру объявить ересью и потом эту веру запретить.

Цитата: il Machia от 14.04.2010 16:58:53
1. Бесспорный "источник иллюминатов" - оперативные системы иезуитов. А вот насчёт "тамплиерского следа" у них - это на чём основанное суждение?
2. Если точно, то римский папа признал, что "обвинение было ложным", и не более того. Ни о какой вине всего католического христианства он не говорил. (Я - тем более, поскольку рассуждал вообще просто о сознательной лжи из уст конкретных людей.)

Пардон. Это вы меня об источниках спрашиваете, не приведя ни одной ссылки на протяжении 5-ти глав ?
Если подойти к вопросу слегка небрежно, то ваши цепочки дат и событий сводятся на нет здесь:
http://lib.rus.ec/b/144117
http://lib.rus.ec/b/169937
http://lib.rus.ec/b/163808
Можете смело перестать упоминать 800 лет "темных веков"

Кстати, угадал я антихристианскую направленность вашего труда еще в день открытия топика верно. Процитирую из служебного топика:
"Насколько я могу судить по выложенным частям, это очередная апология постхристианства".

Тогда же я поставил вопрос о том, чтобы присмотреться к этому топику, и получил отзывы о вас от старожилов Росбалта.
Похоже, не у одного А.Э. Башкуева острая нелюбовь к раскрытию первоисточников.

Буду пока наблюдать развитие событий.

Цитата: mid от 14.04.2010 17:17:38
1. Это вы меня об источниках спрашиваете, не приведя ни одной ссылки на протяжении 5-ти глав ?
2. Если подойти к вопросу слегка небрежно, то ваши цепочки дат и событий сводятся на нет здесь: ... Можете смело перестать упоминать 800 лет "темных веков"

3. Кстати, угадал я антихристианскую направленность вашего труда еще в день открытия топика верно. Процитирую из служебного топика:
"Насколько я могу судить по выложенным частям, это очередная апология постхристианства".

1. К сожалению, отсутствие ссылок у меня из-за того, что очерк структурно построен таким образом, для облегчения чтения: полный перечень всех источников, из которых взяты цитаты, факты и даты. приведён в самом конце, по главкам. Так что когда дождётесь конца, Схоласт и вывалит на вас сразу все несколько страниц с полным списком литературы.  ;)
Замечу попутно, что на вопрос - Откуда идея о "тамплиеровских корнях" иллюминатов? - вы пока так и не ответили.
2. Критика Скалигера и новая хронология - это всё очень интересно и местами просто здорово. Из перечисленных вами книг мне больше всего именно Другая история искусств нравится. Но, к сожалению, всё это у них (у авторов новой хронологии) пока ещё очень "голословно". Поэтому воспринимаю я их и отношусь к ним осторожно. И всем советую, хотя мой совет стоит ровно столько, сколько стоит.  :)
3. Вы уже третий раз угадываете "направленность моего труда", третий раз по-новому, и третий раз верно. Может, давайте подождём до конца? Там все точки над i будут расставлены, и даже угадывать ничего не надо будет. Сейчас же сразу могу сказать: об апологии постхристианства я задумался впервые вот только что, после ваших слов. Поскольку себя, вобщем-то, числю христианином. Более того. Если бы читали внимательнее, то отметили бы про себя, что испанский школяр не крест с себя сорвал, а всего лишь из монастыря ушёл.  8)

Цитата: mid от 14.04.2010 17:17:38
Пардон. Это вы меня об источниках спрашиваете, не приведя ни одной ссылки на протяжении 5-ти глав ?
Если подойти к вопросу слегка небрежно, то ваши цепочки дат и событий сводятся на нет здесь:
http://lib.rus.ec/b/144117
http://lib.rus.ec/b/169937
http://lib.rus.ec/b/163808
Можете смело перестать упоминать 800 лет "темных веков"

Всё было не совсем не так,а совсем совсем не так.

Гениальный ход,обвинить автора исправленной истории Европы,несовпадением мнений с другим автором, который данную историю вообще сократил:
http://lib.rus.ec/b/169937/read#t3
Если же Скалигер ошибся – случайно или намеренно – и приписываемые античному миру люди и приключения «съехали» от своего настоящего места в истории в далекое прошлое, то средневековые анахронизмы становятся, конечно, неизбежными. Ведь автор XIV века, лично знакомый с Цицероном, знакомство с «древним» римлянином так или иначе в своих текстах проявит, что потребует от историков объяснений, почему это произошло. А объяснить это в рамках скалигеровской хронологии они не могут, и для простоты объявляют представления писателей Средневековья и Возрождения «ошибочными» в любой удобный для себя момент, то есть когда они (средневековые представления об истории) перестают соответствовать той истории, которую нынешние ученые выучили в школах и институтах.

Цитата: mid от 14.04.2010 17:17:38
Кстати, угадал я антихристианскую направленность вашего труда еще в день открытия топика верно. Процитирую из служебного топика:
"Насколько я могу судить по выложенным частям, это очередная апология постхристианства".

Любая критика имеющихся исторических несуразностей не может так или иначе не задевать церковь.
А вот  учение Христа как таковое,действительно произвольно притягивается.Дабы встать в позу обвинителя от лица усех христиан.
Мелко,Хоботов(С)

Цитата: mid от 14.04.2010 17:17:38
Тогда же я поставил вопрос о том, чтобы присмотреться к этому топику, и получил отзывы о вас от старожилов Росбалта.

Образец протокола святой коллегии заготовлен?

Цитата: sholast от 14.04.2010 03:15:58
...

А следом написал наш школяр в своей толстой тетради несколько вопросов (Кто же, если не «варвары» и не «вандалы», разрушил Рим? Не сам город, а именно весь «Рим»? После чьих набегов остались в руинах на бескрайних просторах великой и необъятной империи все эти бесчисленные колизеумы, храмы Венер и Аполлонов, Парфеноны и мавзолеи? Кто посягнул на целую цивилизацию и чуть было не уничтожил её вовсе?), и следом привёл такую вот хронологию:

поскипано

Вот на этом школяр, действительно, остановился и закончил свои поиски. Ведь все мы сегодня не раз видели в прямом эфире, как это выглядит на практике, когда восторженная толпа неоофитов — победивших сторонников новой прогрессивной веры или идеи — рушит ненавистные памятники собственных былых заблуждений, расправляется со своими бывшими любимыми вождями и царями, да и вообще со всеми, кого толпа посчитает «ненашими», и кому выпадет печальная участь попасть ей под горячую руку.
.

как-то расплывчато/неконкретно  у Вас виновник определен - "толпа неофитов" и далее по тексту, при всем при том что Вы сами очень щепетильны к значениям слов и других в подмене понятий уличаете. Как-то несерьезно

ЗЫ из википедии
Неофит (от греч. neophytos — недавно насажденный) — в основном значении, новый приверженец (новообращённый) в какую-нибудь религию; 2) в общем, новый приверженец какого-либо учения или общественного движения, новичок в каком-либо деле.

Цитата: mid от 14.04.2010 17:17:38
Пардон. Это вы меня об источниках спрашиваете, не приведя ни одной ссылки на протяжении 5-ти глав ?

Похоже, не у одного А.Э. Башкуева острая нелюбовь к раскрытию первоисточников.

[i]"Насколько я могу судить по выложенным частям, это очередная апология постхристианства".[/

  Mid. Относительно отсутствия ссылок в тексте il Machia уже сам Вам ответил, а я думаю вот что: эту работу я воспринял и сказал об этом в своём вводном посте именно как «литературно-историческое исследование». Знаю, что и footuh*a упрекали в э.... некоторых вольностях и неточностях, требуя указать ссылки на источники. Но, видимо сама специфика жанра требует такой манеры изложения и ссылки внутри повествования могут быть просто неуместны, могут нарушить его гармонию. В тексте содержатся пассажи, которые можно было бы назвать «лирическими отступлениями», но которые, однако, являются необходимыми в данном дискурсе. Ну вот скажите на милость — в первой главе, там где описывался казус с ВОЗом в ООН, если быть придирчивым педантом, то можно требовать от автора дать ссылку на протокол заседания. Разве это не нелепость? Кроме того, Вы не могли не заметить — текст у il Machia в отличие от текстов footuh*a, довольно обильно сдобрен цитатами, в нём не мало закавыченных абзацев, т.е. автор строит свою позицию на серьёзном фундаменте. Ну и ещё, в самом конце будет приведён солидный список литературы и источников, которые автор использовал при написании работы. Если хотите, я могу, отступив от формальных правил, этот список выложить сейчас.


     А  вот никакой апологии постхристианства я в этом тексте не заметил. И, согласитесь, ведь даже не так важно чтО именно написал автор, гораздо важнее чтО в этом написанном  увидал читатель. Я не счёл бы для себя возможным вклиниваться в спор ариан с «легальными» христианами, ибо не являюсь богословом, могу лишь принять к сведению и не более. Как человек по рождению и крещению православный и считающий себя носителем  традиционной русской культуры я принимаю догматы православной церкви просто по факту. Это не мешало и не мешает мне считать Льва Толстого истинным христианином, а анафему ему понимать только как проявление мирской суеты которая, увы, очень часто оказывается совсем не чужда самим церковникам, той суеты которая не всегда соответствует достоинству священнического сана. В предложенном тексте я как раз и увидел именно то, что увидел — целенаправленное искажение смыслов и понятий, сиречь ложь, приведшее к вырезанию из нашего знания и сознания целых важных пластов человеческой истории и, как следствие, не верному пониманию нами нашего мира и нашего места в нём. Много ли мы, не специалисты знали в советское время об истории Византии? Знали, что Олег там прибивал щиты, да Святослав был предан Цхимнистием, ну там и христианство на Русь оттуда, да ещё чего-то немножко (упрощаю, конечно, но Вам понятно что ввиду имею). Могли ли мы на основе такого ограниченного знания правильно оценивать историю России и, следовательно, её истинное место в мире? Орда, взаимоотношения с ней — другой пример. Да такие примеры можно ещё множить, история России оболгана и нами самими в силу идеологических требований момента и ещё более она оболгана западом. Il Machia  в своей работе берёт шире и глубже, речь идёт о тотальной многовековой лжи, о том что во всём этом необходимо тщательно разобраться и о том что — иносказательно, но почти Вас цитируя — нам папский Индекс не указ! Я так прочитал.

Цитата: garryzl от 14.04.2010 15:47:34
 
Но теперь - ваш ход!

  Ув. Garryzl.Вы действительно выделили целый ряд интересных тем достойных обсуждения. Нужно только держать в памяти, что всё это здесь уместно обсуждать не отрываясь от контекста работы il Machia. Задачи в ней поставленные  так как я их понял уже вполне внятно проартикулированы мною в некоторых комментариях. Сейчас опубликую сразу две главы — шестую и седьмую и станет ещё «теплее». Текст насыщен и «реперных» точек добавится. Сразу две главы выкладываю потому что обратил внимание — висит на сайте предупреждение о предстоящем его очередном зависании. У меня же, Вы вероятно заметили - «сова Минервы вылетает ночью» - так уж складывается. Но постараюсь успеть до зависания опубликовать всё до конца и тогда во время вынужденной паузы можно будет читать в автономке.

продолжение


«Последний человек в Европе»

Думаю, доказывать, что сам по себе готский геноцид событие страшное, особой нужды нет. Очевидно и то, что он наверняка страшнее, чем геноцид фламандский (это когда Фернандо Альварес де Толедо, III герцог Альба отправился исполнять вердикт Церкви: голландцы, как народ, виновны в ереси  и потому подлежат наказанию все поголовно), он страшнее, чем геноцид армянский, и даже чем тот ужас, который пережила еврейская нация во время Второй мировой войны. Потому что готский геноцид, в отличие от всех остальных, удался и был доведён до конца, полностью и навсегда. И навсегда остался неосуждённым и ненаказанным.
В детективном жанре это называется: «безупречное преступление». По-английски — «the perfect crime». В англоязычной же статье Википедии по поводу именно таких преступлений, рассматриваемых не только в литературном, но и в юридическом контексте, есть раздел - «Примеры из реальной жизни». Готского геноцида среди них — нет.
И не удивительно нисколько, что нет его в «википедии», потому что нет его — как такового, как самого страшного из известных в нашей цивилизации преступлений против человечности — ни в наших индивидуальных у каждого представлениях о жизни, ни в нашем общем мироощущении.
А такая ущербность нашего восприятия мира могла быть достигнута в таких глобальных масштабах только за счёт процесса не менее глобального и имеющего к тому же крайне неприятное для нас название — промывание мозгов.
Понять же, что кто-то веками хозяйничал в головах наших предков, и что зараза эта осталась нераспознанной и в своём нетронутом первозданном виде передалась и нам, в моём, во всяком случае, представлении – страшно.

А вот страшно ли действительно — то есть не просто печально при  праздном созерцании истории, а страшно по-настоящему, в действительности, в «сегодня» - это, согласен, не настолько очевидно. Во всяком случае для всех тех, кому недосуг проверять по-настоящему, по-переводчески всевозможные (не)простые стереотипы. Хотя если взяться их проверять — нависшая над нами именно сегодня угроза сразу начнёт довлеть не хуже мощной грозовой тучи. И самый наглядный тому пример: «орвеллианский».
Школяр-этимолог, если обратили внимание, написал в своих сумбурных заключительных набросках: «...у кого нашлась такая безграничная власть над умами людей и такая бессовестность перед Вечностью, чтобы  заставить нас поверить, что жертвы сотворённого нами — презренные дикие нелюди...» - и тем самым  довольно точно воспроизвёл столь понравившееся мне определние «чёрного пиара»: «Я сделал так, что человечного в них почти не осталось, что они потому стали посмешищем, убить которое ничуть не жалко и не зазорно.»
А затем школяр настойчиво повторил несколько раз, сам фактически отвечая на свой вопрос о виновных в данном конкретном «чёрном пиаре»: «...страшен этот зловещий смысл чисто орвелловского 'новояза'...»; «...невообразимо огромна безнравственность тех, кто творил эту 'новую речь'...»
И с ним трудно не согласиться.  Ведь если сегодня наши юристы учат нас, как вот «польский юрист — криминолог профессор Рафаэль Лемкин (Лемке)» предложил, что «геноцид — это варварское преступление», то тогда, на таком же «новоязе» в 3445 году, то есть через полторы тысячи лет после, скажем, окончательной победы нацизма во всём цивилизованном мире в 1945 году, по результатам последовавших очередных восьми «Тёмных веков», у наших потомков уже их юристы могли бы договориться о том, что «геноцид — это  жидовское преступление против человечности», и наши потомки восприняли бы это, как должное, потому что жиды – это были когда-то в античных первых двух тысячелетиях н.э. такие коварные, алчные, примитивные и невообразимо мерзкого вида варвары...

Так вот вдумайтесь: Оруэлл о «новоязе» писал, имея в виду преступление против человечности ничуть не меньшее по масштабам, но предупреждал он и писал не применительно к готскому геноциду, и не о тех, кто в реальные Тёмные века трудился над заметанием в истории следов своего «безупречного преступления». Он предупреждал о том, что происходит, и о тех, кто трудится — в наш век.
А кто всерьёз «проверял» этот «стереотип Оруэлла» в его сегодняшнем состоянии, тот знает: с ним происходит какая-то очень тревожная штука. Тревожная потому, что этот крайне важный для будущего нашей свободы стереотип в нашем массовом, мэйнстримном («википедийном») мироощущении явно переживает то же «новоязное» перерождение. Переживает то же, что произошло со стереотипом «варварским» с тех далёких пор, когда слова «При Константине продолжилась варваризация армии» не показались бы никому ничуть смешными, а всего-то напомнили бы, что армию Римской империи всё больше и больше составляли готы. И это никого не удивляло, потому что тогда ещё «варвары-готы» в представлении людей были славными и надёжными воинами, вторым из двух величайших народов христианской цивилизации, мудрым и образованным не хуже самих греков, союзником Римской империи, известным своей веротерпимостью, справедливостью законов собственных и уважением к законам чужим. До их волшебного превращения в низвергателей Римской империи тогда ещё было очень далеко.
Трансформация нашего восприятия «орвеллианского» сегодня, повторяю, точно такая же: жертва постепенно превращается в общем мироощущении в преступника.
Вот эту-то трансформацию я и попытаюсь теперь обозначить и показать.

Начну с совсем простого. Один весьма популярный автор (российский), в своей недавней юбилейной статье «Перечитывая Оруэлла. К шестидесятилетию романа» (имеется в виду «1984») написал: «Ужас будущего тоталитарного мира описан у него так предметно, что становится страшно по-настоящему. … Смешно: он писал главный антикоммунистический текст столетия, а за ним следили английские спецслужбы, считая его тайным адептом коммунизма! По старой памяти – имели основания, но эту школу, с начальных классов «испанского» романтизма и до последнего звонка послевоенной сталинщины, Оруэлл к тому времени – закончил. И в поколении, ослепленном левой идеей, аттестат интеллектуальной зрелости заслужил одним из первых.»
Обратите пока внимание только на соображение, которое я курсивом выделил. И прочтите теперь, что в 1946 году, всего за два года до завершения работы над «1984», по точно этому же поводу, выделив сам курсивом самое главное, сказал в одной из своих статей, озаглавленной к тому же весьма символично с точки зрения нашего разговора -  «Почему я пишу», сам Оруэлл (перевод В.Ф.Мисюченко):
«Каждая всерьез написанная мною с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимаю.»
Джордж Оруэлл, по его собственному мнению, выступал за демократический социализм. А демократический социализм – это центральное, самое главное течение мировой левой идеи. Почему автор юбилейной статьи прежде, чем объявить на весь мир политическое кредо Оруэлла, не захотел послушать его самого, чтобы потом уж точно не ошибиться при «переводе»? - вопрос, естественно, не ко мне.

Слушаем нашего взявшегося перечитывать «1984» автора дальше:
«Впрочем, коммунизм, конечно, только частный случай Старшего Брата; речь в романе не о левых и не о правых – речь о человеке и его свободе. Все остальное – подробности.
…Репертуар тоталитаризма (и авторитаризма как его застенчивой разновидности) слишком убог, чтобы что-то могло не повториться. …
Г-н Медведев, вам привет от г-на Оруэлла!
Привет – Уго Чавесу, Ким Чен Иру, Махмуду Ахмадинежаду, братьям Кастро, братской Джамахирии, Мьянме, мать ее… Всем по периметру. … »

Теперь попробуем вычленить мысль, которую автор столь эмоционально развивает. Тоталитаризм может быть в разных формах; самая страшная его разновидность - коммунизм; в нашем сегодняшнем мире, к сожалению, он в некоторых странах продолжает существовать; вот перечень этих тоталитаристских или авторитарных — не уточнено — режимов, указанных то по названию страны, то по имени их нынешнего лидера.
Дальше, правда, у автора происходит сбой в ясном и понятном изложении мысли, потому что решить, какие ещё страны он имел в виду под своим «всем по периметру», уже очень затруднительно. (Вот любимый мой il Machia — это дружеское прозвище, данное Никколо Макиавелли его приятелями — себе подобных бестолковых «намёков» не позволял;  был при изложении своих мыслей безупречно честен по отношению к читателю. И потому я тоже думаю: хочешь помочь читателю точно и без ошибок понять, что такое тоталитаризм, приводишь для этого пример – так приводи его внятно и законченно. Не хочешь, не можеь почему-либо такой цельный пример привести – не приводи. Воля твоя. Но, будь ласков, не путай ты своего читателя, нехорошо это.)

Но оно, впрочем, не важно. Потому что, по мысли автора юбилейной статьи, в романе у Оруэлла  «коммунизм — только частный случай» тоталитаризма. На самом-то деле, говорит нам автор, «речь в романе — не о левых и не о правых, речь о человеке и (о) его свободе. Всё остальное — подробности...»

Спорить с тем, что на всём протяжении романа «1984» о человеке и о его свободе ведётся страстный разговор, никто не станет, и я в том числе.
А вот с тем, что речь в романе «не о левых и не о правых» я, лично, соглашусь уже только наполовину.
С тем же, что «коммунизм» в романе Оруэлла – только частный случай тоталитаризма, да к тому же ещё и «всего лишь подробности», не соглашусь уже вовсе. Из чего с неумолимой логичностью вытекает, что я зато полностью соглашусь со словами автора: «(Оруэлл) писал главный антикоммунистический текст столетия», - и что эти мои вроде бы противоречивые согласия и несогласия с автором довольно очевидно подтверждают: он, автор, очень всерьёз «заблудился».
Пишу же я с такой ничем, вроде бы, не оправданной самоуверенностью и не соглашаюсь с автором просто потому, что знаю наверняка: примерно так же отреагировал бы на посвящённую его роману юбилейную статью и сам Оруэлл.
Судите сами.

«Оригинал» Оруэлла (цитата из всё той же его статьи «Почему я пишу» в переводе В.Ф.Мисюченко; курсив мой): «Скотный Двор» был первой книгой, в которой я попытался с полным сознанием того, что делаю, сплавить воедино политическую и художественную цели. Вот уже семь лет, как я не написал ни одного романа, но надеюсь, довольно скоро напишу. ...я достаточно ясно представляю себе, что за книгу я хочу написать.»
«Перевод» в юбилейной статье: «Всё остальное (политическое) — подробности».

Оруэлл в данном случае, делясь надеждой на скорый выход в свет нового романа, говорил, без сомнений, о «1984»: он над ним в тот момент уже работал. И можно не сомневаться, что он, действительно, очень ясно представлял себе, что за книгу хотел написать.
Я сейчас дам опять ему самому слово, и Оруэлл сам скажет, что имел в виду. А я только предварю его слова коротким пояснением. В 1941 году вышла очередная книга довольно знаменитого тогда и плодовитого американского политолога Джеймса Бернхема (был в 40-х - 60-х кем-то вроде нынешнего Збигнева Бжезинского; умер в 1987 году). И называлась она - «Революция менеджеров. Что происходит в мире» (у нас в обиходе называется ещё тоже «Управленческая революция»). Бернхем в этой книге анализировал две главные идеи, одна из которых — о том, что мир становится и скоро станет трёхполярным — сразу после войны обсуждалась очень широко и к тому же в абсолютно практическом плане, так же, как в последнее время глобализация. Вот в самый разгар этой широкой международной дискуссии поучаствовал в ней и Оруэлл, посвятив книге Бернхема пространное эссе. В котором в самом начале написал:
«...основной тезис (книги Джэймса Бернхема) я бы сформулировал так: Капитализм исчезает, но на смену ему приходит не Социализм. Вместо этого сейчас вырастает новый тип централизованного, планового общества, которое не будет ни капиталистическим, ни демократическим в любом из тех смыслов, в каком мы демократию понимаем. Управлять этим совершенно новым обществом будут люди, которые реально и на деле контролируют средства производства, а именно: хозяйственные руководители, техники, бюрократы и военные, которых Бернхем всех вместе именует «менеджерами». Эти люди устранят старый капиталистический класс, подавят рабочий класс и организуют общество таким образом, что вся власть и экономические привилегии останутся у них в руках. Право частной собственности будет уничтожено, но право общей собственности введено взамен не будет. Новые «менеджерские» общества будут состоять не из пёстрой толпы небольших независимых государств, а из огромных сверх-государств, сформированных вокруг основных промышленных центров в Европе, Азии и Америке. Эти сверх-государства будут драться между собой за последние остатки ещё незахваченных земель, но, видимо, будут не в состоянии завоевать друг друга окончательно и полностью. Внутреннее устройство в каждом отдельном сверх-государстве будет иерархическим: высший слой будет состоять из новой аристократии, выбившейся туда за счёт исключительных способностей и таланта, а на дне будет основная масса полу-рабов.»

Думаю, любой, кто читал «1984», согласится со мной: это чистый «скелет» романа, на который осталось нарастить «мясо» - описание мест событий, персонажей и происходящих в их жизнях перипетий. А так: главная декорация вот она на сцене, в буквальном смысле слова «как на ладони». И ещё легко увидеть, что в описываемой системе, действительно, нет ни левых, ни правых — и вот в этом-то смысле с заявлением автора юбилейной статьи можно согласиться. Но только наполовину, потому что дальше в своём эссе Оруэлл сформулировал и вот такую мысль:

«Как я уже сказал, Бернхем, видимо, скорее верно, чем неверно, говорит о настоящем и недавнем прошлом. За последние примерно пятьдесят лет общее направление развития несомненно шло в сторону олигархии. Промышленная и финансовая власть всё больше и больше концентрируется; значение каждого самостоятельного капиталиста или держателя акций неизменно уменьшается,* а новый «менеджерский» класс учёных, техников и бюрократов, наоборот, всё растёт; пролетариат в его противостоянии централизованному государству слабеет; маленькие страны становятся почти совсем бессильны против больших; представительные органы приходят в упадок, появляются однопартийные режимы, основывающиеся на полицейском терроре, плебисциты фальсифицируются, и т.д. Всё это ясно указывает, в каком направлении идёт развитие. ...»

* Хочу, пока этот штрих не забылся, особо обратить внимание читателя вот на что. У Оруэлла в «1984», как известно, есть «книга внутри книги», которую по ходу романа читает его главный герой и в которой излагается истинная природа тоталитаризма в Океании. В той книге только что приведённые цитаты из публицистики самого Оруэлла — фигурируют в тексте все, практически дословно. То есть Оруэлл в своём полемическом эссе, по сути, проговаривал «политическую цель» (это его собственное определение!) своего романа. И говорит он при этом: «значение каждого самостоятельного капиталиста или держателя акций неизменно уменьшается». Но ведь «при коммунизме», в СССР - не было и быть не могло в помине ни капиталистов, ни держателей акций. Так? О развитии каких же тогда реальных и явно некоммунистических стран Оруэлл-публицист (а следом за ним и романист) говорил, что оно в его время «несомненно шло в сторону олигархии»? В 1946 году?

«Если тоталитаристские силы восторжествуют и мечты геополитиков осуществятся, Британия, как мировая держава, перестанет существовать, и вообще всю Западную Европу целиком поглотит какое-то одно из великих государств. Англичанину рассматривать такую перспективу бесстрастно трудно... Перед американцем такой (как у англичанина – А.Б.) выбор не стоит. Что бы ни случилось, Соединённые Штаты, как великая держава, выживут, да и с американской точки зрения не так уж и важно, будет над Европой доминировать Россия или Германия. Из тех американцев, кто вообще над этим задумывается, большинство предпочли бы, чтобы мир поделили между собой два-три государства-монстра, которые бы договорились о своих окончательных границах и потом могли бы торговаться между собой по экономическим вопросам, не обременяя себя более идеологическими спорами. … Так что не удивительно, что видение мира у Бернхема часто весьма очевидно близко к взглядам американских империалистов… Это – «жёсткий» или «реалистический» взгляд на мир…»

Ну вот. Живой голос Оруэлла, ответившего нам ясно и без обиняков на вопрос, о чём и о ком именно его рассуждение, о чём он шлёт нам своё предупреждение в романе «1984»: об обществе, которое, среди прочего, как того и хотят американские империалисты, не будет более обременено идеологическими спорами. То есть в котором больше не будет споров между «левыми» и «правыми». И, значит, не будет и их самих, левых и правых трибунов, идеологов, политиков, журналистов. Потому что будут они все под одну гребёнку, «причёсывающую» аккуратно тоталитарную власть империалистов. И страшный результат именно такого развития событий Оруэлл и описал в «1984». А я в связи с этим думаю в некотором недоумении: понимал автор юбилейной статьи или нет, чью сторону он принял и взялся столь энергично отстаивать, когда написал: «речь в романе — не о левых и не о правых... (это не главное, это) подробности...»?* Ведь сам-то Оруэлл важным и таким грозным в своём предупреждении считал: вот что сделают с человеком, с тобой, мой читатель, если и когда волею победивших империалистов левые и правые исчезнут из жизни общества...

* Этот странный выбор позиции автором юбилейной статьи у меня, лично, при чтении его текста вызвал вот такую ассоциацию: великий борец за освобождение человеческой мысли и одновременно философ явно левого толка Жан-Поль Сартр вместе с группой единомышленников основал в 1970-х своё издание, которое они так и назвали: «Освобождение» (Libération); сегодня эта газета, по-прежнему заявляющая себя, как «левая», принадлежит по сути Эдуарду де Ротшильду (он владеет, насколько известно, 37% акций).

Разъяснение Оруэлла ничуть не удивительно, если помнить: Оруэлл выступал против тоталитаризма вообще. А тоталитаризм понимал вот так (всё в том же эссе): «...мысль о том, что индустриализм неизбежно ведёт к формированию монополии, и что монополия в свою очередь неизбежно приведёт к установлению тирании, не добавляет неожиданного или нового к видению этого вопроса». Если учитывать, что индустриализм на стадии его предельной монополизации тогдашние экономисты понимали, как империализм, то становится очевидно: Оруэлл считал, что не ограниченный какими-либо сдерживающими факторами империализм неизбежно приведёт к тоталитаризму.
Для взглядов Оруэлла – а не его «переводчиков» - это, конечно же, естественно, потому что всю жизнь (а не только в беспечной и разудалой молодости, как почему-то решил автор юбилейной статьи) он был последовательным и принципиальным сторонником идеи, которую сам же определял словами «демократический социализм». Причём считается, что слово «демократический» он добавлял исключительно с целью подчеркнуть, что советский, сталинский режим – это не настоящий социализм, потому что он не демократический, и что он поэтому не имеет ничего общего с тем, во что верил Оруэлл. В остальном же Оруэлл верил – в социализм. В его время это означало ещё и то, что Оруэлл был – антиимпериалист.*

* Из всё той же статьи «Почему я пишу» (курсив мой): «Сначала пять лет я занимался неподходящим делом (служил в индийской имперской полиции в Бирме), а потом пережил бедность и ощущение полного провала. Это разожгло свойственную мне ненависть к власти и заставило меня впервые осознать в полной мере существование трудящихся классов, а работа в Бирме дала мне случай разобраться в природе империализма»
И во всё том же эссе про «революцию менеджеров»: «До недавнего времени понятие 'социализм' предполагало в нашем представлении политическую демократию, социальное равенство и интернационализм. Сегодня ни малейших признаков того, что хоть что-то из перечисленного хотя бы где-то осуществляется, не видно нигде.»
Политическая демократия – это свободное и открытое состязание правых, центристов и левых на политическом поле; по справедливым и всеми признанным правилам; при взаимном уважении к естественному праву друг друга отстаивать интересы именно и только «своих» - бедных, средних, богатых; при взаимном понимании, что только так и можно дать всем нам возможность голосом «своей» партии сформулировать и отстаивать свои личные интересы; именно всем: бедным за повышение зарплаты, средним за защиту их маленьких предприятий от монополистов, богатым за их право быть и оставаться богатыми; и, наконец, при общем понимании всеми и одинаково, что иначе не избежать тоталитаризма – победившей «монополии одной партии»: мобократии (власти огромной толпы бедных) или олигархии (власти малюсенькой кучки богатых).
Такое общее и одинаковое понимание всеми реальной и очень грозной опасности и привело ещё в Древней Греции к созданию «республики» - для равной защиты равных прав всех от «монополии одной партии». Искренний и убеждённый борец с такой именно монополией – бесконечно мною за то любимый il Machia – вполне логично и стал «возродителем» античной республиканской идеи и более чем заслуженно остался на века в глазах всех «еретиков» одним из символов Возрождения – своего рода социализма этой ещё не такой давней эпохи.
Вот в такой-то настоящий социализм и верил Оруэлл. И не видел при этом никаких признаков его становления – нигде. Видел, наоборот, «общее направление развития несомненно... в сторону олигархии». И именно из-за этого, а не просто из-за достижений коммунизма в одной отдельно взятой стране, ему и было действительно страшно.

Чтобы поточнее понимать, кого всё-таки и что Оруэлл имел в виду в своей книге, стоит обратить внимание ещё вот на что.
Бернхем утверждал, что «революция менеджеров» уже победила в России и в Германии, и что она уже набирает силу в США. Россия (СССР) и Германия тогда были, действительно, вполне орвеллианскими государствами-монстрами, уже поглотившими многих других и уверенно вставшими на путь в мир, в котором не будет «пёстрой толпы небольших независимых государств»; Соединённые Штаты (т.е. «соединённые государства») всё ещё были в процессе присоединения к себе новых «штатов» (государств) и одновременно силой устанавливали свой контроль над другими странами в разных уголках планеты: в 1940 году события, случившиеся ранее, например, в Мексиканских Техасе и Калифорнии, или на Кубе и Филиппинах, имели политическую актуальность примерно такую же, какую для нас сегодняшних имеет, скажем, начало нашей перестройки. (Недаром Оруэлл обозначил временную перспективу: «за последние, примерно, пятьдесят лет...». То есть и в его представлении, и в представлении его современников «Штаты» ещё вполне могли взять да и свернуть окончательно и бесповоротно на путь превращения в «государство-монстр», надгосударство.)
Оруэлл в своём эссе с оценкой, данной Бернхемом в 1940-м году, в целом согласился (с той оговоркой, что в Штатах процесс был ещё не столь очевиден и потому не необратим).
Но писал Оруэлл эссе не в 1940-м, а в 1946-м году. А тогда в Европе уже полным ходом пошёл процесс, результат которого нам всем сегодня известен под названием «Европейский союз»; и Оруэлл — политический публицист — конечно же о нём хорошо знал. И вот что во всё том же эссе о «менеджерах» написал: «Трудно было ожидать, что кто-либо сумеет точно предсказать последствия Версальского договора, но то, что они будут плохими, могли предположить — и предполагали — миллионы людей. Так же и с урегулированием, которое нынче навязывают Европе: не миллионы, конечно, но всё равно очень многие думающие люди видят, что последствия его тоже будут плачевными.» А «урегулирование» Европе навязывали как раз люди с «жёстким» или «реалистическим» взглядом на мир, близким к «взглядам американских империалистов»; урегулирование трёхполярное, в которое советский «коммунизм» вполне гармонично вписывался составной частью предполагавшегося нового «мира победивших менеджеров».

Пишу об этом, а мысль моя, упрямица, напоминает: самый последовательный и упорный противник «американских империалистов» в Европе, настоящий патриот свободной и независимой Франции генерал Шарль де Голль только чудом остался жив после, как минимум, семи покушений на него (в те же годы, когда погибли Джон и Роберт Кеннеди, Даг Хаммаршельд, Эрнесто Че Гевара) и ушёл с мировой политической арены под огромным давлением всего тогдашнего «западного» мэйнстрима, за пару лет превратившего его в «тирана», только немного не дотягивающего до масштаба Сталина (а вместо него президентом стал бывший «топ-менеджер» одного из банков Ротшильдов Жорж Помпиду); шестьдесят лет структуру Европейского союза строили т.н. «методом Монне» (Жан Монне — современник Оруэлла, тесно сотрудничавший во время и после войны с британской и американской правящими элитами; один из признанных отцов-основателей и первых главных строителей Европейского союза), а сегодня сами европейские властные элиты вынуждены признать, что метод этот был, действительно, недемократичным и применять его далее уже невозможно; и, наконец, результат шестидесятилетнего применения метода Монне — проект Конституции ЕС - был недавно похоронен, как абсолютно не демократический и отражающий исключительно интересы «европейских» бюрократов, т.е. «менеджеров», и крупного капитала, причём похоронен* он был в первую очередь по результатам референдума, проведённого как раз во Франции, то есть на родине и современной демократии, и генерала де Голля.

* Забавно в этой связи: сменившая хозяина, но, вроде бы, не свою социалистическую ориентацию газета «Освобождение», как и весь мэйнстрим во Франции, сначала активно агитировала за этот проект Конституции ЕС, а когда проект был отклонён, много и достаточно негодующе писала о «неудаче», о «провале» референдума (échec du référendum).
Забавно это потому, что в данной оценке – «референдум потерпел неудачу» - произошла эдакая «фрейдовская» оговорка. Такую именно «неудачу» может потерпеть только правительство, власть, желающая заручиться одобрением народа по поводу какой-нибудь предлагаемой ею политики и организующая с этой целью плебисцит. Референдум же «потерпеть неудачу», «провалиться» может только в одном случае – если голосование почему-либо не состоится. Потому что референдум – в свободном демократическом обществе, во всяком случае – это когда не власть, а как бы вся нация спрашивает сама себя: а что я по этому поводу думаю? И сама же себе отвечает: а вот что.  И только если нация на свой вопрос себе почему-либо не ответит, референдум и получится неудавшимся. Ну а коли нация вопрос сама себе о проекте Конституции ЕС задала и свой ответ на него сама себе дала, то референдум-то, значит, вполне удался и состоялся. А «потерпело неудачу», «провалилось» то начинание и те его сторонники, про которых нация сама себе – и «им» в том числе – сказала: нет, в таком виде нам это всё не нравится. Вот потому и забавно иногда читать в данном случае французское, вроде как «социалистическое», т.е. вроде как «народное», «про-демократическое» издание.

Потому же «забавно» (грустно на самом деле) думать о причинах, по которым издатели «1984» настояли на смене названия, которое Оруэлл предлагал для своего романа. А ведь у него рабочее название вплоть до сдачи рукописи издателю было гораздо более личным, конкретным и адресным: «Последний человек в Европе». И вот оно-то — если уж браться перечитывать роман, но только с не затуманенными «стереотипной слепотой» глазами — оно, действительно, поразительный по своей краткости, конкретности и точности сплав политического и художественного в «тексте». Вспомните слова самого Оруэлла: «Англичанину рассматривать такую перспективу бесстрастно трудно...»

И чтобы уже никаких сомнений не осталось по поводу собственных взглядов Оруэлла — а не их «перевода», всё чаще и чаще исполняемого его «переводчиками» - вот ещё одно высказывание по поводу судеб конкретно Европы, сделанное Оруэллом в другой его статье, написанной тоже до выхода «1984» в свет (в 1947 году): «...атомное и любое другое возможное оружие будущего вселит во всех такой страх, что никто уже не осмелится им воспользоваться. И такой вариант развития событий мне представляется наихудшим из всех возможных. Потому что мир в таком случае поделят между собой два или три огромных сверх-государства, и уже ничто не сможет их поколебать: возобладать друг над другом они будут не в состоянии, а подорвать их изнутри в результате народного восстания будет тоже невозможно. Их внутреннее устройство будет, скорее всего, иерархическим: в основе его будет очевидное рабство, а на вершине — полу-божественная каста; при этом подавление свободы в них превзойдёт всё, что только можем мы сегодняшние себе представить. Необходимый психологический настрой внутри каждого из этих государств будет поддерживаться за счёт полной изоляции от внешнего мира и якобы ведения бесконечной войны против остальных государств-соперников. А такими средствами созданная цивилизация может сохраняться в неизменном виде тысячи лет.»

В «1984» - как раз три таких надгосударственных монстра (причём только что приведённая публицистическая цитата в тексте романа тоже воспроизведена практически дословно). Это монстры не капиталистические и не социалистические. Менеджерские. Появившиеся в результате образования чрезмерно больших монополий. Продукт мечтаний и последовательных усилий нацистов и коммунистов, тоталитаристов и геополитиков, всех, кто имеет «жёсткий» или «реалистический» взгляд на мир. Взгляд, близкий взглядам «американских империалистов». В соответствие с которым самостоятельные  демократические государства в большом числе и разнообразии не нужны.
Нужна зато иерархия в обществе. Наверху – менеджеры с выдающимися способностями. Внизу – полурабы с промытыми мозгами; люди, у которых власти предержащие взяли под контроль даже не сознание, а подсознание, или, говоря нашим тут языком, создали и внедрили в него определённую систему (не)простых стереотипов своей Партии.
Два надгосударства-монстра из этих трёх – титаны, которых родят Германия, или Россия (СССР), или кто-то ещё... Не ясно – кто именно; ясно, что те, чьи «менеджеры» окажутся в конце концов более сильными и прилежными последователями идей «американских империалистов».
Третий монстр — это США; или точнее: орвелловское представление о том, какой могла бы быть эволюция «Штатов», если бы она совпала с мечтаниями «американских империалистов».
Такова, думаю, орвеллианская картина мира в неискажённом, чистом, по самому Оруэллу, виде.
И согласен, повторяю, что нет речи – в самом романе – ни о каких левых и ни о каких правых. Но согласен только наполовину — только так! - потому что роман в целом, сам по себе, на другую половину — как единый сплав двух разных, художественной и политической, целей — не что иное, как очень бесшабашное «иду на вы» с поднятым забралом: классический «левый» (искренний социалист, демократ и защитник простого трудящегося человека) Оруэлл публично выступил против таких же классических «правых» (империалистов и близких им по взглядам «менеджеров») во всём необъятном мире всевозможных монополистических «-измов» и просто монополий. И бросил им в лицо: вот как и вот во что все вы, с вашим подходом и методами, неизбежно станете превращать людей; и когда наступит момент, и вы доберётесь до последнего оставшегося человека, вот как это будет выглядеть.

Ну что? С простыми «заблуждениями» автора юбилейной статьи, «переводчика» романа «1984», вроде, разобрались. Можно переходить к более сложным.

«Некоторым очень богатым людям это очень не понравится»

Действительно, сразу после выхода в свет роман «1984» понравился отнюдь не всем, причём не только в Москве, где, естественно, очень хорошо увидели себя в этом «зеркале», но и в некоторых других столицах тоже; и вовсе не в Каракасе, не в Триполи, и не в Рангуне, а, например, в Лондоне.
Почему?
Чтобы получилось у нас, насколько возможно, безо всяких субъективных предположений, дадим слово опять самому Оруэллу.

Лондон в его романе — всего лишь «областной центр», столица третьей по величине провинции в Океании.
Деньги в Океании — не фунты и не рубли, а американские доллары и центы.
Получилось так в результате следующих событий (здесь и далее цитаты из «1984» в переводе В.П.Голышева; курсив мой): «Раскол  мира  на  три сверхдержавы явился событием, которое могло быть предсказано и было предсказано  еще  до  середины  XX  века. После того как Россия  поглотила  Европу,  а  Соединенные  Штаты —  Британскую  империю, фактически сложились две из них. … В Океанию входят обе Америки, атлантические острова, включая Британские,  Австралазия и  юг  Африки.»

Здесь мне бы хотелось отметить одну досадную особенность массового прочтения «1984». «Старший брат» в романе, как известно, имеет ярко выраженную «сталинскую» внешность. Однако Океания, как видно из только что приведённой цитаты, - отнюдь не «сталинская вотчина»; сверх-государство монстр, образованное Советским Союзом — Евразия. Поэтому «Сталин» должен бы быть «Старшим братом» именно там, а не в Океании, которая получилась «на базе» США. Тем не менее, это на первый взгляд непонятное и нелогичное «смещение» сталинского образа на явно чужую территорию проходит сегодня у читателей абсолютно незамеченным. А ведь в нём — серьёзная смысловая нагрузка, о которой мы ещё дальше тоже будем говорить.

То, что все ужасы, описанные в романе, происходят, соответственно, отнюдь не из-за того, что и на Англию распространился и в ней восторжествовал советский «комунизм», в романе подтверждено буквально: «В Океании государственное учение именуется ангсоцем, в Евразии — необольшевизмом, а в Остазии его называют китайским словом... 'культ смерти'... На самом деле эти три идеологии почти неразличимы, а общественные системы, на них основанные, неразличимы совсем. Везде та же пирамидальная структура, тот же культ полубога-вождя, та же экономика, живущая постоянной войной и для войны.»
То, что государственная идеология (тоталитаризма) в Океании не является продуктом заимствования или насильственного насаждения советской «коммунистической» идеологии, в романе тоже сказано буквально (курсив мой): «Неизвестно, сколько правды в этих сказаниях и сколько вымысла. Уинстон не мог вспомнить даже, когда появилась сама партия. Кажется, слова 'ангсоц' он тоже не слышал до 1960 года, хотя возможно, что в староязычной форме — 'английский  социализм' — оно имело хождение и раньше. Все растворяется в тумане.»
Каков смысл этой конкретно идеологии - «английского социализма», ставшего на новоязе «ангсоцем» - Оруэлл в романе разъяснил более, чем подробно и буквально: в двух длинных главах из «книги в книге», которые успел прочесть Уинстон Смит, и в которых как раз и изложена суть ангсоца или, по-старому, английского социализма.
То, что изложено в этих двух главах «книги в книге», историки и литературоведы сегодня считают — спорят, точнее, поскольку никак не могут окончательно решить — либо переиначенным изложением одного из трактатов Льва Троцкого об извращении коммунистической идеи сталинским режимом, либо пересказом постулатов из двух книг Джеймса Бернхема, одна из которых — «Революция менеджеров».
Портрет автора этой «книги в книге» Эммануэля Голдстейна сам Оруэлл нарисовал предельно буквальный: «...отступник и ренегат, когда-то, давным-давно... был одним из руководителей партии, почти равным самому Старшему Брату, а потом встал на путь контрреволюции... Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против  партии, все вредительства, предательства, ереси, уклоны. Неведомо где он все еще жил и ковал крамолу: возможно, за морем, под защитой своих иностранных хозяев... Сухое еврейское лицо в ореоле легких седых волос, козлиная бородка — умное лицо и вместе с  тем необъяснимо отталкивающее; и было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом  носе с очками, съехавшими почти на самый кончик.Он напоминал овцу, и в голосе его слышалось  блеяние.» (Любому, кто не видел поздних фотографий Льва Троцкого, достаточно отыскать пару-тройку из них и поглядеть на изображение чуть дольше и чуть внимательнее обычного; а почему Оруэлл так ополчился на Троцкого: «Необъяснимо отталкивающее лицо... было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе... напоминал овцу... в голосе слышалось блеяние...»? - я ещё попытаюсь позднее объяснить.)

Из всех перечисленных «подсказок», предложенных самим Оруэллом в романе, вытекают три очень важных вопроса, на которые, к сожалению, сам Оруэлл прямых ответов уже не дал.
Первый: почему, невзирая на очевидное сходство вымышленного Эммануэля Голдстейна с реальным Львом Троцким, историки всё никак не могут решить: его трактат о сталинской диктатуре воспроизвёл Оруэлл в своём романе или же всё-таки труды Джеймса Бернхема о международных менеджерах?
Второй: почему потенциально столь чреватую тоталитаризмом суть английского социализма Оруэлл видит в трудах не то советского коммуниста Троцкого, толкующего о советских же реалиях «коммунизма», не то американского политолога Бернхема, рассуждающего о «менеджерах» вообще, во всём глобальном мире монополий?
Третий, вытекающий из первых двух: почему сталинский сугубо локальный «коммунизм», бернхемовский вполне глобальный «менеджеризм» и «английский социализм» настолько, оказывается, похожи, что их даже совместными усилиями многих историков и литературоведов никак не удаётся как следует отличить друг от друга?

Другими словами, получается, что: суть чреватого тоталитаризмом английского социализма — не то в сталинском коммунизме, не то в мировоззрениях американских империалистов середины ХХ века, но в обоих случаях в изложении Льва Троцкого. И вот это очень, на первый взгляд, странное орвелловское «словосочетание» мы теперь и попытаемся «перевести».

Начну опять с простого, с первого вопроса.
Причина, по которой отличить теории Троцкого от теорий Бернхема в их варианте-«1984» очень трудно, заключается вот в чём: «В 1933 году Бернхем (участвовал в учреждении) Американской рабочей партии. На следующий год она объединилась с троцкистской Коммунистической лигой Америки и получила новое название: Социалистическая рабочая партия. … Один из биографов Бернхема, Сэмюэль Фрэнсис, отмечает, что в то время Бернхем стал ведущим представителем троцкистского крыла международного коммунистического движения. А Диггинс полагал, что, даже более того, Бернхем превратился в главного представителя Троцкого и выступал от его имени в интеллектуальных кругах США... Бернхем считал Троцкого истинным наследником Ленина, а троцкизм — воплощением идеалов большевистской революции». Серьёзные разногласия между Троцким и Бернхемом начались только в 1939 году, в процессе бурного внутрипартийного обсуждения вышедшей тогда книги Бруно Рицци «Бюрократизация мира», а после подписания пакта Молотова-Риббентропа, в 1940 году Бернхем официально прекратил своё членство в Партии. Своё видение спорной проблемы, известной сегодня под названием «бюрократический коллективизм», он и изложил в своей «Революции менеджеров». Причём и сам Рицци, и многие другие обвинили Бернхема в откровенном плагиате; он же — спорил и доказывал, что его видение вопроса — совсем иное. Как часто бывает во внутрипартийных теоретических спорах, несогласие у них тогда было по поводу такой «казуистики», что непосвящённому сегодня заметить её, не говоря уж о том, чтобы разобраться и понять, и впрямь, трудно...

Однако комментировал Оруэлл всё-таки не только и не столько теории и взгляды идейного троцкиста; на момент публикации орвелловского эссе Бернхем был уже ведущим и всеми уважаемым экспертом-геополитиком в США. Он уже подготовил для президента Рузвельта секретный аналитический доклад разведки США (OSS) со своей геополитической оценкой ситуации перед встречей в верхах в Ялте, и в этом докладе задолго до Фултонской речи Черчилля и знаменитых секретных докладов Кеннана предсказал неизбежность конфронтации с СССР; его план активного и агрессивного противодействия СССР в послевоенном мире начинал осуществлять всесильный госсекретарь Джон Фостер Даллес; развивая основные постулаты «Революции менеджеров», он уже сформулировал главный геополитический тезис США в отношении СССР, авторство которого сегодня многие почему-то ошибочно приписывают Збигневу Бжезинскому; в 1947 году выпустил первую в США «программную» книгу, разъяснившую безусловную необходимость политики, получившей вскоре название «холодная война» (за ней последовали ещё две, составившие все вместе довольно знаменитую тогда трилогию).

Со вторым вопросом — почему суть английского социализма нужно искать во вроде бы чужих, даже вроде бы откровенно враждебных идеологиях — уже несколько сложнее. Потому что нужно попытаться выяснить, могло ли в принципе между ними быть что-то общее, и если да — то что именно?
Задача, действительно, не самая простая, но всё-таки по-прежнему осуществимая.

Бернхем в «Революции менеджеров» написал, что после Второй мировой войны «Соединённые Штаты… станут естественным ядром одного из великих сверх-государств будущего» и предсказывал, что они в процессе поглотят разваливающуюся Британскую империю (на что англичанин Оруэлл и отреагировал с большой горечью в своём полемическом эссе, а потом — излил всю эту горечь в романе).
Однако, Бернхем, как и Бжезинский после него, тоже «не сам всё это выдумал»: «Бернхем считал, что внешнюю политику Сталина предопределяли соображения, которые предсказал в своих выкладках и концепциях выдающийся британский географ сэр Халфорд Маккиндер. Бернхем предупреждал, прямо заимствуя терминологию у Маккиндера, что '...советская держава, двинувшись из континентального ядра (Хартлэнда) Евразии*... распространяется вовне, на запад в Европу, на юг на Ближний Восток, на восток в Китай...'». Ну и основная геополитическая схема мира у Бернхема до конца его жизни вполне совпадала с той, которую за сорок лет до него не менее подробно и обоснованно расписал именно Халфорд Маккиндер (из чего получается, что и схема Бжезинского тоже скопирована с неё; прямо как какая-нибудь басня Крылова-Лафонтена-Эзопа).

* Обращу на всякий случай внимание читателя: название второго государства-монстра в «1984» Оруэлл просто позаимствовал, даже не меняя, у геополитиков - «Евразия»; и идеология в нём, теперь уже в полном соответствии с прототипом, «необольшевизм».

Идеи сэра Халфорда весьма высоко оценили в Германии: «Глобальный подход Маккиндера привлёк внимание и заслужил похвалу Карла Хаусхофера и его соратников из Мюнхенского института геополитики... В 1920-х и 1930-х годах Хаусхофер был тесно связан с Рудольфом Гессом... Хаусхофер оценил выдвинутые Маккиндером идеи, как 'самый выдающийся из всех географических взглядов на положение в мире'». О книге Маккиндера «Географическая ось истории» он отозвался следующим образом: «Никогда я не встречал ничего более выдающегося, чем эти несколько страниц геополитического совершенства.» Ну и ещё можно уточнить, что Рудольф Гесс был у профессора Хаусхофера, отставного генерала, во время Первой мировой войны адьютантом, а потом одним из любимых студентов, что вместе они помогали Гитлеру писать в тюрьме «Майн Кампф», и что план «Великой Германии», который Гитлер впоследствии пытался осуществить, в его геополитической части разрабатывался по идеям профессора Карла Хаусхофера, созвучным идеям английского географа Халфорда Маккиндера, которые в свою очередь позаимствовал и сделал своими американский геополитик Джеймс Бернхем.

Именно из-за этих корней гитлеровской глобальной политики и стратегии сразу после войны и геополитика, и геополитики оказались в Европе на время полностью дискредитированными; и если, читая в «менеджерском» эссе Оруэлла о Бернхеме слова «геополитики и тоталитаристы», вспомнить об этом, то становится понятно, какие именно чувства Оруэлл в эти слова вкладывал, и что звучали они тогда для европейского читателя — как минимум, презрительно по отношению к адресату (американскому геополитику Бернхему), а скорее всего и просто оскорбительно. Нетрудно, опять же, себе представить, какие чувства в этом смысле должен был вызывать у тогдашних английских читателей сам роман «1984», насквозь пропитанный всем хорошо известной геополитикой Германии, СССР, США и собственной доморощенной.

Итак, идеи и теории американца Бернхема восходят к учению англичанина Маккиндера, которое, в свою очередь, разделяли и нацистские геополитики в Германии (вот и появилась первая идеологическая «связка»). Значит, надо смотреть, кто такой сам Маккиндер, и каково происхождение его идей.
Географом Халфорд Маккиндер числился потому, что в первой половине прошлого века геополитиков, как таковых, ещё практически не было — они вместо этого именовались чаще всего именно географами. Как такой вот географ Маккиндер и написал по горячим следам Первой мировой войны свой главный (как считают его биографы) труд под названием «Демократические идеалы и реальность», в котором сказал, среди прочего: «распределение материковых и морских массивов, плодородных областей и естественным образом образующихся путей сообщения таково, что способствует по самой своей природе росту империй и, в конечном итоге, слиянию их всех в одну единую мировую империю».
При этом Халфорд Маккиндер был ещё и педагогом: начиная с 1892 года работал и преподавал в своей alma mater Оксфорде (а Джеймс Бернхем – оксфордский выпускник 1929 года), и ещё с 1904 по 1908 год директорствовал в Лондонской школе экономики. То есть находился в постоянном и тесном контакте с теми, кто Школой (и одновременно несколькими колледжами Оксфорда) реально руководил. И вот этот-то контакт, если только разделяли его участники идею «роста империй и слияния их всех в единую мировую империю», образует тогда вторую «идеологическую связку», ещё одно звено в логической цепочке, которая должна привести к правильному пониманию вычлененного нами странного орвелловского «словосочетания».
Поэтому смотрим подробнее, о каком же «контакте» шла речь, а главное — разделяли ли его участники идею мировой империи.

Полное название этой школы — Лондонская школа экономики и политических наук. Нынче она – престижнейший ВУЗ, имеет статус автономного факультета лондонского университета. Но задумана и учреждена была частным порядком в 1895 году супругами Беатрисой и Сиднеем Вебб, Грэмом Уоллэсом и Бернардом Шоу. Все они были к тому же членами так называемого Фабианского общества и финансировали создание Школы тоже за счёт этого общества.
Фабианское общество знаменито и известно широкой публике в первую очередь потому, что в конце XIX века разработало и вплоть до 40-х годов века XX активно и упорно распространяло и пропагандировало своё, довольно специфическое учение, которое по имени общества и получило название — фабианский социализм. (Общество существует по сей день, но былой идеологической активности уже давно не проявляет). Поскольку фабианский социализм был сугубо английского происхождения, и явные, активные его пропагандисты были тоже все англичане, то его-то и стали иногда называть «английским социализмом».
Причём ставить знак равенства между лейбористским, тоже социалистическим движением тех лет, и фабианским, или «английским» социализмом — нельзя, даже при том, что  фабианское общество действительно стояло у истоков партии лейбористов. (В 1930-1940-х годах лейбористы ещё были в большей степени всё-таки классической европейской левой партией трудящихся. Оруэлл в одной из своих статей говорил, что на выборах голосовал именно за них; а это, по-моему — достаточно солидный признак и «знак качества».)
Отличительную особенность фабианских социалистов можно понять вот из такого отзыва о них историков (курсив мой): Беатриса Вебб создала Общество, чтобы «свести вместе самых влиятельных и активных деятелей британского истэблишмента, критиков существующих общественных порядков и идеалистов, чтобы дать им тем самым возможность широко обсуждать и разрабатывать курс развития Британской империи в неразрывной связи с необходимыми общественными реформами. ...отчёты о дискуссиях, написанные Бертраном Расселлом и Гербертом Уэллсом, позволяют окончательно убедиться, что, вопреки его  кажущейся оппозиционности британской олигархии, Фабианский социализм на самом деле являлся одним из её главных инструментов для укрепления и распространения своего влияния... (Члены Клуба) верили в первую очередь в элитарность власти, а по отношению к казавшимся им неуклюжими и часто слишком накладными демократическим процедурам они проявляли полную нетерпимость; в их представлении управление Англией должно было оставаться в руках высшей касты, сочетающей в себе просвещённое чувство долга с умением эффективно управлять державой.»
И можно ещё добавить: Фабианское общество поддержало колониальную войну против буров и в начале ХХ века уже полностью и окончательно встало на сторону имперской политики правительства. В 1929-1931 годах лорд Сидней Вебб даже занимал посты сначала министра доминионов и затем министра колоний. А в США главные постулаты фабианского социализма были в значительной степени реализованы после Великой депрессии администрацией президента Рузвельта, достижения которой и позволили Бернхему сделать вывод, что в США происходит «революция менеджеров».

Такое вот взаимоналожение «географической», имперской и «социалистической» идей, при котором странное на первый взгляд «словосочетание» из орвелловского «1984» уже становится более конкретным и понятным. Хотя по-прежнему трудно представить, каким образом якобы социалистическая идея могла уживаться и идти рука об руку с идеей, полностью ей антагонистичной, имперской и империалистической.
Поэтому следующий шаг — надо попытаться проследить, каким образом этот необычный «союз идей» всё-таки сформировался.

В 1870-м году в Оксфорде создали кафедру изящных искусств и преподавать на ней начал Джон Раскин (John Ruskin), который «говорил и об империи, и об обездоленных массах Англии тоже... как о понятиях нравственных. К студентам Оксфорда Раскин обращался, как к представителям привилегированного правящего класса. Он говорил им, что они — хранители великолепной традиции общества образованного, ценящего красоту, главенство закона, свободу, достоинство и самодисциплину; что в то же время этой традиции грозило исчезновение, и спасти её можно было только за счёт её распространения как на все низшие классы в Англии, так и на не-английские массы вообще во всём мире; что в противном случае эта традиция никакого спасения и не заслуживала.»
У Раскина сразу сложился круг студентов-энтузиастов и среди них Арнольд Тойнби, Сесил Родс и Альфред (впоследствие лорд) Милнер. Со временем они составили устойчивое политическое сообщество, получившее позднее название «Круглый стол» (The Round Table). Родс, умерший в 1902-м году, завещал этому сообществу всё своё гигантское состояние (распорядителями фонда он в завещании назначил Милнера и лорда Розбери, зятя своего главного делового партнёра – лорда Натана «Натти» Ротшильда). Позднее, в первые 20 лет двадцатого столетия, лорд Милнер стал одним из самых влиятельных политических деятелей в Англии и, соответственно, в мире (лорд Милнер руководил имперской и внешней политикой Британии; именно его имперские министерские портфели позднее получил Сидней Вебб), а в 1882-м году он ещё молодым человеком читал в кружках рабочих лекции на тему «Социализм», а позднее, в 1906-м году, уже будучи одним из самых влиятельных государственных деятелей в Англии, как-то однажды в публичном выступлении сам о себе сказал: «Я не только империалист до мозга костей... Я ещё и не могу встать на сторону тех, кто огульно хает Социализм. Я признаю при этом, что социализм возможен и в подлой форме, когда против богатства ополчаются просто потому, что ненавидят его, а само учение живёт за счёт разжигания классовой ненависти. Но... есть и благородный Социализм; он рождается не из зависти, не из ненависти, не из немилосердия, а из искренне прочувствованного, благородного и мудрого понимания того, что такое жизнь всей нации в целом.»
Лорд Милнер состоял среди прочего в клубе главных пропагандистов фабианского социализма «Co-Efficients», среди двенадцати членов которого были к тому же, например, лорд Роберт Сесил и лорд Артур Балфур — которые оба побывали премьер-министрами империи.

Первая марксистская социал-демократическая организация в Грузии — «Месаме-даси» («Третья группа»; оригинал следующей цитаты — на русском языке. - А.Б.), «и её большинство, во главе с Жордания, в период 1893-1898 гг. сыграло известную положительную роль. Оно положило начало распространению марксистских идей в Грузии и Закавказье и при всех своих недостатках всё же дало толчок революционной молодёжи и передовым рабочим в деле ознакомления и изучения марксизма. … Ной Жордания ещё в 1898-1899 гг. открыто выступал с апологией западноевропейского империализма, отстаивая идею о цивилизаторской миссии капитализма в колониальных и отсталых странах, утверждая, что отсталые колониальные народы должны признать господство иностранного капитала исторически необходимым, прогрессивным и соответственно оценить заслуги капитализма.
Жордания открыто пропагандировал в связи с англо-бурской войной социал-империалистический тезис.
Вот что он тогда писал:
«Но симпатия к бурам совсем не требует ненависти к англичанам. Бурам мы сочувствуем потому что они – маленькая нация и защищают свою родину и свободу. Англия? Англию нужно любить и сочувствовать ей во многих отношениях. Англия является колыбелью всего того, чем гордится сегодня цивилизованное человечество.
Пускай буры защищают свою маленькую нацию... но вместе с тем пусть Англия остаётся великой Англией, апостолом новой жизни, носительницей нового знамени. Да будет она руководительницей и знаменосцем цивилизации.»
Тогда же, в 1898 году в группу «Месаме-даси» «вступил... товарищ И. Сталин...» и потом не один год оставался её активным членом. Впоследствии, уже после революции, Сталин охотно встречался и дружески беседовал с видными членами фабианского социалистического движения Беатрисы Вебб. Даже Ленин — нечастый случай! - теории Сиднея Вебба считал неплохими и в его адрес полемическими оскорблениями в своей обычной манере не сыпал. Супруги Вебб в свою очередь вплоть до начала Второй мировой войны неизменно положительно отзывались о новой, советской России (последнюю такую апологетическую книгу «Правда о Советской России» Беатриса Вебб написала в 1942 году), как, на первых порах, и созданный под общим руководством лорда Милнера самый серьёзный в Англии политический журнал, имевший то же название, что и его разросшаяся и ставшая крайне влиятельной и внутри страны, и зарубежом группа «Круглый стол».

«...трудно определить отношение (британских) политических партий к идеологии радикального правого крыла (английских фашистов. – А.Б.), которое заимствовало свои тезисы из работ Бернарда Семмеля, посвящённых социал-империализму. Семмель в них показал, что во времена Эдварда VII (1901-1910) программу социальных реформ в сочетании с укреплением империи воспринимали с энтузиазмом партии практически всех направлений... В тот период на мировоззрение нарождающегося радикального правого крыла серьёзное идеологическое влияние оказали такие интеллектуалы левого крыла, как Сидней Вебб и лорд Розбери.»  

В 1900-1910-х гг. ставшая уже большим и разветвлённым сообществом с отделениями во всех основных британских доминионах группа «Круглый стол» собрала  мнения ведущих представителей всех основных политических и общественных движений о желательном с их точки зрения будущем британской империи. По завершении этой работы группа подготовила сводный заключительный доклад. В 1913 году ответственный секретарь группы, Лайонел Кертис (Lionel Curtis), отправился в длительную поездку по доминионам. Выступая перед членами Общества Круглого стола Канады, он выводы доклада резюмировал следующим образом. Все доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Индия и т.д.) и само Соединённое королевство должны стать равными независимыми государствами, которые по своей доброй воле вступят в «органический союз» («органический» здесь использовано в значении «естественным образом растущий и развивающийся. - А.Б.) и создадут над собой своё общее федеративное, имперское или иначе союзное правительство, которому передадут свои права вести все сношения с внешним миром. Этот принцип реформирования – единственный, который позволит империи в будущем остаться жизнеспособной великой державой.
Конституция СССР, принятая в 1924 году, вплоть до деталей является точным отражением этого разработанного и провозглашённого «Круглым столом» принципа превращения империи в «органический союз». (В конце 1910-х годов Лайонел Кертис отказался от термина «союз» в пользу термина «содружество» - Commonwealth. Только поэтому нынешний правопреемник британской империи уже почти 80 лет называется содружеством, а не союзом.)

Принципы коллективного хозяйства (колхоза) и потребительского кооперативного движения (потребкооперации) на селе Беатриса Вебб сформулировала и обосновала в 1891 году, в своей книге «Кооперативное движение в Великобритании». В России первый крупномасштабный проект такой коллективизации сельского хозяйства был осуществлён на Украине и в Крыму, в период с 1924 до 1940 (по другим сведениям — до 1938), в рамках совместного проекта American Jewish Joint Agricultural Corporation – «Agro-Joint», с участием украинского и советского правительств и так называемого (American Jewish) Joint Distribution Committee (JDC; JOINT; ”the Joint”; эта благотворительная организация существует до сих пор). Цель проекта была — организовать колхозы для примерно 600 000 российских евреев. Под него в 1924-м году было выделено в общей сложности до 680 000 гектаров земли (1,7 млн акров), конфискованной после революции у крупных землевладельцев, а также угодий, традиционно принадлежавших российскому государству. Руководитель «the Joint» Джозеф Розен (Dr. Joseph Rosen) по поводу выделенных под проект земель сказал: «Это — лучший чернозём в России. Более плодородных земель даже в Соединённых Штатах нигде нет.»
Предпринятая массовая сельскохозяйственная коллективизация в интересах евреев в СССР имела огромный успех. Тогдашний президент США Герберт Гувер оценил её следующим образом: «один из выдающихся мировых образцов конструирования человеческой жизнедеятельности» (”one of the outstanding pieces of human engineering in the world”). Стартовый капитал проекта, выделенный «the Joint», составил 400 000 долларов (несколько десятков миллионов в нынешнем выражении), а затем американский банкир Феликс Уорбург (Felix Warburg) организовал регулярные пожертвования на созданные колхозы, в том числе от Джулиуса Розенвальда (Sears, Roebuck) и Джона Рокфеллера (точные размеры их взносов официальный биограф банковского дома Уорбургов не называет, ограничивается словом «огромные»).

Ну и последнее: «(Лорд) Милнер терпеть не мог межпартийную борьбу и парламентскую систему; он вместо этого делал ставку на госуправление в интересах социального страхования, национального единства и имперской федерации, и потому мог бы послужить одним из самых ранних примеров нового явления, которое Джеймс Бернхэм позднее назвал 'менеджерской революцией', то есть зарождения и роста группы менеджеров, действующих за кулисами и недоступных контролю со стороны общественного мнения, но умеющих в то же время достигать того, что они сами считают благом для народа.»

Теперь из всего перечисленного можно сделать выжимку: идеология, политическое движение бернхемовских «менеджеров» зародилось, как мировое движение сторонников одновременно и империи, и социализма, но социализма «благородного», с большой буквы, «английского», отличавшегося своей полной, резкой недемократичностью; потому-то сами английские историки и дали «менеджерам» определение «социал-империалисты» (в этом смысле и безо всякой оценочной составляющей я и буду дальше в тексте этот термин использовать). Момент зарождения социал-империализма – последняя четверть XIX века. Российские социал-демократы того времени, в первую очередь меньшевики, включая и тех, кто впоследствие стали лидерами коммунистической партии, а также и идеологи и стратеги германских нацистов — находились с английскими и американскими социал-империалистами в тесном контакте, как идейном, так и практическом. Учение Маркса социал-империалисты не отрицали, а, наоборот, приспосабливали для нужд дальнейшего развития и укрепления империй в условиях неизбежной, с их точки зрения, реформации, необходимой для выживания великих держав в новых условиях; они считали, что это – единственный возможный способ сохранить западную цивилизацию. (Лайонел Кертис в 1913 году в Торонто сказал: «Если мы не создадим такой органический союз – это будет глобальная катастрофа».)
Другими словами, и «ангсоц» - английский социализм — и взгляды «американских менеджеров и империалистов», и «евроазийский необольшевизм», которые Оруэлл отобразил в своём романе «1984», действительно были идейно крайне близки и имели в реальной жизни многие общие, если не вообще одни и те же корни, которые опять же в реальной жизни английские учёные вполне академично называли социал-империализмом. Подавление всякой реальной демократии и в реальных, и в вымышленных Оруэллом «сверхдержавах» полностью соответствовало взглядам идеологов социал-империализма: лорд Милнер был главным инициатором англо-бурской войны на рубеже двадцатого века, и под его непосредственным руководством (он руководил во время той войны британской администрацией в Южной Африке) были созданы первые концентрационные лагеря для заложников — членов семей воевавших буров — в которых погибло несколько десятков тысяч человек, в основном женщин и детей; Лайонел Кертис неоднократно и по разным поводам разъяснял в своих трактатах, что на пути к единому мировому органическому союзу, на переходном этапе сразу давать полную демократию народам британских доминионов и всех других отсталых стран нельзя ни в коем случае: они к ней не готовы, у них нет необходимой для этого образованности, и поэтому всё неизбежно закончится хаосом и анархией; цивилизаторская и одновременно «лидерская» роль реформированной в органический союз британской империи, по мысли Кертиса, в том и заключалась, чтобы взять на себя руководство этими народами и потом постепенно «подтягивать» их до своего уровня.

Ну вот. Осталась по-прежнему невыясненной только последняя, третья часть странного орвелловского «словосочетания»: почему для изложения международной социал-империалистической сущности «английского социализма» Оруэлл выбрал в качестве «медиума» именно Троцкого?

В середине 1930-х годов начали вырываться наружу, то есть становиться достоянием общественности, какие-то разногласия и даже просто силовые столкновения между последователями социал-империалистической  идеи в разных уголках планеты. И так продолжалось до конца 1940-х годов. В историю публичные проявления этих споров вошли под именем «заговоры».
Первым таким очевидным, взволновавшим весь мир заговором стал «Троцкистский заговор», завершившийся московскими показательными процессами и массовыми репрессиями.
Последним столь же очевидным, но не взволновавшим тогда весь мир заговором стал «Заговор фондов», завершившийся вашингтонскими показательными процессами и репрессиями (не массовыми и не сопоставимыми, конечно же, ни в коем случае ни по масштабам, ни по жестокости с «московскими», но всё же — репрессиями; такими, какие тогда считались допустимыми в свободном демократическом мире).
В промежутке между ними аналогичных процессов было много, по всей Европе и даже в Китае.
Если же помнить, каковы природа и суть «международного социал-империализма», то получается, что на всех процессах того периода, от Москвы до Вашингтона и даже до Пекина, репрессированных обвиняли в одном и том же — в отстаивании интересов той или иной группировки социал-империалистов или как минимум в пособничестве им. И эта специфичность тогдашних процессов безупречно вписывается в философию «политической цели» орвелловского романа: не важно, сталинсты они или нацисты, американские империалисты или геополитики всех мастей, от немца-Хаусхофера до американца-Бернхема; важно, что все они – социал-империалисты; не демократы, а геополитики и  тоталитаристы.

Об отправном — «московском» - заговоре все мы сегодня знаем, вроде бы, всё и чуть ли не наизусть. А о заключительном вашингтонском процессе – кто помнит и знает? Или, скажем, о кагулярах во Франции, о деле Гесса в Англии? Расскажет кто из нас хоть об одном из них уверенно и без запинки?
Скорее всего нет. И вот, на мой взгляд, самое краткое, самое выразительное и самое исчерпывающее объяснение — почему (курсив мой):
«...разматывая нити, которые тянулись от известных коммунистов, таких как Уиттэйкер Чэмберс, и дальше через Алджера Хисса и Фонд Карнеги к Томасу Ламонту и Банку Моргана, комитет Конгресса упёрся в большую и плотно переплетённую сеть не облагаемых налогами (т.е. благотворительных, а также вроде нынешних НПО — А.Б.) фондов. В июле 1953 года Восемьдесят третий Конгресс создал Специальную комиссию для Расследования не облагаемых налогами фондов, во главе с представителем от Штата Теннесси Б.Кэрроллом Рисом. Однако скоро стало очевидно, что некоторым очень богатым людям очень не понравится, если расследование зайдёт слишком далеко, и что тесно связанные с этими состоятельными людьми 'самые уважаемые' газеты страны явно не заинтересуются разоблачениями, какими бы впечатляющими они ни оказались, во всяком случае не заинтересуются ими настолько, чтобы начать хоть как-то значимо возбуждать общественное мнение и тем способствовать в сколько-нибудь значимой мере завоеванию голосов избирателей или увеличению сбора взносов на предвыборную кампанию. В 1954 году  безо всякого шума был опубликован достаточно интересный сам по себе отчёт, показывающий связи между политическими левыми силами и благотворительными организациями. Ещё через четыре года юрисконсульт комиссии Риса, Рене Уормсер, написал шокированную, но отнюдь не шокирующую книгу на эту тему под названием 'Фонды: Их власть и влияние'».

Здесь отвлекусь на минутку и расскажу об ещё одной тоже явно «фрейдовской» оговорке, встретившейся мне в полу-официальной биографии Джона Рокфеллера, основателя и владельца «Стандард Ойл», в 1913 году ставшего первым миллиардером и самым богатым человеком в истории США (остаётся таковым по сей день; по методике журнала Форбс его тогдашнего, середины ХХ века, оценивают в сегодняшнем выражении в чуть более 300 млрд долларов; сколько в США и в мире сегодня существует созданных на деньги его империи благотворительных фондов и НПО – я не знаю: не получается сосчитать; слишком всё, действительно, запутано).
Так вот биограф Рокфеллера на определённом этапе рассказывает историю о серии катастрофически разоблачительных очерков про необъятное рокфеллеровское «хозяйство». Очерки эти, начиная с 1902 года и на протяжении нескольких лет, по результатам своего расследования публиковала в одном из самых тогда популярных и читаемых американских журналов McClure’s Magazine независимая журналистка Ида Тарбелл (в результате разразившегося из-за неё скандала Конгресс США даже принял историческое антитрастовское законодательство и безуспешно пытался раздробить рокфеллеровскую монополию). Показала Тарбелл — последовательно и с тщательно подобранными фактами – противорыночный и явно антидемократичный характер политики и практики Рокфеллера в частности и ему подобных в целом. Интернационализм, социализм тогда и получили в Штатах в глазах общественного мнения свою первую дурную славу — поскольку именно их проповедовал Джон Рокфеллер: прекращение вредной, как он считал, свободной конкуренции; централизацию, концентрацию производства, в том числе на международном уровне; «конструирование человеческой жизнедеятельности»; централизованное планирование, наконец; и всё это – утверждал Джон Рокфеллер – исключительно в интересах огромных масс потребителей не то что в одних США, а вообще во всём мире (и повторял таким образом слово в слово азы ангсоца Беатрисы Вебб и остальных фабианцев).
И вот какую забавную оговорку допустил его биограф, повествуя об этом событии (собственно оговорку я выделил курсивом):
«...сериал Иды Тарбелл остаётся самым впечатляющим из всего, что написано о «Стандард Ойл». ... Это и по сей день лучший пример того, чего один-единственный журналист, вооружившись фактами, может  добиться в противостоянии с, казалось бы, неодолимыми силами. ...  
Оглядываясь назад, хорошо видно, что критики Рокфеллера в прессе смогли добиться того, чего добились, потому что всё происходило в тот мимолётный и недолговечный момент, когда корпорации ещё не приспособились к новым средствам массовой информации и не обзавелись никаким аппаратом для связей с общественностью. ... На протяжении ряда лет Стандард Ойл тайно выплачивал ежегодно 15 000 долларов (сегодня это гораздо больше. — А.Б.) английскому экономисту Джорджу Гантону (George Gunton), редактору журнала, который с заметной последовательностью вступал в спор с каждой новой статьёй... Тарбелл. (Опасаясь политических последствий, Рокфеллер и его наследники всегда избегали владения напрямую крупными средствами массовой информации.)»
Вот ведь какой неожиданно искренний и безо всякой утайки рассказ о тех далёких, мимолётных и недолговечных днях, когда «очень богатые люди» - «американские империалисты» - были ещё по-детски наивны, а любая Ида Тарбелл могла, сдав рукопись редактору журнала, заснуть спокойно и верить, что на следующее утро проснётся не изгоем-«конспирологом», а всего лишь просто знаменитой...



                                                          продолжение следует

Цитата: sholast от 15.04.2010 02:19:13
Ув. Garryzl.Вы действительно выделили целый ряд интересных тем достойных обсуждения. Нужно только держать в памяти, что всё это здесь уместно обсуждать не отрываясь от контекста работы il Machia. Задачи в ней поставленные  так как я их понял уже вполне внятно проартикулированы мною в некоторых комментариях.

Ув.Sholast и ув.il Machia!
Мне кажется, я понял, куда вы двигаетесь Буду рад прочитать следующие главы вашего, действительно, интересного расследования. Позволю себе сделать некую "содержательную ставку". Я поставлю на кон - тему "Власть" в ее современном звучании. Если ошибусь - не беда, если выиграю - то с удовольствием поучаствую в обсуждении. Но после ознакомления со всем текстом. Иначе, не очень получается "в кайф" - я обрадовался, "губу раскатал", даже темы обозначил в надежде, что будет повод и компания обсудить тему "Власть над умами", но вы идете, по-моему, глубже. И мне это нравится. Вы, как мне видется, постараетесь показать - что является в нынешней (современной) ситуации основной морфологией власти и ее современным содержанием. Так мне кажется С нетерпением жду весь оставшийся текст. Я думаю, что вы его выложите в ближайшие дни.  Не стоит с этим тянуть  8)

Цитата: garryzl от 15.04.2010 13:29:37
Ув.Sholast и ув.il Machia!
С нетерпением жду весь оставшийся текст. Я думаю, что вы его выложите в ближайшие дни.  Не стоит с этим тянуть  8)

    Да, действительно. Учитывая и то, что сайт может зависнуть в ближайшее время (как и очень многие я тоже надеюсь - не на долго) я поднапрягусь и постараюсь до завтра выложить весь текст, тем более осталось уже не так много. А прямо сейчас - главы восьмая и девятая

продолжение

Конспирология как переводческое ремесло

В конце 1940-х этот «мимолётный и недолговечный» момент со всей очевидностью давно канул в лету, что хорошо видно из приведённой чуть выше цитаты про более позднее и уже очевидно безуспешное расследование, которое так и не задалось, хоть и вела его уже отнюдь не одна отчаянная сорви-голова, как когда-то, а аж целый Конгресс США.
Причём, думаю, ту цитату прочитав, многие мне в мыслях осуждающе возразили: ну вот, так я и знал(-а), обязательно всё  теорией заговора кончится... опять какого-то «конспиролога» за уши притягивают...
А я с полным на то основанием возражу: Нет.
Но тут же задумаюсь на секунду и поправлюсь: если подходить к переводческому ремеслу профессионально, то на каких-то уровнях понимания — да, конечно. А потом и вообще остановлюсь на этом моменте и поговорю о нём подробнее, потому что он имеет прямое, самое непосредственное отношение к выбору именно Троцкого в качестве «медиума» в романе «1984».

Итак. Сначала, как услышу возражение, у меня в уме сработает первый, дословный уровень «понимания стереотипа» - и тогда-то я и возражу. Но потом тут же следом включится у меня второй, требующий многих дополнительных знаний уровень — и тогда я поправлюсь и признаю: да, присутствует в моём рассуждении «конспирология».
Первый, дословный уровень понимания тут вот какой.
Автор книги, из которой взята «конспирологическая» цитата — профессор Кэрролл Квигли — был при жизни (умер в 1977 году) и остаётся до сих пор, и в США и вообще на «западе», одним из самых уважаемых и самых влиятельных специалистов по новейшей политической и военной истории. Один из спичрайтеров Билла Клинтона рассказывал, что Клинтон — бывший у Квигли студентом в Джорджтаунском университете — числил его среди своих самых любимых профессоров и потому часто вставлял в свои выступления цитаты из его трудов.
Книга Квигли, из которой взята цитата - «Трагедия и надежда» - огромный капитальный труд, излагающий мировую политическую и военную историю нашей («западной») цивилизации с середины XIX века и вплоть до второй половины века XX-го (книга по своему построению — как бы полный и завершённый сборник расширенных и систематизированных лекций профессора). Академичность, полнота и глубина анализа, лишённая любых идеологических глупостей и штампов объективность настоящего учёного  до сих пор вызывают восхищение у всех историков. Одним словом, Кэрролл Квигли — всегда был и остаётся достойнейшим из достойных в самом центре «мэйнстрима» современной западной исторической науки, и никто, никогда, ни разу его в «мэйнстриме» к «конспирологам» даже намёком не причислял.
Так что на нашем сегодняшнем первом, буквальном, бытовом уровне понимания слова «конспиролог», в том смысле — особенно оценочном — в каком мы его сегодня применяем ко всяким борцам с настоящими и мнимыми заговорами, Кэрролл Квигли, конечно же, не «конспиролог».
Но остаются у этого слова ещё как минимум два других значения. Первое: просто любой «специалист по изучению конспираций (т.е. заговоров)», и в этом смысле мне, лично, первым тут же на ум приходит il Machia. Второе: «знаток, специалист по заговорам». В этом значении предводитель шайки злодеев, затевающих очередную пакость, мог бы, например, с лёгкой улыбкой сказать заединщикам, про того из них, кому только что поручил обеспечивать дезинформацию и «чёрный пиар», необходимые для успеха предприятия: «Он ведь у нас главный конспиролог, вот пусть и займётся».
А я, пытаясь вычленить и понять политическую цель Оруэлла в романе ”1984”, как раз и обнаружил по ходу дела, что и то, и другое значение к Кэрроллу Квигли тоже применимы, и потому у меня сразу же и включаются даже не один, а два следующих, «мироощущенческих» уровня восприятия, которые раскрывают всем, кто их понимает и знает, целый большой мир, богатый самыми разными нюансами.

Дело в том, что шестьдесят лет только что исполнилось не одному роману Оруэлла: ровно столько же лет исполнилось в этом году и ещё одной такой же книге — «Англо-американский истэблишмент» - написал которую как раз Кэрролл Квигли.
Эта его книга вся полностью посвящена — исключительно и только — точно тому же предмету, что и «1984»; речь в ней об английских и — отчасти — американских «менеджерах», об их мечте о геополитическом мироустройстве, об их иногда крайне опасных методах строительства безусловно социал-империалистического глобального общества на всей планете. Отличие книги Квигли от книги Оруэлла одно: «1984» - антиутопия, обращённая в будущее, а «Англо-американский истэблишмент» - сухое и предельно академичное исследование, обращённое в прошлое. Причём даже тот временной отрезок, который охватывает книга Квигли (1890-1940), удивительно точно совпадает  с определением Оруэлла:  «последние примерно пятьдесят лет».
И вот это исследование Квигли сразу после выхода в свет стало и остаётся поныне у всех прошлых и нынешних конспирологов — у всех, и у серьёзных, и у не серьёзных — их «Библией».
Если бы кто взялся подсчитать, на кого больше и чаще ссылались, как на непререкаемый авторитет, кого чаще и обширнее цитировали и в строго академичных исторических трактатах, и в мировой историко-политической публицистике и полемике — Оруэлла с его «1984» или Квигли с его «Англо-американским истэблишментом» — то я нисколько не уверен, что победил бы в этом соревновании Оруэлл.
Так что в этом втором значении, как серьёзный учёный, исследующий историю «заговоров», Кэрролл Квигли не просто «конспиролог», а, возможно, вообще даже лучший из них всех в нашей новейшей истории.
Остаётся последний, третий вариант - «спеца-заговорщика» - и вот тут-то всё получается гораздо более запутанно.

Начать с того, что, несмотря на всю академичность и огромную популярность «Англо-американского истэблишмента», по случаю юбилея этой книги статей (хотя бы даже с «заблуждениями в переводе» и сбивающихся на злобу дня) никто в нашем сегодняшнем мэйнстриме не написал, она почему-то чествования не заслужила и потому вообще как бы не существует.
А ведь именно так же, на удивление похоже, в мэйнстриме Океании в «1984» тоже как бы не существует тоже бесспорно правдивая в описании действительности «Библия» всех «конспирологов» Океании - «книга в книге», трактат Голдстейна-Троцкого-Бернхема. Все о её существовании и содержании какое-то очень расплывчатое представление имеют, но её тем не менее всё равно вроде бы как не существует.
Странное совпадение?
Чтобы проще получился ход моего дальнейшего рассуждения, стоит, пожалуй, сделать эдакое  «литературоисследовательское» отступление.

Есть книги, прочитать которые близко к замыслу автора по определению невозможно, если не знать достаточно хорошо среду и время, в которых и о которых автор книгу написал. Самый простой и очевидный пример - «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Что от булгаковского замысла после прочтения его романа останется в голове у сегодняшнего среднестатистического жителя какой-нибудь «монтанщины и огаёвщины» - лучше себе в деталях не представлять, чтобы не тревожить зря дух автора. Но ясно, что не испытает подобный читатель того удивительного смешения в груди одновременных позывов хохотать в голос, торжествовать, печалиться и исчезать в грустной задумчивости, которое завладевает любым русским ценителем этого гениального романа.
Так вот «1984» - именно такая книга, только английская. Причём удивительно, как-то даже невероятно похожая именно на «Мастера и Маргариту».
И об этой-то их поразительной схожести я и хочу сказать несколько слов, которые, надеюсь, читатель воспримет следующим образом. Как-то однажды в некоем философском эссе приглянулась мне мысль: «...чем больше книга нравится читателю, задевает его за живое, тем неожиданнее будет его пересказ. В сущности, заинтересованный читатель - всегда интерпретатор, можно сказать, исполнитель, а нестандартное исполнение - это уже новое произведение.» Мысль эта мне понравилась тем, что кратко и элегантно выразила и мои ранее просто смутные ощущения по этому поводу. Так что все мои размышления об Оруэлле и о его романе «1984» я теперь обозначаю, как такое именно своеобразное «новое произведение», такую мою как бы виртуальную маленькую «книгу».
Не стану пересказывать, потому что, думаю, все, кто читал и «1984», и «Мастера и Маргариту», согласятся со мной: Маргарита у Булгакова и Джулия у Оруэлла похожи не просто поразительно и не просто по каким-то сюжетным признакам, чертам характера или хотя бы просто внешне; они как-то даже ослепляюще громадно похожи, когда осознаёшь, как оба автора совершенно одинаково вложили в их образы одни и те же идеи и смыслы: обе — Утренние звёзды, обе — сама свобода и настоящая жизнь, обе — глотки свободы и мгновенья настоящей жизни для героя, обе — его ведьмински бесстрашные защитницы, обе — его надежда на свободу и настоящую жизнь.
Есть между двумя романами и другие очевидные сходства, скажем, в собственных реальных биографиях авторов, которые, тоже никто спорить не станет, отозвались в романах.
Например, первая жена Оруэлла, Эйлин, умершая весной 1945 года, несколько лет проработала  в Управлении цензуры созданного перед самым началом войны Министерства информации, а сам Оруэлл — в Восточном отделе международной службы БиБиСи, входившей в сферу ответственности того же министерства. Занималось министерство — организацией и ведением всех видов пропаганды, нацеленной на «своих», и информационной войны против врага. И в романе у Оруэлла весь замкнутый внутренний мирок этого «министерства Правды», всё, от описания здания министерства и вплоть до быта, словечек, назойливых акронимов и даже баров и кафетериев, так же безусловно угадывается читателем, как угадывается замкнутый московский писательский мирок у Булгакова, по точно таким же разбросанным в его романе многочисленным и откровенным «намёкам».
Схожи во многом (если отвлечься от буквального содержания романов) и главные персонажи в обеих книгах (Мастер и Уинстон Смит).
Схоже и то, что в обоих романах присутствуют и имеют огромное значение «книги в книгах». У Булгакова это рассказ о Иешуа и Понтии Пилате, который написал Мастер, у Оруэлла — это зловещая фальшивка, изготовленная самой внутренней партией.
Все эти сходства я отмечал про себя и раньше, но всё-таки они ещё не настолько поражали меня, чтобы мне пришло в голову что-либо ещё добавить к названию моего виртуального «нового произведения» (т.е. моей читательской интерпретации), которое было, естественно, просто «1984».

А потом я прочитал «Англо-американский истэблишмент», и сцепились у меня в уме каким-то образом какие-то шестерёнки.
Хронологически и роман «1984», и Джордж Оруэлл вообще — как романист, публицист, журналист и просто как человек — вошли в мою жизнь на десять лет раньше, чем появились в ней «Англо-американский истэблишмент», «Трагедия и надежда» и Кэрролл Квигли: в начале 1980-х и в начале 1990-х соответственно.
До встречи с Квигли и с его работами моё «орвеллианское произведение» носило у меня в голове, повторяю, название «1984».
А вот после «встречи» с Квигли я это название изменил. С тех пор и по сей день моё «орвеллианское произведение» называется: «1984. The Master and Margaret».
(1984 в моём новом названии надо читать по-русски или, если угодно, на интерлингве, и только булгаковское добавление — именно и только по-английски. Даже ещё уже и конкретнее: не по-американски, не по-канадски, не по-австралийски, а именно и только — на языке Англии и англичан: потому что Оруэлл был английский писатель и потому писал, как и все-все его собратья в мире и в истории, в первую очередь для своего, английского читателя; так что в этом именно смысле: английские, орвеллианские «Мастер и Маргарита»).

«Шестерёнки» же сцепились у меня в голове в первую очередь из-за самой последней фразы в «Англо-американском истэблишменте» и примерно следующим образом.
Булгаков в последние годы жизни предпринял несколько неудачных попыток встретиться лично со Сталиным, веря, что, если только ему удастся побеседовать с тираном напрямую, он сможет ему обьяснить, сумеет с ним «объясниться». И потому можно не сомневаться, что разговор между Иешуа и Понтием Пилатом в «Мастере и Маргарите» - это, среди прочего, и тот так и не состоявшийся разговор между Булгаковым и Сталиным. Чем у Булгакова на последних страницах романа этот разговор заканчивается — все, думаю, помнят: он не заканчивается, он остаётся обращённым в будущее.
Точно так же обращён в будущее и разговор Оруэлла с его «Понтием Пилатом» - со Старшим братом.
А вот в «Англо-американском истэблишменте» - книге, как я уже говорил, посвящённой точно тому же предмету, что и «1984» - последняя фраза такая: (к концу Второй мировой войны) «...уже становится видно, что начатый в 1875 году усилиями Тойнби и Милнера, осенённый светлой верой в лучшее будущее, беспримерный и отважный  поход постепенно выдохся, иссяк и рассыпался в прах посреди горьких взаимных упрёков и обид между былыми соратниками.»
Вот когда я эту фразу прочёл, у меня вдруг в голове и сложились вместе, как бы «заговорили хором» и поразительные сходства орвелловского и булгаковского романов, и полная идентичность замкнутости орвелловского и булгаковского персонажей в их мирках, и тот странный медиум, которого Оруэлл выбрал для своего романа, чтобы разоблачить сущность социал-империалистической тирании, и (не)концовка беседы с тираном в «Мастере и Маргарите». И в этом их «хоре» я вдруг почему-то «услышал», и возникла вдруг у меня внутри ниоткуда уверенность, что «1984» - это у Оруэлла, как и у Булгакова, в том числе так и не законченный реальный, из жизни разговор с каким-то реальным тираном, которого Оруэлл в романе окрестил «Старшим братом».
Потому что по прочтении последней фразы в книге Квигли у меня неким странным образом сложилось понимание, что «Англо-американский истэблишмент» Кэррола Квигли - это реальный прототип зловещей «книги Голдстейна-Троцкого-Бернхема» в романе Оруэлла.

Ну а теперь вернёмся назад. И я расскажу о том, что в процессе дальнейших поисков логии этимона в выражении «ангсоц в исполнении Троцкого» всякий раз уже реально и всё больше укрепляло и подтверждало моё поначалу чисто интуитивное предположение, что «Англо-американский истэблишмент» - книга, написанная не с целью беспристрастно и исчерпывающе рассказать о «преступлении», а для того, чтобы отвести подозрения от виновных, и что политическая цель Оруэлла в «1984» – разоблачить этот замысел.
Так что возвращаюсь назад, в период с середины 1930-х по конец 1940-х годов, когда все, повторюсь, обвиняли друг друга во всяческих заговорах.

До войны обвинения были в первую очередь в потакании социал-империалистическому тоталитаризму (каждая сторона называла его по-своему, но для нас суть от этого не меняется) и даже в прямом насаждении оного. За пределами тогдашних Германии и СССР доказанность такой вины в худшем случае грозила провинившимся чем-то вроде политической смерти.
После войны обвиняли уже в совершении самого страшного из известных нам преступления — против человечности (и даже еврейский геноцид его ещё отнюдь не исчерпывал). Преступление же это не просто наказуемо смертной казнью. Как выяснил наш школяр-этимолог, оно квалифицируется не только как собственно исполнение злодеяния, но включает в себя и любую форму соучастия и даже просто подстрекательство, и к тому же не имеет срока давности, то есть будет наказано независимо от того, когда виновных в преступлении разоблачат и вину их докажут: через пять лет, через десять, через сто.
И германских социал-империалистов за это преступление в Нюрнберге наказали, и даже продолжают их выявлять и наказывать до сих пор — именно из-за отсутствия срока давности.
А вот остальные процессы имели целью выяснить, были ли у них пособники вне Германии, и если были — то кто? Кто втянул нас в эту жуткую бойню? Был ли это сознательный заговор (выражались тогда именно так, всерьёз, в том числе и в чисто юридических контекстах)? Косвенных улик, подтверждавших, что были такие соучастники и подстрекатели, были заговоры — существовало тогда в избытке. Дальнейшего расследования и нахождения недостающих прямых улик требовали повсюду; и расследовали всё реально и иногда даже действительно всерьёз; и в парламентах, и в прессе, и в судах. Главных виновных искали, естественно, в первую очередь среди тех, кто в силу своего положения и своих возможностей был вообще в состоянии соучаствовать, подстрекать, финансировать и т.д., и т.п. То есть искали заговоры среди правящих элит.
А любая правящая элита — это ведь не мифический Олимп. Для современников это всегда очень конкретные люди, во плоти и крови, с хорошо всем знакомыми лицами, именами и фамилиями; со всевозможными их растиражированными выступлениями и публикациями; с горами написанных ими официальных и частных писем. А слово — не воробей; и что написано пером — то не вырубишь топором. Даже в Библии, в конце концов, сказано: нет ничего тайного, что не стало бы явью...
Значит, не имеющая срока давности мера наказания за преступление против человечности нависла тогда реальной, личной и на всю оставшуюся жизнь угрозой надо всеми, кто соучаствовал, подстрекал, финансировал.

О ком шла речь в США, видно, хоть и весьма туманно, из приведённой выше (не)конспирологической цитаты. А в Англии речь шла вовсе не туманно и в первую очередь — о т.н. «Кливденском круге».

«Кливденский круг» - это название, которое после смерти лорда Милнера получило сообщество его соратников и единомышленников социал-империалистов, именовавшееся до того сначала «Детсад Милнера», потом «Группа Милнера» и, наконец, «Круглый стол». Кливден — место, где расположено родовое поместье и гигантский, роскошный дворец семьи Асторов. Лорд и леди Астор  стали — после смерти Милнера в 1925 году — одними из лидеров его неформального социал-империалистического сообщества. Поскольку члены его часто собирались вместе по случаю светских приёмов в их имении, то один лондонский журналист и придумал как-то для них это прижившееся со временем название— the Cleveden set. В сталинские времена, поскольку с середины 1930-х отношение сообщества к СССР стало уже крайне враждебным, это его название перевели, как «Кливденская клика». Но нейтральный-то перевод, конечно же, «Кливденский круг».

Все ведущие и активные члены Кливденского круга были всем и в Англии, и в мире прекрасно известны. И точно так же миру были известны слишком уж многочисленные факты, из которых неумолимо следовало, что — виновны они в потакательстве нацизму, договаривались о чём-то с Гитлером, а для раскрытия этого преступления и вынесения приговора не хватало только прямых улик, которые подтвердили бы все уже имевшиеся улики косвенные.
И, значит, над всеми членами Кливденского круга, которые могли быть виновны в «заговоре», нависла та самая реальная угроза получить сполна и на всю оставшуюся жизнь. В США, напомню, даже при очень действенном вмешательстве «некоторых очень богатых», которым всё это «очень не понравилось», многие члены правящей элиты всё равно поимели испорченную навсегда репутацию, а некоторые — даже сели-таки в тюрьму; так что и их соратникам в других странах реально грозили абсолютно реальные репрессии.

Профессор Карл Хаусхофер, например, вскоре после окончания войны дал полные и исчерпывающие показания офицерам английской и американской разведки, и рассказал всё, что знал о тайных переговорах Рудольфа Гесса с лидерами Кливденского круга. И сразу после этого, вместе с женой, покончил с собой при обстоятельствах, которые никто даже не попытался расследовать, хотя профессору и предстояло через пару дней — теперь уже публично и под протокол — давать показания на Нюрнбергском процессе.
Сына профессора Хаусхофера, Альбрехта, который был одним из главных посредников-курьеров с немецкой стороны во всё время тайных переговоров вплоть до мая 1941 года, ещё до загадочного самоубийства его родителей казнили, вроде бы по личному указанию Гитлера, всего за два дня до исчезновения из нашей жизни и самого Гитлера тоже.
Тогда же Рудольф Гесс, ещё даже и не пожилой мужчина, спортсмен и выдающийся лётчик-ас, странным образом вдруг превратился в английском плену в сенильного, ничего и никого не помнящего зомби и оставался таковым ещё сорок с лишним лет, до самого конца своей очень долгой тюремной жизни. Причём во всё время его английского пленения руководил его содержанием и всем, что там над Гессом могли тогда проделать – довольно знаменитый у нас Брюс Локкарт, выходец из Группы лорда Милнера, на всю жизнь оставшийся его восхищённым поклонником (если судить по мемуарам самого Локкарта).
А записи исчерпывающих изобличительных показаний профессора Хаусхофера – документы, непонятно какому именно государству принадлежащие – хранятся где-то, и ни по каким законам о свободе информации их потому ни в Англии, ни в США заполучить нельзя по сей день.  

И вот в этот момент, когда было слишком похоже, что кто-то лихорадочно и с абсолютной безжалостностью заметает какие-то зловещие следы, одновременно вышли в свет две книги, посвящённые одним и тем же социал-империалистам, одному и тому же «ангсоцу».
Одна - «1984» Джорджа Оруэлла, адресованная в первую очередь англичанам, со страстным им всем предупреждением: вот чем нам грозит «их» власть, если и когда она распространится на весь оставшийся ещё хоть сколько-то демократическим мир!
Вторая - «Англо-американский истэблишмент», адресованная в первую очередь американцам. Заключительную анестезирующую фразу Квигли, клинически фиксирующую «их» смерть, я уже привёл чуть выше.
И вот если читать обе эти книги параллельно и достаточно внимательно, вникая во все их смыслы, большие и маленькие, то невозможно отделаться от впечатления, что Квигли и Оруэлл в процессе работы над своими книгами знали, что и как именно каждый из них рассказывает о том или ином событии или деятеле; что даже, более того, может быть они и черновики друг друга читали и обсуждали их между собой, спорили. Что, наконец, Джордж Оруэлл в этих спорах обвинял Кэрролла Квигли и тех, кто за ним стоял, в чём-то очень серьёзном, и что вот этот-то их незаконченный спор и воспроизвёл Оруэлл в «1984», как незадолго до него таким же приёмом увековечил свой незавершённый разговор Булгаков.

Народная мудрость гласит, что больше двух совпадений не бывает; когда больше двух — это уже не совпадения. Так вот в связи с книгами Квигли и Оруэлла совпадений не два, не три и не четыре — гораздо больше. Кто не верит — могут теперь начинать загибать пальцы.

И Квигли, и Оруэлл работали над своими книгами в одно и то же время, в одном и том же месте в буквальном смысле слова: в 1947-1949 годах, в Лондоне (сколько всего времени Квигли там тогда провёл, я, правда, наверняка не знаю).

Приведённая ранее цитата - «Милнер...  мог бы послужить одним из самых ранних примеров нового явления, которое Джеймс Бернхэм позднее назвал 'менеджерской революцией'» - из книги Квигли.

В обеих книгах основной рассказ ведётся об одном и том же замкнутом и тесном мирке — о круге людей, делавших и обслуживавших высокую политику, идеологию и пропаганду в Лондоне, причём не обо всём этом весьма пёстром, многообразном и драчливом мире вообще, а только об одной очень конкретной его части — о сторонниках и проводниках идеи и политики социал-империализма, то есть о Кливденском круге, прямом наследнике Группы Милнера (Кливденский круг в предвоенные и военные годы, как очень ясно показывает в своей книге Квигли, именно перечисленные области  британской государственной жизни контролировал практически полностью). Весь мир, описываемый ими обоими — это на самом деле удивительно маленький мирок, в котором живут и действуют от силы несколько сот их живых современников.

Квигли признаётся, что многое для своей книги, для правильного понимания этого мирка почерпнул непосредственно из конфиденциальных бесед с самими его членами, с «посвящёнными».
Оруэлл с конца 1930-х годов и до самой смерти пользовался покровительством Дэвида Астора: сотрудничал в принадлежавшей его семье газете «Обсервер», последние годы жил в одном из принадлежавших ему имений в Шотландии. Более того, считается, что отношения у них были весьма близкие, что вообще Оруэлл на взгляды Астора оказал весьма значительное влияние (Оруэлл был на десять лет старше). Но при этом Дэвид Астор — сын и один из наследников леди Уолдорф Астор и лорда Астора, то есть — как подробно разъяснил в своей книге Квигли — на тот момент самых, возможно, ключевых фигур «внутренней партии» англо-американского истэблишмента. Другими словами Джордж Оруэлл жил, работал и был явно не последним человеком в самом центре этого замкнутого, микроскопического лондонского мирка лидеров мирового социал-империализма. И именно в этом мирке, можно даже сказать почти без натяжки — в этой компании, объявился для написания своей книги американец профессор Кэрролл Квигли.

Квигли нигде и никогда не рассказал ни о том, кто заказал, ни о том, кто оплатил его работу по подготовке и написанию «Англо-американского истэблишмента», а ведь его рукопись была впервые опубликована отдельной книгой и увидела свет только через тридцать с гаком лет после её написания и через четыре года после смерти автора — в 1981 году (ни один обычный профессор себе такую роскошь за свой счёт позволить не смог бы). Поскольку эта его книга явно подталкивает к мысли, что всё связанное с заговорами в исполнении англо-американского истэблишмента на самом деле связано в первую и главную очередь с английской социал-империалистической элитой, а также по некоторым другим признакам (о них ещё будет чуть подробнее дальше), можно предположить, что книга была заказана и оплачена именно американской частью англо-американской социал-империалистической элиты, которая и снабдила Квигли необходимыми рекомендациями, сделавшими возможными его доверительные беседы с «посвящёнными» в Лондоне. Можно также предположить, что цель истэблишмента была — защититься, дать внятное и максимально «безобидное» объяснение всем ставшим известными общественности доказательствам существования заговора. Попросту — Квигли своей книгой должен был помочь разрядить, насколько возможно, обстановку. Мог ли Оруэлл, находясь в самом центре этого мирка, этой фактически компании «заговорщиков», будучи к тому же сам одним из ведущих специалистов по именно этой теме, и зная наверняка гораздо больше, чем он мог написать и писал открыто,* о такой затее не знать?

* Тут надо учитывать одну уже довольно давнюю особенность, присутствующую в «западной» публичной политической полемике и в полной мере свойственную практически одним только англичанам (её даже в сегодняшних США всё ещё в такой степени нет). В Англии существует и принято всеми — журналистами, публицистами, редакторами и издателями всех мастей и окрасок по всему политическому спектру — негласное, но тем не менее незыблемое правило: не критиковать напрямую свою властную элиту. Причём не имеются в виду ни правительство, ни парламент, ни политические партии — их-то как раз критикуй, и чем злее и беззастенчивее, тем больший ты перец в глазах всех коллег. Но вот тех, кто реально стоят за ними и ими «кукловодят» - критиковать в Англии в печати, вообще публично нельзя ни под каким соусом; нарушение этого правила влечёт за собой изгнание из профессии. Случись Иде Тарбелл быть англичанкой и взяться не за Рокфеллера в Вашингтоне, а, скажем, за Ротшильдов в Лондоне, на следующее утро её очерки, уже тогда, скорее всего успокоились бы в мусорной корзине у её редактора, а сама она проснулась бы не просто и банально знаменитой, а именно изгоем-«конспирологом» (в нашем сегодняшнем буквальном понимании слова).
Это, читая англичанина Оруэлла, надо всегда помнить и хорошо понимать. Сразу появляется именно английское восприятие его романа и эдакое заговорщицкое посмеивание по поводу вынужденно-лицемерной, «лубочной», камуфляжно-сталинской внешности, которой Оруэлл, в нарушение всякой логики, снабдил настоящего реального Старшего брата в англо-американской Океании.

Книга Квигли — единственная из мне известных, где практически на одной странице указаны конкретно: главная опасность, о которой Оруэлл в своём романе предупреждает; прототип-источник этой опасности в реальном современном Оруэллу мире; главный обвинительный аргумент Оруэлла; и, наконец, даже реальный прототип названия придуманного Оруэллом государства «Океания» (курсив мой): (В июне 1938 года главный политический печатный орган Кливденского круга журнал «Круглый стол» в редакционной статье писал, что) «...мир будет обеспечен наилучшим образом, если планета разделится на зоны, внутри каждой из которых главенствующее положение займёт одна сверхдержава или группа таких держав, и внутрь которых другие державы извне пытаться проникать по этой причине не будут. В девятнадцатом веке мир был обеспечен, и общих войн в океаническом регионе не было потому, что британские ВМС имели бесспорное и полное превосходство на морях. В настоящий момент жизненно важно разобраться... насколько реальны возможности для того, чтобы в этом же регионе... демократические нации обеспечили безопасность, стабильность и мир, при которых можно сохранять либеральные институты...» (И с этого момента, с середины 1938 года) «...Группа Милнера всё больше и больше настаивала на том, что необходимо этот Океанический блок (Oceanic bloc) создавать.» В том же году Лайонел Кертис написал книгу под названием «Содружество Господне» (The Commonwealth of God) и рассмотрел в ней перспективу неизбежной мировой эволюции в сторону одной глобальной федерации государств. В качестве переходного, промежуточного этапа он определил создание федерации всех англоговорящих народов. Формальные рамки для создания такой «английской» федерации он предложил обозначить за счёт учреждения новой международной организации по типу тогдашней Лиги наций. Однако главную и единственно настоящую роль он отвёл отнюдь не ей: «...нужно одновременно, но совершенно отдельно вести работу с целью сформировать международное содружество по примеру того, каким в 1788 году стали Соединённые Штаты. От Лиги наций оно будет отличаться тем, что его члены частично откажутся от своего суверенитета, и их центральная организационная структура сможет таким образом воздействовать не только на государства, но и напрямую на физических лиц... Кертис прекрасно понимал при этом, что главное препятствие на пути создания такого союза коренилось в умах людей. Для его преодоления он полагался в первую очередь на пропаганду...»
Как наваждение, появляется мысль, что Оруэлл в полемическом азарте просто взял и всё это скопом перенёс в свой роман, развернул несколько сухих абзацев, уместившихся у Квигли на двух неполных страницах, в большое полотно, чтобы стало предельно ясно, к кому он обращается и о чём именно пишет.

В «1984» у Оруэлла в двух главах из книги Эммануэля Голдстейна с убийственной точностью, детально описан механизм, используя который в сочетании с «ангсоцевской» пропагандой, Партия установила в конце концов в Океании запредельно двуличный и столь же запредельно жестокий тоталитарный режим.
У Квигли с такой же точностью и детализацией описаны и механизм, и пропаганда, которые использовали Лайонел Кертис  и его соратники по Группе Милнера/Кливденскому кругу в период с рубежа ХХ века и вплоть до начала Второй мировой войны. Описаны двуличие, жестокость, беспринципность, откровенная публичная ложь, в том числе под присягой и в Парламенте, предательства, манипулирование общественным мнением — описано всё. Описано настолько детально и подробно, что мне, лично, при чтении временами становилось не по себе: нет никаких абстракций, все эти мерзости, все предательства, все обманы творят живые люди, с именами и фамилиями, фотографии которых при желании сегодня любой без труда найдёт в интернете — и сможет посмотреть им в глаза. Повторюсь опять же: ничто в книге Квигли никто никогда не оспаривал и не опровергал. Всё — правда.

Так что казалось бы: Квигли Оруэллу чуть ли не подсказывал, чуть ли не помогал, подгонял даже, говорил: смотри, как всё было на самом деле страшно! И Оруэлл, можно предположить, должен был бы только всё это переписывать уже в своём, антиутопичном формате...
Почему же у них получились, тем не менее, прямо противоположные концовки-выводы?
Окончательного ответа на этот вопрос, может быть, и нет, но подсказки есть точно, если внимательно прочитать следующие несколько сопоставлений обоих текстов.

В «1984» в составе Партии есть ещё и отдельная, «внутренняя партия», её элитная часть, сообщество «посвящённых», которые единственно и наделены реальной властью.
В «Англо-амерканском истэблишменте» Кэрролл Квигли долго, подробно, снова и снова объясняет, что сообщество социал-империалистов («Группа Милнера», «Круглый стол», «Кливденский круг») всегда делилось на «внешний» и «внутренний» круги, и что реальное влияние, власть, посвящённость каждого члена сообщества тем и определялись — входил он во «внутренний круг» или нет.

Кто такой в романе «1984» О'Брайен? Член внутренней партии, один из «посвящённых».
Кто такой, с точки зрения Оруэлла, Квигли? Член внутреннего круга англо-американского истэблишмента, один из «посвящённых». *

* В самом «Англо-американском истэблишменте» Квигли признаёт только то, что он во время написания книги со многими «посвящёнными» доверительно беседовал. Но в вышедшей в 1963 году «Трагедии и Надежде», когда об «Англо-американском истэблишменте» ещё никто не знал, в главе, посвящённой всё тем же предвоенным заговорам международных социал-империалистов, Квигли пишет уже гораздо более откровенно: он сам лично был членом сообщества, на протяжении двух лет имел даже допуск к архивам и документам для написания объективной истории сообщества; он сам подчёркивает, что эти архивные документы до него никто из не посвящённых в руках не держал. Квигли не уточняет, когда это было, но задним числом, зная о его более ранней книге, можно не сомневаться, что случилось это как раз в 1947-1949 годах.

Каким в начале романа «1984» О'Брайен представляется Уинстону Смиту? (Все дальнейшие переводы из «1984» В.П.Голышева) «Несмотря на грозную внешность, он был не лишен обаяния. Он имел привычку поправлять очки на носу, и в этом характерном жесте было что-то до странности обезоруживающее, что-то неуловимо интеллигентное. Дворянин восемнадцатого века, предлагающий свою табакерку, - вот что пришло бы на ум тому, кто еще способен был бы мыслить такими  сравнениями. … В глубине души Уинстон подозревал — а может быть, не подозревал, а лишь надеялся, - что О'Брайен политически не вполне правоверен. Его лицо наводило на такие мысли. Но опять-таки возможно, что на лице было написано не сомнение в догмах, а просто ум. Так или иначе, он производил впечатление человека, с которым можно поговорить — если остаться с ним наедине… Он встретился взглядом с О'Брайеном. ...на какую-то долю секунды их взгляды пересеклись, и за это короткое мгновение Уинстон понял — да, понял! - что О'Брайен думает о том же самом. … Как будто их умы раскрылись и мысли потекли от одного к другому через глаза. "Я с вами. - будто говорил О'Брайен. - Я отлично знаю, что вы чувствуете. Знаю о вашем презрении, вашей ненависти, вашем отвращении. Не тревожьтесь, я на вашей стороне!" … Такие случаи не имели продолжения. Одно только: они поддерживали в нем веру - или надежду, - что есть еще, кроме него, враги у партии.» Это — вступительный портрет, знакомство с персонажем у Оруэлла.
А вот как пишет свой вступительный портрет и знакомит читателя с самим собой Квигли: «Несколько слов о моём личном подходе к этой теме. Я взялся за изучение предмета, как историк. … Я поставил себе задачу не воздавать кому-то хвалу или осуждать кого-то, а лишь излагать предмет и анализировать его. … При этом собственное мнение о предмете у меня, конечно же, тоже есть. С целями и задачами, которые выбирала Группа Милнера, я в целом согласен. В моём представлении Британское содружество наций и британский образ жизни это одно из величайших достижений в истории человечества. … Но при этом с методами, которые они использовали, я не согласен, хотя иногда они и имели в своей основе самые высокие идеалы и добрые намерения... Однако отсутствие у них дальновидности... непонимание последствий, которые возымеют их действия... (и многие другие подобные недостатки) на мой взгляд, привели на грань краха многое из того, что и им, и мне одинаково дорого. … Мне не раз говорили, что историю, которую я намереваюсь рассказать, лучше оставить без огласки; зачем вкладывать в руки врагов всего, чем я восхищаюсь, ещё один меч? Я не согласен... Я верю, что никаких оснований для сокрытия правды нет, и что правда, будучи преданной гласности, людям доброй воли повредить не может. Ведь невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом.»

Как начинается главная политическая (не художественная) завязка сюжета в «1984»? О'Брайен тайком передаёт Уинстону крамольную книгу Эммануэля Голдстейна. Уинстон в ней читает устрашающе точную картину всего того тоталитарного ужаса, в котором он живёт, и ещё более устрашающее — потому что точно так же предельно точно описанное — разъяснение механизма и методов, используя которые внутренняя партия ангсоцевцев этот зловещий режим и установила.
О том, какое действительно страшное описание достигнутых результатов и методов социал-империалистов  дал в своей книге Квигли, я уже написал выше.

Что Уинстон узнаёт дальше? После ареста, при встрече с О'Брайеном, на вопрос о книге Голдстейна, тот ему спокойно признаётся: «Я ее писал. Вернее, участвовал в написании. Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.» То есть Уинстону вдруг и молниеносно открылся сознательный, тщательно спланированный обман, и в самом центре его фигурировал тот самый О'Брайен, который до того казался Уинстону таким достойным доверия, даже потенциальным соратником в борьбе с Партией.
Сам Квигли в 1949 году в предисловии к «Англо-американскому истэблишменту», имея в виду очевидную трудность, с которой он при написании книги сталкивался, подчеркнул (курсив мой): «Историю тайной группы такого рода постороннему человеку писать (не допуская ошибок и неточностей) трудно, но всё-таки приходится, поскольку никто из посвящённых сам этого никогда не сделает.» А ведь в «Трагедии и надежде», через 14 лет, он тоже сам написал, что был «посвящённым», был потому допущен к секретным архивам, собирал мнения и советы «посвящённых» (у Оруэлла это названо: «Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.») И то, что Квигли столь спокойно во всём этом признавался, объясняется просто: о существовании рукописи под названием «Англо-американский истэблишмент» в 1963 году никто в мире не знал, и никто из непосвящённых её не читал, то есть уличить Квигли во лжи никто просто не мог. А вот редактор, которому в 1981 году поручили подготовку рукописи «Англо-американского истэблишмента» к изданию, он — да, вполне мог просто и банально эту нестыковку не заметить, не обратить внимания и пропустить, а дать самому автору считать готовый макет книги он не мог: Квигли на тот момент уже давно не было в живых. И в результате вылетел воробей, которого — у нас, во всяком случае, на русском языке — не поймаешь.
(У Оруэлла это передано вот так:
«Вошел О'Брайен. Уинстон вскочил на ноги. Он был настолько поражен, что забыл всякую осторожность. ...
- И вы у них! - закричал он.
- Я давно у них, - ответил О'Брайен с мягкой иронией, почти с сожалением.»)

Какой после раскрытия этого подлого обмана у Уинстона с О'Брайеном состоялся разговор о книге?
«- То, что там сказано, - правда?
- В описательной части - да. Предложенная программа - вздор.»
Описательная часть «Англо-американского истэблишмента» тоже правда (повторюсь ещё раз: за прошедшие почти 30 лет всю содержащуюся в книге фактуру никто из историков не оспаривал и не пытался опровергать). Какова в книге Квигли «предложенная программа»? Во вступлении он сформулировал свою задачу словами: «невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом». Значит, его задача в его собственном понимании: разобрать прошлые ошибки и дать их правильно понять всем, чтобы люди могли иметь правильные расчёты на будущее. Что он показал в конце концов? Что «...осенённый светлой верой в лучшее будущее, беспримерный и отважный поход (английских социал-империалистов) постепенно выдохся, иссяк и рассыпался в прах посреди горьких взаимных упрёков и обид между былыми соратниками». Значит, его вывод для потомков: вот как плело заговоры полутайное сообщество английских социал-империалистов; их самих уже нет, но вы в будущем всё равно будьте бдительны и избегайте повторения их ошибок.
У Оруэлла сам же О'Брайен и называет свою «предложенную программу» вздором. Коли Квигли писал свою книгу, как «посвященный» и, судя по всему, по заданию самого англо-американского истэблишмента, то, конечно же, в обстановке и в ситуации, выдуманной Оруэллом, то есть меж четырёх глухих тюремных стен и в роли хозяина положения, он бы наверняка тоже, не стесняясь, сказал бы, что вся эта болтовня о печальной кончине глобального социал-империалистического проекта — вздор.
Доказательством того, что реальная позиция настоящего живого Квигли была именно такова, как раз и служит моя «конспирологическая» цитата из его более поздней книги (та, что про очень недовольных очень богатых людей). Потому что из неё видно, что вскоре после того, как Квигли свой «вздор» написал, уже не в Англии, а в США всё тем же «некоторым очень богатым людям» как раз «очень не понравилось», что расследование структуры их англо-американского истэблишмента может зайти слишком далеко, и они тут же включили все те же самые «менеджерские» механизмы и методы — и Конгресс США сдался на милость победителя без разговоров; а он, Квигли, это шокирующим не посчитал, отреагировал именно «с мягкой иронией, почти с сожалением». Может ли быть большее презрение к демократии? К настоящей, как её Оруэлл понимал, демократии? И ведь именно таким презрением к ней всегда и славились «посвящённые» социал-империалисты.

Но всё же судить окончательно о том, был ли в действительности живой контакт между Квигли и Оруэллом, был ли между ними действительно лицом к лицу спор — я не возьмусь. Все только что приведённые мною «улики» всё-таки только косвенные, и ни одной прямой «улики» у меня нет. А потому пусть каждый решает сам.
Мне же осталось ещё только одно сопоставление привести из этого «диалога» между Оруэллом и Квигли. Оно последнее, но зато, всё-таки, видимо, самое главное. И поэтому, чтобы читатель уж наверняка понял до конца, как и почему я его делаю, и почему вывод у меня из него получится тот, который получился, мне теперь надо сделать ещё одно отступление... которое даже не знаю, как назвать. Лингвистическое? Или с улыбкой - шпионское?
Дело в том, что у меня есть старинный приятель-разведчик, назовём его «Палыч», который преподал мне однажды, сам того не зная, лучший урок на тему «Что такое на самом деле лингвистическая штуковина под названием «Фигура умолчания». Как-то однажды, не помню уже почему, зашёл у нас с ним разговор о том, как лучше всего учиться и уметь слушать собеседника. И Палыч вдруг взял да и прочёл мне целую маленькую лекцию, а я в результате усвоил правило, которое с тех пор и называю по-своему, по-лингвистически «фигурой умолчания», а просто в быту моих мыслей - «законом Палыча». Оно, конечно, не совсем соответствует классическому научному определению «фигуры умолчания»: цель, с которой эта форма используется, несколько иная, - но в целом всё совпадает достаточно полно.
А формулирую я закон Палыча так: «Чтобы действительно правильно понимать собеседника, надо знать, о чём он не говорит» («не говорит», имеется при этом в виду, не потому, что не знает, а потому что не хочет). И считаю теперь, что всякий раз, когда искренность любого собеседника (автора) вызывает хоть малейшее сомнение, применять закон Палыча нужно с беспрекословной обязательностью.
Так вот Квигли в «Англо-американском истэблишменте» - сознательно солгал. И промолчал он тогда о том, что он — один из посвящённых, историю которых намеревается рассказать (вместо этого поведал, что он просто любящий правду ради правды историк). Значит, какая была его главная цель? Заставить нас, по прочтении его книги, вынести про себя вот такое суждение: Ну, коли совершенно посторонний и к тому же такой умный и серьёзный историк говорит, что никакого сообщества больше нет, значит, так оно и есть; хотя подонки они, конечно, ещё те были...
Причём самое принципиально важное в этом замысле Квигли — думаю, согласитесь — вложить в наши умы вот это прошедшее время: «были».

Поэтому и выходит, что Квигли, к сожалению, бесспорно конспиролог и в третьем, никак не лестном для него значении.

Всё? Разобрался я с «конспирологией» Квигли? Можно двигаться дальше?
Правильный ответ: Зависит от степени моих знаний и подготовки.
Причём тут опять надо точно понимать слова. Подготовиться мы можем сами, и тогда знания у нас будут собственные и ни от кого не зависящие. А может быть и так, что подготавливает нас кто-то другой, и тогда наши знания уже не наши, и не независимые. Оба процесса и их конечный результат, при этом, в обоих случаях будут называться одинаково: «Наши знания и подготовка». Из-за чего и возникает часто путаница.
Но если с этим делом раз и навсегда разобраться, то дальше сразу станет вполне понятно и очевидно, что, скажем, «переводчик», страдающий «слепотой» на (не)простые стереотипы, просто имеет знания и подготовку не в том смысле, в каком ему в силу его профессии положено. Ведь перевод, как и все другие профессии, в чистом виде не бывает: все профессии пересекаются, частично взаимонакладываются друг на друга; наше вот ремесло — переводческое — как из только что рассказанного хорошо видно, со всей очевидностью накладывается и на конспирологию (а уж как заходит в «переводе» речь о какой-нибудь Церкви или Партии, так и вообще не понятно, чего тогда в нашей работе больше — конспирологии или собственно перевода). Хотим мы того или нет. А чтобы с конспирологией иметь дело и при этом не  «заблудиться», требуются подготовка и знания конечно же только собственные. Хотя, вообще-то, без них «стереотипная слепота», это наше самое постыдное профессиональное заболевание, всё равно проявится в любом случае, рано или поздно, неизбежно.