А еще у нас есть великий
Исаак Ильич Левитан (1860-1900).
Его учителями были художники
Перов,
Саврасов и
Поленов.
"Он самый большой поэт среди них и самый большой чародей настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие стороны Серова, Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей, смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явился вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного "левитановским". (
Грабарь И.Э.)
"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких "чертиков" виртуозности дошел он в своих последних вещах! Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством." (
Головин А.Я.)
"Левитан в своих работах очень точно, может быть и сознательно, передавал общий тон в природе, что и давало ему возможность с необычайной правдивостью изображать моменты дня. Все его картины столь разнообразны по общему тону, что мы сразу видим, какой именно день и какой момент дня изображен художником." (
Крымов Н.П.)
"Левитан был - реалист в глубоком, непреходящем значении этого слова: реалист не только формы, цвета, но и духа темы, нередко скрытой от нашего внешнего взгляда. Он владел, быть может, тем, чем владели большие поэты, художники времен Возрождения, да и наши - Иванов, Суриков и еще весьма немногие."
(
Нестеров М.В.) "Никто из художников до Левитана не передавал с такой печальной силой неизмеримые дали русского ненастья. Оно так спокойно и торжественно, что ощущается как величие. Осень снимала с лесов, с полей, со всей природы густые цвета, смывала дождями зелень. Рощи делались сквозными. Темные краски лета сменялись робким золотом, пурпуром и серебром. Левитан, так же как Пушкин и Тютчев и многие другие, ждал осени, как самого дорогого и мимолетного времени года." (
К.Паустовский)
"Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси - реки разлились, оживает все... Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист." (
Левитан И.И.)
Вечер. Золотой Плес, 1889 годПосле дождя. Плес, 1889 годТихая обитель, 1890Березовая роща
Озеро. Русь, 1900Лесной ручейВесна. Большая вода, 1897
Ненюфары, 1895
ГрозаНад вечным покоем
1894"Про его знаменитую картину "Над вечным покоем" даже и говорить страшно. Это какая-то пучина спокойствия, неземного, нечеловеческого спокойствия. Горизонт захватывает дух - так он необъятно велик. Безмятежное небо распростерлось над небольшим тускло-зеленым бугорком земли, над сельским кладбищем - таким крошечным, таким ничтожным перед лицом этой бесстрастно раскинувшейся природы, что сама смерть кажется здесь фальшивой и незначительной. Ее поглотила эта спокойная ширь. Здесь, перед молчаливым покоем вечной природы, - глуп, и ничтожен, и мал человек со всеми его страданиями, криками и проклятиями. И, несмотря на это, - эта природа послужила тому же человеку, чтобы рабски передать те страдания, крики и проклятия, которые теснятся в человеческой груди. Это двойное отношение Левитана к природе - отношение раба и господина - и являлось, по-моему, причиной того скорбного, бесконечно грустного безысходного покоя, которым проникнута каждая черточка его произведений. Вдумчивое очарование грусти - нежная мелодия сумеречных переживаний, робкая жажда счастья, вечности и жизни - вот в чем обаяние левитановской поэзии, вот в чем смысл ее могущества над современным русским человеком, только что пережившим все ужасы безнадежной чеховщины.
Полюбуйтесь его "Владимиркой". Какая жадная даль, какое бешенство ее размаха! Вдохновенна, опьяняющая, манящая ширь... Манящая, но куда. Понятно, куда может заманить Владимирка, - и нельзя ли этой Владимиркой символизировать все творчество славного художника, с его спокойным и примеренным сознанием безысходности всех фаустовских порывов человеческого духа?
Нужно ли говорить о жизни этого великого человека? Бьющийся в стенах большого города средь голода и нищеты, без всякого намека на человеческую поддержку, неустанный работник, бесконечно преданный своему великому делу; обожание и восторг толпы, слава, рост, талант, высшее его напряжение и смерть - нужно ли говорить обо всем этом..." К.И. ЧуковскийВладимирка, 1892